Рушник не на продажу
— Дытынко. — Это она мне, это я «дытынка». — А ты у Кыев повезешь? Продасы там? Там гроши хороши дадуть. А мэни так жалько, так жалько продаваты… Ой, Господы.
Отвечаю я бабке что нет, не буду я рушник продавать. Сама буду миловаться и людям показывать. А она не верит. Качает головой, поправляет платок — особым старушечьим движением: дергает подбородком и затягивает концы ХУСТКИ. Потом спрашивает меня, где я ее рушник показывать буду. Раньше я с гордостью рассказывала, как в России, рассматривая украинские рушники, люди любуются и плачут. А тут пришлось смолчать. Не смогла про Россию ей сказать. Сказала, что в музее работаю. В Чернигове. Кажется, бабця не поверила. Осталась с уверенностью, что в Киеве продам.
Рушник я повесила на дверь — перекинула через верх, он длинный, до пола с двух сторон двери получилось. Красные и черные цветы. Чистенький, краски почти не выгорели. Пролежал в СКРЫНЕ лет под сто. Я вот подумала: вышивался он Катерыною вскоре после Первой мировой. Она еще невестой была. Вышила и положила для ПРЫДАНОГО. А потом коллективизация, раскуркуливание, голодомор, Вторая мировая... Рушничок лежав соби, а теперь — у меня. Мама бы моя его обсмотрела, вышивку проанализировала с изнанки: «Хорошая работа!» — ткань на зуб попробовала, на вкус. И всегда говорила, когда я очередное сокровища притаскивала с базара: «Доченька, шо ты повесила, оно ж выгорит. Ты в мешочек, в мешочек. А то ж спортится». Это мы — СПОРТИЛИСЬ. А рушник — нет.
От редакции: Это письмо пришло в редакцию «Вечерки» из украинского Чернигова. Какое отношение имеет рушник к политике? Почему во время политических разборок страдает культура? Вот вопросы, которые волнуют автора письма.
СПРАВКА
Маргарита Хемлин родилась в Чернигове. В 2013 году получила букеровский грант за роман «Дознаватель» — «книгу о том, что великая тайна каждого народа кроется в его бессмертии». Работает в Украине над новой книгой.