Время дилетантов заканчивается
В этом году программе «Мой герой» исполняется 10 лет. «Вечерняя Москва» поговорила с ее бессменной ведущей, писательницей Татьяной Устиновой о том, кто он — герой нашего времени.
Программа «Мой герой» на телевидении появилась в то время, когда говорили о кризисе жанра интервью. Сейчас, наоборот, беседа — один из самых популярных жанров.
— Татьяна Витальевна, как вам кажется, с чем связана такая перемена?
— С дефицитом хорошего разговора. Это прямая зависимость от внедрения в нашу жизнь всяких разных электронных штук и следствие того, что мы разговариваем не напрямую друг с другом, а с нашими гаджетами. Поначалу казалось очень занятным, что можно сразу в ста открытых вкладках что-то читать или на кого-то смотреть, следить за чьей-то жизнью. Но это ерунда же все полная! Это не настоящая жизнь, а придуманная, подлакированная в лучшую сторону или, наоборот, в более печальную, чтобы вызывать какие-то самые простые, примитивные эмоции первого ряда. Это быстро надоедает, поэтому и возвращается всем понятная, привычная, необходимая человеку речь, общение. Я совершенно убеждена, что вся наша жизнь состоит из разговоров друг с другом. Собственно, у меня не было сомнений в том, что этот жанр никогда не перестанет быть интересен.
— Роль интервьюера изменилась за это время?
— Да, и я считаю, что здесь тоже большую роль играет активное вторжение в нашу жизнь интернета. Не осталось практически никаких тайн. Публичный человек живет сейчас в неком стеклянном доме.
Прошло время приемов, которые исповедовал тот же Ларри Кинг (американский журналист, ведущий ток-шоу Larry King Live в 1985–2010 годах; умер в 2021-м. — «ВМ»), когда человек приходит на интервью к известному журналисту, тот ошарашивает его неудобным вопросом, и собеседник начинает вертеться, как уж на сковородке. Это, кстати, частое заблуждение многочисленных мальчиков и девочек, берущих интервью, мол, сейчас они уличат в чем-то маститого режиссера или знаменитого артиста, задав ему неудобный вопрос. Но это иллюзия, и ничего, кроме раздражения и снисходительной ухмылки, у собеседника это вызвать не может. С моей точки зрения, сейчас имеет смысл разговор, интересный для обеих сторон, а не только для мифической аудитории, которая потом это как-то там оценит.
— А вы к этой позиции сразу пришли?
— Нет, конечно. Я не профессиональный журналист. Меня учили всему шеф-редактор нашей программы Наталья Карина и писатель Андрей Максимов, которого я считаю одним из лучших интервьюеров. Я звонила ему: «Андрей, у меня ничего не получается. Я их всех боюсь!»
— Боитесь? Неожиданно услышать это слово от вас...
— Мне было очень страшно, когда приходили люди, которых я бесконечно уважаю. Например, Джахан Поллыева или Марк Захаров, Юрий Соломин... Или Аркадий Инин — я всю жизнь мечтала научиться писать сценарии, как он. И таких людей для меня много — в моей системе координат они легендарные, и разговаривать с ними страшно.
— За 10 лет через кресло для гостей программы прошло более 1500 человек. Не ловили себя на мысли, что устали от людей?
— Разумеется, мы все устаем от работы. Но это не означает, что они мне все системно надоели. Конечно, нет! Общение для меня безумно любопытно, потому что самое интересное в жизни — люди. Ради них ведь пишутся книжки и картины, слагаются поэмы!!
— Как за последние годы изменилось понятие «герой»? Замечаете рост интереса, например, к людям немедийных профессий?
— Конечно, широкому зрителю интересны медийные профессии, и это объяснимо. Но, с моей точки зрения, героем нашего времени постепенно становится профессионал любого дела. Период влюбленности в дилетантов постепенно проходит, и я хочу верить, что вновь возвращается время профессионалов — хороших врачей, военных, ученых, актеров, которые пришли не из художественной самодеятельности, а из Щукинского, например, училища... Считаю, что эта тенденция будет набирать обороты.
— Телевидение — это труд коллективный, а писательство — занятие одиночек. Как в вас уживаются эти две стороны?
— С трудом. На телевидении я послушный ведущий, участник команды. Но как только оказываюсь на своем участке, за забором, то превращаюсь в одиночку — как правило, мне все мешают, я никого не хочу видеть в этот момент. Поэтому конфликт телевизионного ведущего и пишущего автора во мне бесконечен.
— Если не секрет, что вы сейчас читаете?
— Сейчас я читаю историка Георгия Вернадского «Киевская Русь». Мне страшно интересно, как была построена иерархия в государстве, потому что без этого я ничего не понимаю в том, что происходило в XIX веке. Мне сейчас важно разобраться в этом периоде.
— Если книга вам не нравится, вы ее дочитываете?
— Нет. У меня была родная сестра, Инка, мы выросли в одной детской. Она умерла, ее смерть была худшим событием в моей жизни, которое только могло случиться. Мы так и не оправились с тех пор... Она была чрезвычайно умным человеком, с блестящим чувством юмора, окончила РГГУ. Как-то к нам пришли гости, и в компании был Александр Донцов, покойный супруг Даши Донцовой (писательница в жанре «иронический детектив». — «ВМ»). Он академик, читал лекции в МГУ. Мы заговорили о каком-то модном авторе, которого Саша критиковал. И вот эту свою критику он адресовал моей сестре, как самой умной из нас. И говорит ей: «Инка, ты же его читала?». На что она, не моргнув глазом, ответила: «Саш, у меня еще греки не все читаны. Ну куда мне еще вот его читать?». Вот и у меня история точно такая же — у меня греки не все читаны!
— А вы своих героев «срисовываете» с реальных людей или чаще сочиняете персонажей?
— По-разному. Если впечатление от человека сильное, оно обязательно оказывается в романе. В сентябре у меня была встреча с читателями в рамках празднования Дня города на Пушкинской площади. Я читала фрагмент из романа, и одна девушка спрашивает меня: «Скажите, пожалуйста, а почему в ваших книжках у всех героев такие старомодные имена? Сейчас этими именами никто детей не называет». Я судорожно вспоминаю имена, которые присутствуют в этом отрывке: Маня, Алекс, Инна, Саша и Толян. И думаю, действительно, старье! И отвечаю, что если бы я называла героев Святополк или Добромир, то я бы, наверное, писала про каких-то других людей. Я обязательно эту девушку с ее вопросом впишу в роман.
— Почему вам важно общение с читателями? Знаю, что недавно в рамках Осеннего культурного марафона, организованного Российским фондом культуры, вы ездили в Пятигорск, чтобы провести там творческую встречу...
— Для меня ценны эмоции, возможность посмотреть на людей, которые читают то, что я написала. Я узнаю от них какие-то истории, выслушиваю отзывы, которые иначе никак до меня не дойдут — я не присутствую ни в одной соцсети, не могу себя к этому приучить. Без критики тоже не обходится — если с точки зрения читателей я не туда увожу сюжет и не так выстраиваю отношения между героями, тоже получаю по шапке. Если бы вы знали, как это приятно! Это означает, что люди видят моих персонажей по-своему, они для них живые.
— Такие встречи помогают определить, что нужно аудитории?
— Тут как в романсе Булата Окуджавы: «Каждый пишет, как он дышит». Я не могу сказать, что вот сейчас модно гадать на картах Таро, напишу-ка я о том, как кто-то гадает на картах Таро. Мне, ей-богу, неинтересно. Я могу писать, как и разговаривать в интервью, только о том, что мне интересно.
