И откроем его как поэта
90 лет со дня рождения Валентина Гафта исполнилось 2 сентября. Сыгравший огромное количество ролей в кино и на сцене, актер был обожаем зрителями, но немногие знали поэта Гафта….
Со стороны Гафт, с которым в последние годы его жизни тепло общался главный редактор нашей газеты Александр Куприянов, порой казался язвительным, а то и желчным. Но за этой маской скрывался человек ранимый, преданный и сомневающийся. Долгое время только самые близкие люди знали, что к своему поэтическому творчеству он относится едва ли не серьезнее, чем к служению Мельпомене. Широкой публике были известны в основном его эпиграммы, обычно — полускандальные. Несколько сборников стихов, изданных при жизни артиста, были его гордостью. Что же касается эпиграмм, то они со многими его рассорили, хотя в интервью «Вечерней Москве» Гафт с горечью говорил, что о многих из них он серьезно сожалеет, а часть ему беззастенчиво приписали....
И вот, спустя пять лет после его ухода (печальная дата приходится на 12 декабря), готовится к выпуску уникальное издание, в которое войдут в том числе и никогда прежде не публиковавшиеся стихи и эпиграммы Гафта. Все эти годы поиском бесценного наследия Валентина Иосифовича занимался Гагик Карапетян, придумавший этот проект.
Гагик Арутюнович когда-то работал в ТАСС, «Неделе», «Труде», «Известиях», потом из газетной журналистики ушел, и ныне он — автор и составитель порядка трех десятков книг-мемуаров и сборников в жанре интервью. Он проделал титаническую работу и не только нашел много неизвестных стихов и эпиграмм Гафта, но и взял интервью у 400 (!) человек, знавших или каким-либо образом связанных с Гафтом, выясняя подробности его жизни и отношение людей к его эпиграммам. Мы поговорили с ним перед юбилеем Валентина Гафта.
— Гагик Арутюнович, к зиме мы ждем выхода шеститомного собрания сочинений Гафта. Как шла работа над ним?
— Журналистские связи много лет назад вывели меня на теперь уже бывшего администратора театра «Современник» Александра Сидельникова. И у него я увидел изданную в 1991-м книжечку эпиграмм Гафта. Этот личный экземпляр Сидельникова был уникален! Выполняя свои служебные обязанности, он встречал и провожал почетных гостей театра эпохи Волчек. Среди них оказывались и «герои» сочинений Гафта. Так на страницах той книжечки стали появляться ответные послания автору эпиграмм. Так набралось 32 лаконичных «рецензии». Потом Сидельников взялся разбирать залежи домашнего архива.
Там было что искать: он почти три десятилетия организовывал творческие вечера Гафта, а также «подсказывал» ему злободневные имена «героев» эпиграмм и записывал его тексты. А я тем временем, получив благословение Ольги Михайловны Остроумовой (актриса Театра им. Моссовета, супруга Валентина Гафта. — «ВМ») на подготовку рукописи, начал беседовать с «жертвами» его текстов, их родными и коллегами. Число их увеличилось после того, как сотрудники Генконсульства России в Таллине в ответ на мою просьбу прислали ксерокс «исторической» публикации в газете «Молодежь Эстонии». Там 19 апреля 1976 года в качестве приложения к интервью Валентина Иосифовича впервые увидели свет некоторые его сочинения из числа тех, что с конца 1960-х мгновенно распространялись в театральной и светской Москве на бледных машинописных страничках. Наиболее значительный подарок я получил от Леонида Бабушкина. Он, один из немногих настоящих друзей Гафта, и его жена Галина многие годы гостеприимно выделяли летом, после окончания театрального сезона, отдельную комнату для Валентина Иосифовича. Так в тогдашнем доме Бабушкиных в горной Швейцарии возникло «Болдино» Гафта. Заботливая Галина, видя его неорганизованность (мог забыть исписанные каракулями листочки, где почти никогда не ставил даты), а затем и последствия пережитого инсульта с неотступающей болезнью Паркинсона, стала записывать рождавшиеся на их глазах сочинения Валентина Иосифовича. И Леонид Аркадьевич передал мне папки бесценных бумаг весом почти… три килограмма! Объем собранных эпиграмм и посвящений Валентина Иосифовича, а также воспоминаний о немполучился гигантским — по два тома-«кирпича». Мы назвали его «триптих в квадрате». Первый «квадрат» — примерно 170 именных глав от А до Я. Еще приложение с понятным для любителей застолий заголовком «Алаверды» — эпиграммы на самого Гафта, включая и написанную им на самого себя в день 76-летия. «Ответные выстрелы» произвели около полусотни смельчаков. Большинство текстов печатаются под рубриками «Публикуется впервые», «История находки», «Чего не знает читатель»…. Самые большие — главы, посвященные коллегам в «Современнике».
— Валентин Иосифович мог «ужалить» обжигающе. Хотя мне он несколько раз говорил, только что не со слезами на глазах, как много ему приписывали «левых» творений....
— Самой загадочной и морально тяжелой для меня оказалась главка, посвященная печально известной эпиграмме о клане Михалковых. Пришлось вспомнить приемы журналистского расследования. В итоге в одном файле «столкнулись» честные признания Гафта с клятвенными опровержениями самого себя. Причем они оказались растиражированными (простите, Ольга, но и в его беседе с вами на страницах «Вечерней Москвы») после встречи Валентина Иосифовича в одном из кремлевских коридоров с Никитой Сергеевичем незадолго до начала съемок фильма «Двенадцать».И среди моих собеседников нашлись очевидцы во главе с Алексеем Симоновым, слышавшие злополучную эпиграмму из уст Гафта. Бывает.… Кто из нас без греха….
Хотя мои источники ряда неизвестных текстов — уважаемые люди, но когда адресатами острых стихов Валентина Иосифовича назывались, например, Сергей Есенин или Олег Ефремов, пришлось «сочинить» юридически вроде безупречную формулировку: «Приписываемая В. Гафту». Какая-никакая, но защита от нападок.
— Вы сказали, что взяли почти четыре сотни интервью. Как «жертвы» Гафта относились к эпиграммам на себя?
— За минувшие четыре года у меня «нарисовался» список «жертв» Гафта, которые из-за отсутствия даже крошечного чувства юмора образовали условную группу «отказников». Их — пара дюжин. Немецкий режиссер Питер Штайн в переписке со мной в ответ на эпиграммы Валентина Иосифовича о его постановках в России вместо адекватного комментария написал, что… не знает такого актера, как Гафт. Но больше всех рассмешила Ксения Собчак. Неопубликованная эпиграмма на нее нашлась в семейном архиве Бабушкиных. После чего удивительно быстро «сочинилась» миниатюрная главка. С ней первыми познакомятся читатели «Вечерней Москвы».
Of course, я, конечно, не дура,
Любимое слово — «хочу»,
Не лучшая в мире фигура,
Но к ней я вас всех приучу.
Кошу я под выскочку и дуру,
Бесстрашная, вся в кураже,
Был цирк для меня не халтура,
Давно я, как клоун, уже.
Я стала богатой и честной,
Без всяких натяжек лица,
Я — Ксения Собчак, вам известно,
Ни мать мне не жаль, ни отца.
Я предложил Ксении встретиться, обозначив тему, она ответила: «Давайте, я с радостью!» — но после того как я отправил текст эпиграммы, «жертва» замолкла. А вообще, сколько главок — почти столько же набралось у меня и «закулисных» историй относительно перипетий общения с героями Валентина Иосифовича. И как не восхититься и не поблагодарить Наталью Фатееву и Евгению Симонову, которые, узнав, что Гафт посвятил им не самые лестные сочинения, сразу согласились с его авторством!
— У Валентина Иосифовича были эпиграммы с открытой адресностью, а были — закодированные. Какие-то открытия в этом плане были сделаны?
— Все узнаете из книги. Татьяна Краснопольская, вдова поэта Валерия Краснопольского, который собрал и издал первые книги Гафта, рассказала в лицах, каким образом появилась известная эпиграмма «Жене моего редактора». «Как-то летом на даче Валера чем-то занимался на втором этаже. Гафт непрерывно звонил, я всегда брала трубку, а он читал. Мое мнение пять раз подряд оставалось неизменным: «Ну опять нескладно!». Наконец, Гафт перезвонил и попросил: «Позови Валеру!». А он сверху крикнул: «Тань, кто это?». Я ответила: «Иди, тебя — все те же!». Эти слова превратились в строчку в будущем сочинении. Вот так и я «плюнула в вечность».
Звоню редактору, как доктору, —
Хочу читать стихи до дрожи.
Так просят помощи у трактора,
Который вытянуть поможет.
Его жена у телефона:
Зубов сначала слышу скрежет,
Потом предательского тона
Слова: «Иди, тебя — все те же!».
— Гафт любил вставить в тексты крепкое словцо. Как вы решили этот вопрос в издании?
— Хотя Ольга Михайловна Остроумова считает, что Валентин Иосифович после знакомства и брака перестал считаться заядлым матерщинником, это не совсем так. Все не раз слышали, как Гафт живописал свое детство в Сокольниках в окружении бандитской шпаны на Матросской Тишине. Так что мат в его речи окружающими воспринимался, насколько я понимаю, как «вечная» фигура речи, и удивляться его присутствию вряд ли имеет смысл. Хотя нет.… Однажды, перед тем как прочесть в переполненном фойе «Современника» финальное четверостишие из посвящения своим друзьям — актрисе Алле Будницкой и режиссеру Александру Орлову, — Гафт предупредительно извинился перед Владимиром Путиным за единственное непечатное словечко. В ответ российский президент, посетивший театр по случаю его 50-летия для вручения актерам правительственных наград и творческих званий, понимающе улыбнулся Валентину Иосифовичу и заметил (цитирую со слов старейшины кремлевского пула журналистов): «Я-то ничего, переживу, да и мне не привыкать, но вокруг женщины…». Думаете, Гафт нашел печатный синоним? Ничуть не бывало….
Мы дискутировали с Ольгой Михайловной Остроумовой, как «замаскировать» обсценную поэтическую лексику в сочинениях Валентина Иосифовича. Она выбрала для «шифра» многоточия.
— Гафт не чурался политики. У него есть поэма о Сталине, где он пытался описать вождя народов, минуя клише, и сделал это смело. «Политическая составляющая» в томах есть?
— Да, сначала длинная эпиграмма на Эдварда Радзинского разрослась до поэмы. В ее основу вошли другие сочинения Гафта, посвященные советским политическим деятелям во главе со Сталиным. Эта конструкция трансформировалась в шедший несколько лет спектакль «Сон Гафта, поставленный Виктюком». Пришлось разобрать пьесу на первородные «атомы», и в двух томах нашего собрания эпиграмм появились главки, посвященные не только «вождю всех времен и народов», но и Хрущеву с Зюгановым.
Будучи всю жизнь беспартийным, Валентин Иосифович следил за доморощенными политиками чуть ли не с тем же темпераментом, как болел за любимый футбольный «Спартак». Поэтому я не удивился, обнаружив в частных архивах посвящения и эпиграммы на Виктора Черномырдина, Николая Рыжкова, Дмитрия Медведева, Александра Лебедя, Юрия Лужкова.... Большинство избирателей забыли о существовании в недавнем прошлом чрезмерно распиаренного депутата Госдумы Митрофанова. А Валентин Иосифович написал красочную эпиграмму сразу после возбуждения уголовного дела против парламентария и до его отъезда из России якобы ради неотложного лечения. Характерно, что никто из нынешних народных избранников не захотел высказать свое мнение о сочинении бесстрашного Гафта: депутаты не пожелали ни защитить, ни развенчать бывшего коллегу.
В коллекцию сенсационных находок вошло и сочинение Гафта «Петух» из цикла «Zоосад». Оно зазвучало иначе, когда на одном из творческих вечеров Валентин Иосифович «раскодировал» его содержание: «Когда товарищ Ельцин снял Яковлева — помните Moscow News? Он его сместил, и я сочинил ему стихотворение «Петух». Напомню, что Яковлев успешно руководил телекомпанией «Останкино», но первый российский президент в одночасье освободил его от должности с формулировкой «за ошибки при освещении межнациональных конфликтов».
— Каким вы увидели Гафта, почитав его — всего?
— В конце почти каждого из четырех сотен интервью я задавал собеседникам один и тот же вопрос: «Кого вы потеряли после ухода Гафта?». В результате получился, так сказать, коллективный мемуар. Наиболее яркие ответы вошли в мои послесловия второго, четвертого и шестого томов «триптиха в квадрате». Они завершат собрания эпиграмм и посвящений Валентина Иосифовича, а также воспоминаний о нем. А я сам.... Я рад, что пытаюсь понять Валентина Иосифовича через его стихи.
В РИФМУ
Евгении Симоновой
Тобою, Женя, восхищен
Не только я, советский зритель,
Но вы по-дружески поймите,
Что мелодрамой сыт и он.
(Из личного архива Т. Земцовой)
В РИФМУ
Юрию Богатыреву
Приписываемая В. Гафту
(публикуется впервые)
Богатырь ты, Юра, с виду.
И актер душой.
Мы на сцену вместе выйдем.
Ты махнешь рукой.
Сколько горьких слез украдкой
По тебе прольют,
Об актерской жизни «сладкой»
Песенку споют.
Ты играй, мой голубок,
В матушке — Москве.
Если выгонят,
Завклубом будешь на селе.
В РИФМУ
Левону Оганезову
(публикуется впервые)
Для него одно и то же,
играть стоя или лежа.
Он роялю, как родной.
Стоя к клавишам спиной,
Пальцы, словно по спирали,
могут бегать по роялю.
Он вокруг рояля ходит,
И никто не понимает,
Как все это происходит?
Стул пустой — рояль играет.
Он у нас большой шалун,
Перепутыватель струн.
Эта легкость хулиганская —
Смесь армянского с Шампанским.
Он про все на свете знает,
Ты напой — и он сыграет.
Все, что на уме у трезвого,
То на языке у пьяного.
Я не мыслю Оганезова
Без поющего Арканова.
(Из личного архива Л. Оганезова).