Разведчица Елена Модржинская знала: немцы нападут 22 июня

Одна из первых аналитиков внешней разведки всерьез полагала, что Филби и кембриджская пятерка — шпионы, или, как говорят на профессиональном языке, английская подстава.

Доводы приводились серьезные. Нельзя столь долго работать в таком солидном составе безнаказанно. Часто пятеро если и не исчезали из поля зрения, то значительно снижали активность, передавали малозначащую информацию. А Филби с его донесениями, кстати, не всегда правдоподобными, ибо непонятно из каких источников добываемых, вообще должен был бы полностью лишиться доверия советской разведки.

Годы спустя мы можем точно сказать: автор аналитических писем, направляемых не только начальнику внешней разведки Фитину, но и доходивших до самых верхов — Сталина и Берии, ошибалась. Если уж говорить о войне, так именно Филби с друзьями сообщил о подготовке немцев к сражению на Курской дуге. А еще раньше, в сентябре 1941-го, когда немцы стояли у Москвы, Дональд Маклин и Джон Кернкросс передали ценнейшие сведения о работе немцев и англичан над атомной бомбой...

Сначала я просто по-человечески — по-писательски — рассердился на неведомую мне Модржинскую. Как смела она сомневаться в моем любимом герое? И стало мне интересно, кто же такая эта Елена Дмитриевна.

ДУРНОЕ НАСЛЕДСТВО

Модржинская оказалась дамой с весьма необычной биографией. Близкие предки — потомственные польские дворяне. Таких в органы брали не слишком часто... Правда, дед Елены был отправлен на поселение за революционные взгляды. Наверное, в глазах кадровиков, официально пригласивших ее в НКВД в 1937-м, это было хотя и слабым, но оправданием дурного наследства.

А до разведки была учеба в МГУ, стажировка в газете, работа переводчиком в ВОКСе — Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей. Думаю, тогда, а может, и еще раньше, Елена, освоившая французский, английский, немецкий языки, и попала в поле зрения разведки и стала выполнять отдельные поручения. После ВОКСа Елена Дмитриевна сделала быструю карьеру в Наркомате внешней торговли, который всегда находился под особым вниманием НКВД. И, окончив спецкурс Наркомата, Елена Модржинская, 1910 года рождения, занялась главным делом жизни.

Служба оперуполномоченной, затем заместителем начальника отдела, доверие начальства — сплошные успехи. А вот о личной жизни этого не скажешь. Как раз в это время Елена развелась с мужем, а в органах на это всегда смотрели косо... Однако на развод лейтенанта госбезопасности Елены Модржинской отреагировали иначе.

ИВАН ДОЖДАЛСЯ МАРЬЮ

В 1939-м Польша была захвачена Гитлером, превратившись в губернаторство с центром в Кракове. А до этого нарком Ежов умело разгромил собственные, порой отлично работавшие резидентуры во многих странах, не забыв и про соседнюю Польшу. Нескольких чудом уцелевших разведчиков зачистили уже при новом наркоме — товарище Берии. И вот тончайший ручеек развед-сообщений из оккупированного государства совсем иссяк.

Что творится на наших с Польшей границах, какая обстановка в Варшаве, чего ждать теперь от немцев, да и от тех же поляков, в Москве не знал в то время никто. И тогда в Варшаву отправили из Центра советского разведчика, выпускника Школы особого назначения (ШОН), 38-летнего заместителя начальника отделения Петра Гудимовича. Отправили на должность управляющего в уже закрытое тогда посольство СССР в Варшаве.

И Гудимович приступил к работе. Правда, был один минус в биографии Гудимовича, на который в Центре из-за сложности политической, фактически полувоенной обстановки, посмотрели сквозь пальцы. Петр Ильич так и не успел обзавестись супругой. В Варшаве агенту не хватало не только рук, но и второй пары внимательных глаз.

А должность помощника советского управляющего немцы наотрез отказались вводить: для закрытого посольства и так достаточно. Руководивший всей операцией Павел Судоплатов еще в Москве предупредил Гудимовича: «Готовься, подыщем тебе жену с Лубянки».

Петр Ильич возражал слабо: спорить со всемогущим Павлом Судоплатовым, уже в ту пору непреклонным авторитетом внешней разведки, было не принято.

Судоплатов подобрал в супруги управляющему делами в Варшаве лейтенанта Елену Модржинскую, успевшую неплохо проявить себя на оперативной работе. С его выбором согласился и Лаврентий Берия, к Елене благоволивший. Дело оставалось за малым: поскорее подготовить документы на жену Ивана Васильева (под этим псевдонимом Гудимович находился в Варшаве) и отправить ее на точку.

И тут неожиданно Модржинская чуть не спутала все планы. Всегда решительная, она посмела возразить Судоплатову. Павел Судоплатов возражений и аргументов не принял.

В ответ строптивая лейтенант моментально обратилась с рапортом к еще более высокому начальству. Вот какое письмо я отыскал: Письмо Елена Дмитриевна передала, как и положено, по инстанции, зарегистрировав в канцелярии.

Послание лейтенанта Модржинской Е. Д. дошло до адресата. Ее вызывали, уговаривали — все было бесполезно. И только после предложения наркома Лаврентия Берии отправиться за кордон защищать Родину Модржинская согласилась. И вот в конце 1940-го на глазах у немецкой контрразведки на перроне вокзала в Варшаве произошла трогательная встреча супругов.

Гудимович пришел с букетом цветов, и Елена, теперь уже Марья (именно такой псевдоним она получила), сразу выхватила из толпы зорким взглядом симпатичного, хорошо одетого человека. Больше того, строгой Елене он понравился. Да так, что в оккупированной Польше образовалась вполне счастливая советская пара. Ко всеобщему облегчению Иван да Марья вскоре обратились в Центр с просьбой об официальной регистрации отношений.

ЗАБОТЛИВАЯ ДОЧЬ

Хотя в то время было не до любви. Центр требовал: нужна срочная информация. И Гудимович, и Модржинская, Иван да Марья, удовлетворяли этот интерес. Но как же было трудно! Недавно завербованные в СССР агенты, большей частью польские офицеры, согласившиеся работать на советскую разведку в обмен на возможность вернуться на родину, к россиянам у себя дома относились скептически. Да и обстановка в стране была тревожной. При любом подозрении в контакте с русскими можно было оказаться в тюрьме. Поэтому и сообщали польские офицеры сведения маловажные. И все же Ивану с Марьей удавалось что-то выуживать.

А главная задача ставилась Москвой так: получение информационных данных об отношениях Германии к СССР. И тут по всему выходило, что военные приготовления к нападению на Советский Союз идут полным ходом. К сожалению, прямой связи с Москвой не было. Сообщения передавались через советскую резидентуру в Берлине. Но время от времени Марья, убедившая приставленных к ней польских осведомителей в трогательной любви к родителям, приезжала под этим предлогом в Москву с тревожными сведениями. Польские шоссейные дороги срочно ремонтируются. Промышленность переходит на выполнение только военных немецких заказов. В дипломатических кругах говорят о нападении Гитлера на СССР в ближайшее время — летом 1941-го.

Подобные донесения встречали с недоверием, и Елена получала приказы «поточнее фильтровать полученные сведения и подтверждать их документами». Но документов не было; оставалось полагаться на правдивость польских друзей и достоверность сведений из различных дипломатических источников.

И даже когда Иван и Марья чудом вышли на руководителя гестапо в Варшаве, информацию о грядущей войне в Москве восприняли саркастически. Гудимович Иван сам вырвался в Центр, добился встречи с заместителем наркома Меркуловым, но убедить его, что война на пороге, не смог.

И это несмотря на то, что паре, подобранной Судоплатовым и одобренной лично Берией, полностью доверяли. Сталин, до которого Меркулов все же доносил развед-сведения из Варшавы и других городов, однажды осадил докладчика. Ему казалось подозрительным, что о начале войны с СССР на той стороне знают чуть ли не солдаты. А если так, то такие донесения больше похожи на дезинформацию.

Справедливости ради отмечу: меры по предотвращению угрозы принимались, работа внешней разведки, в том числе Ивана и Марьи, не была бесполезной. Вот только времени на подготовку к войне катастрофически не хватало...

СПАСЛИСЬ ЧУДОМ

22 июня в Варшаве Гудимович и Модржинская были арестованы. У гестапо появились серьезные подозрения по поводу этой милой, общительной пары, заводившей знакомства чуть ли не со всем дипкорпусом.

Но Иван и Марья еще в Москве знали, на что шли. На все вопросы попеременно допрашивавших их шести гестаповцев они отвечали в унисон: следили за сохранностью советского посольства, никаких сведений ни от кого не получали.

И через шесть дней супругов доставили в Берлин, где еще не закончилось интернирование советского постпредства. И даже тут супругам удалось передать ценную информацию для Москвы: варшавские госпитали переполнены, немецких раненых свозят целыми эшелонами. Гитлеровские сводки о малых потерях — вранье. Но вот с налетами советской авиации на промышленные объекты получилась промашка. Значительного урона немецким предприятиям не нанесли. Вскоре всех наших дипломатов обменяли на немецких, остававшихся в Москве.

Долгим кружным путем добирались Иван да Марья до дома. А в конце июля на Лубянке появился начальник германского отделения разведки — награжденная орденом Красной Звезды за работу в оккупированной Польше Елена Дмитриевна Модржинская.