Александр Осадчиев: Важно понимать процессы, которые проходят в развивающейся зоне северного судоходства

8 мая исполнится четыре года с момента эпохального для науки события, когда российский автономный подводный аппарат «Витязь-Д» погрузился на дно Марианской впадины, чтобы океанологи могли провести исследования на глубине 10 028 метров. Почему так важно изучать морское дно, плотность соленой воды, можно ли во время качки смотреть в микроскоп, куда девается пресная вода из Карского моря, «Вечерняя Москва» узнала у российского океанолога Александра Осадчиева.

Тонкости профессии

Я океанолог. Когда я это говорю, люди почему-то думают, что я биолог — изучаю китов и дельфинов, погружаюсь на глубину с аквалангом. На самом деле океанологи бывают разные. Я занимаюсь физикой моря. Изучаю то, как именно течет вода в море. А циркуляция в море изменяется постоянно, это очень широкое поле для исследования.

Арктика меняется

Сейчас в Арктике все меняется. Там развивается судоходство, растет хозяйственная деятельность. Поэтому понимать процессы, которые там происходят, очень важно. Как важно и то, что будет происходить в дальнейшем. И мы сделали некоторый вклад в научное понимание будущих процессов.

Совершил открытие

Кажется, что очень много людей ходят в море, проводят измерения. Вроде бы все уже давным-давно открыто и нет места для новых результатов. Нам повезло, потому что мы открыли течения, которые почти всегда подо льдом. Одно — вообще всегда. А второе — почти всегда, буквально пару недель в году не подо льдом и то — только последние 10–15 лет. Благодаря этому открытию мы сделали некоторый вклад, чтобы климатологи лучше понимали климатические изменения.

Методы изучения

Главный метод изучения Мирового океана — проводить в нем измерения. И они проводятся, не когда ты сам ныряешь в море, а когда погружаешь в определенную точку Мирового океана приборы и изучаешь состояние воды. Для того чтобы лучше изучить процессы Мирового океана, такие измерения нужно делать регулярно.

Вот представьте себе — огромный Мировой океан. И эти наши судовые измерения можно сравнить с уколом иголки: поверхность Мирового океана полторы сотни миллионов квадратных километров, одно маленькое судно и сравнительно небольшой прибор.

Конечно, это, с одной стороны, базовые знания, потому что мы непосредственно измеряем то, что хотим изучать и то, что хотим понимать, а с другой стороны — это долго, дорого и сложно. Чтобы сделать серию измерений, нужны десятки судов, тысячи судосуток. Это большая работа. И для этого ходят в экспедиции.

Лучшая на свете работа

Океанологом работать очень интересно. Конечно, в каждой работе есть рутина. Но есть и квинтэссенция — когда получаешь результат. Работа в море — это один из периодов максимального научного драйва. Плюс это время плотного общения с людьми. В крупных экспедициях рядом находятся больше 100 человек — 50–70 коллег-ученых разных направлений и человек 50 команды. И все эти люди постоянно, непрерывно между собой общаются. Ведь мы находимся в замкнутом пространстве — на судне, пусть даже это довольно большой корабль, размером с восьмиэтажный дом.

Базовое понятие

Это — качка. Каждую секунду, все время, круглые сутки качает. Качку можно выдержать, не то чтобы это валило с ног. Но когда вас качает в течение недели или месяца, постоянно, каждый момент — люди от такого устают. Некоторые просто лежат не вставая и больше в рейсы не ходят. Невозможно работать, если вас укачивает. На самом деле любого человека можно раскачать так сильно, чтобы ему стало плохо. Но есть некий средний показатель — качка, которая почти всегда есть. И если плохо даже от нее, то в рейс лучше не ходить.

Тонкости терминологии

В море все человеческие названия имеют морские синонимы. Лестница называется «трапом», этаж — «палубой», столовая называется «камбузом». К этому нужно привыкнуть.

Капризы погоды

Хорошая погода в Арктике не такое уж и частое явление. Чаще всего очень холодно и идет дождь или снег. При этом моряки очень суеверные. И о том, что нужна хорошая погода или сейчас стоит хорошая погода — лучше не говорить. Вообще море — это некоторый источник мистического отношения. На суше ты всегда защищен, а на море все изменения, в том числе опасные, происходит резко, как шторм. Резко приходит плохая погода. И ты становишься заложником этого. Полагаю, потому моряки очень суеверны. Есть миллион разных примет. О чем-то говорить нельзя, о чем-то, наоборот, стоит.

Мистический опыт

Когда приходишь на судно, кажется, что оно оживленный предмет. Знаете, летчики здороваются и гладят фюзеляж самолета. Потому что от поведения самолета зависит их жизнь, и таким образом они пытаются наладить контакт с машиной. Несмотря на то что самолеты падают редко, да и какие-то аварии происходят редко, тем не менее, даже учитывая такой контроль, летчик все равно уповает на удачу и говорит с самолетом. То же самое и в море. Конечно, не так все сурово, не грозит смерть. Однако нам грозит невыполнение поставленных работ. Сильная качка, штормы, плохая погода могут не позволить провести необходимый объем исследований. И ты сделаешь только 10–20 процентов от того, что собирался. А в следующий рейс пойдешь через год, а то и через два. Поэтому погода и суеверные мысли все равно приходят в голову любому человеку, даже ученому.

Феномен исследователя

Научные открытия, кроме кропотливой работы, тоже зависят от удачного стечения обстоятельств. Они не всегда лежат на поверхности. Бывает такое, что если бы ты не произвел замер в нужное время в нужном месте, опоздал бы на точку на десять дней — казалось бы, всего ничего! — но этих данных бы уже не получил. То есть это — случайность. Тем не менее и в этом тоже есть некоторая доля суеверий.

Личная удача

Открытие одного из течений как раз и было такой научной удачей. Мы открыли течение в одном из очень важных районов. Особенно с точки зрения происходящих климатических изменений. Сложность в том, что этот район почти все время покрыт льдом. Только последние 10–15 лет он на короткие одну-две недели открывается. В один из рейсов в 2021 году мы пришли туда как раз при идеальной погоде, чего там почти никогда не бывает, и смогли провести измерения. Мы получили гипотезу, вернулись в Москву, обработали данные. И поняли, что нам нужны дополнительные измерения. В октябре этого же года у нас опять собирался рейс, правда, в другое море — в море Лаптевых. В нашу точку измерения он, по идее, идти не собирался. Но нам ужасно повезло. Потому что пролив, который соединяет Карское море и море Лаптевых, был забит льдом. Поскольку попасть в район, где нужно было провести работы, было уже невозможно — мы уговорили капитана зайти в другой, нужный нам участок Карского моря, который все еще не замерз. Удалось уговорить пойти во льды, а капитаны очень этого не любят. Мы провели необходимые измерения и таки подтвердили гипотезу. Мы поняли, что там действительно есть это течение, и разобрались, как оно себя ведет, от чего зависит.

Тайны скрыты подо льдом

Я много занимаюсь тем, как реки впадают в море. А в Арктику впадает большое количество рек. Когда река впадает в море, она сверху образует тоненький опресненный слой. Потому что речная вода легче, чем морская. Толщина этого слоя для крупных арктических рек метров 10–15. А ширина — от края до края — сотни километров. В случае реки Лены даже 1000 километров. Этот слой очень важный. Потому что он сверху, а сверху — самая активная жизнь, поскольку туда попадает солнечный свет. А еще — сверху образуется лед. Это важный показатель — сколько образуется льда, как быстро. Ведь нужно составлять ледокольные маршруты. Да и многое другое. Так вот, этот сравнительно небольшой объем воды распластывается по огромной территории. И то, что с ним происходит, влияет на очень многие процессы. И мы много лет изучали и изучаем области опреснения, которые формируются в морях российской Арктики. Летом северные реки полноводны, а зимой — замерзают. И эта область опреснения в море зимой куда-то пропадает. Представляете? Каждый год 200 или 300 тысяч квадратных километров опресненного слоя воды до зимы есть, а потом нет. Мы объединились с «Норникелем» — у них свой флот, и суда этой компании ходят регулярно — и зимой, и летом. А мы как раз не можем провести нормальные измерения зимой. Мы поставили на суда компании датчики, которые по ходу движения измеряли соленость. И нам удалось разобраться. За несколько месяцев эта пресная вода образует подледное течение, которое к весне уходит в море Лаптевых. Это — второе открытое нами течение.

Нейросеть в голове

Для океанолога интуиция — не самый рабочий инструмент. Потому что море — сложная структура. И очень часто ты идешь в рейс, чтобы понять что-то одно, а море тебе преподносит что-то совершенно другое. И надо быть готовым понять и увидеть, что все твои гипотезы, которые ты выстраивал, — неверные и неправильные. Надо быть готовым к этому восприятию.

Вообще интуиция — если подойти к этому вопросу не с мистической точки зрения, а с практической — хорошо обученная нейросеть. В вашем мозге есть собственная нейросеть. Например, вы много читаете статей о море, знаете природу процессов в том или ином районе Мирового океана и вдруг видите в своем районе признаки тех самых где-то увиденных или вычитанных процессов. А дальше необходимо проверить, так ли это. Вы получаете результат, имея хороший кругозор.

Пирог из воды

Мы, физики, измеряем температуру и соленость воды. Она в океане неоднородная. Вода лежит слоями. Верхний — самый легкий. Под ним — потяжелее. Потом еще тяжелее, и так до самого дна. И каждый слой как-то течет — со своей динамикой, по своим направлениям. Важно понимать, какая у воды плотность. Прибор, который нам помогает измерять все эти параметры, называется «зонд». Он производит замеры температуры и солености воды. На дно его опускают с помощью лебедки. Зонд можно опускать на любую глубину. Скорость спуска примерно метр в секунду. Если глубина большая — этот спуск может занимать часы. Поэтому человек, который работает на лебедке, очень важен. Мы это делаем посменно, я тоже управлял лебедкой. Зонд и все оборудование может стоить 10–20 миллионов рублей, спуск может длиться несколько часов. Надо вовремя остановить зонд, чтобы трос не оборвался. Да и при подъеме нужно быть аккуратным. Это рутинная работа. Но ответственная.

Нервное время

Да, ограничения во время пандемии нас коснулись, и еще как! Были жесткие правила, чтобы попасть в рейс. Все делали прививки в обязательном порядке. Все сидели на карантине. Приезжали с ПЦР-тестом. В 2020 году все вообще было очень строго. Мы до последнего не знали, состоится ли наша экспедиция. А экспедиция была международная. Приедут ли все участники? Все висело на волоске. И, слава Богу, что все обошлось и рейс состоялся. Но я могу сказать, что практически каждая экспедиция, в которой я работал в 2020, 2021 или 2022 годах, переболела ковидом. Несмотря на все предосторожности, карантины, прививки, ПЦР и так далее. Все равно кто-то проносил ковид на судно, и болели абсолютно все. Мы же ученые, мы не можем пройти мимо такого научного материала. И мы в конце рейса смотрели по результатам ПЦР, у кого антитела. К счастью, перед тем как пойти в рейс, все проходят медкомиссию — полноценную, честную, настоящую. Среди наших коллег есть и возрастные люди — по 70 и за 70 лет. Но все обязательно проходят медкомиссию, и так на судно попадают все относительно здоровые люди. Потому что если в море с тобой что-нибудь случится, никто тебе не поможет. Конечно, есть доктор на судне. Но надо понимать — возможности по лечению там очень ограниченны. Хорошо, что в рейсах, где я работал, ковид не становился большой проблемой.

Первый шаг

География мне в детстве очень нравилась. Не из фильмов или книг. Мне приключенческие романы нравились — Майн Рид или Жюль Верн. А во-вторых — мне очень нравились карты. Я всегда с огромным удовольствием рассматривал карты или атласы. И в океанологию я на самом деле попал случайно. А потом понял, что океанология — это часть географии и это визуализация детской мечты. Я учился на математика. А потом окончил университет, искал какую-то веселую работу. И вдруг подумал про океанологию. И получилось. Скоро будет 15 лет, как я пришел в Институт океанологии.

БЛИЦ

— Лучший способ снять напряжение?

— Сходить в рейс.

— Книга, которую вы читаете прямо сейчас?

— «Степные рубежи России». Это научно-популярная книга об истории взаимоотношений Руси и кочевых народов евразийской степи.

— Ваша слабость?

— Я иногда говорю лишнее. Мне следует больше сдерживаться.

— Что для вас самое главное в жизни?

— Быть счастливым, делать то, что тебе нравится.

— Вы счастливы?

— Да, вполне.

ДОСЬЕ

Александр Осадчиев — российский океанолог, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Института океанологии им. П. П. Ширшова РАН, главный научный сотрудник Московского физико-технического института.

С 2009 года работает в Институте океанологии РАН, с 2021 года в должности ведущего научного сотрудника. В 2013 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук под руководством члена-корреспондента РАН П. О. Завьялова.

В 2021 году защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора физико-математических наук. Тема диссертации: «Структура, динамика и изменчивость речных плюмов». Получил медаль Российской академии наук с премией для молодых ученых в 2018 году. Лауреат премии правительства Москвы молодым ученым в 2020 году. Лауреат премии президента в области науки и инноваций для молодых ученых за 2022 год.