Стоп, машина

[i]Завод «Москвич» объявлен банкротом. Спасти предприятие не представляется возможным, а, значит, автомобиль одноименной марки никогда больше не сойдет с конвейера. Четыре года назад предприятие отключили от всех коммуникаций, и все, что еще осталось там ценного, пришло в негодность. С прощальной экскурсией на завод отправилась специальный корреспондент «ВМ».[/i][b]Четыре зимы «Москвича»[/b]На конвейерной ленте – скелеты машин. Конвейер остановили четыре зимы назад. Здесь говорят так – не четыре года, а четыре зимы.Четыре зимы – без электричества и воды – убили завод «Москвич». Мы ездим по главному цеху на «Форде». С «Форда» здесь когда-то все и начиналось.– «Эти машины растащили рабочие», – рассказывает мне мой гид Сергей, один из 300 сотрудников, оставшихся из когда-то 10-тысячного штата ОАО «Москвич». В основном они охраняют пустые цеха.– «Как растащили, – не верю я. – Они ведь еще не были собраны до конца?» – «Там было все, – грустно усмехается Сергей. – Включая сиденья, дворники и фары. Просто люди тут годами сидели без зарплаты. Выживали, как могли».На конвейерной ленте остались лишь ободранные до «костей» кузова, их не вытащить вручную, не вывезти на легковушке. Объезжаем вокруг – «покойников» тут больше сотни.С потолка свисают изуродованные клешни роботов-манипуляторов. С них тоже сняли все, что только можно. Цех подпирают желтые автобусы – без стекол, без колес. Они намертво вкопаны в снег. Раньше на них возили рабочих.– «А это – 300 миллионов долларов, – показывает Сергей на гигантские деревянные ящики, стоящие вдоль цехов. – С них все и начиналось».[b]Сыграли в ящик[/b]О том, от чего умер «Москвич», на заводе спорят все. И все сходятся в одном: смертельный диагноз был поставлен в день выноса ящиков. «В ящиках – станки из моторного цеха, – рассказывает исполнительный директор ОАО «Москвич» Евгений Козлов. – Его построили, закупили импортные линии, произвели пробную партию отличных современных двигателей и закрыли.Потом здание моторного цеха отдали «Автофрамосу», а все оборудование сложили в ящики, и в 2000 году выставили на улицу. Это была точка невозврата.Тогда завод еще можно было спасти, вложив вменяемые деньги. Пять лет под снегом и 300 миллионов долларов – превратились в металлолом».– «Началась перестройка, вся эта неразбериха, – продолжает директор Музея «Москвича» Виктор Воронов. – Надо было найти всего 50 миллионов долларов. И моторный цех бы заработал. Мы бы делали двигатели как для себя, так и для других заводов: Ижевского, ВАЗа. А потом долги стали расти, как снежный ком».Внешний управляющий пытался спасти завод: искал арендаторов, находил какие-то деньги. Но тут же в очередь выстраивались кредиторы, надо было затыкать текущие «дыры», платить зарплату. А зимы добивали отрезанный от коммуникаций завод.«Нас отрубили в холода, полопались трубы, от перепада температур накрылась вся электроника, – продолжает Козлов. – К тому же оборудование узкоспециализированное, никому кроме нас не нужное. Продать его малореально, к тому же 80% – в залоге».Все, что можно было продать, – уже продали. «Я помню, как выносили на ближайший рынок кабинет директора, – вспоминает Воронов. – Тащили диваны, столы… Приехали забирать музей. Вечером меня вызвали уже из дома. Приезжаю – тут толпа. Раскрывают стенды, забирают машины. Уже покупатели бродят, пальцами тычут. Но с помощью прессы тогда отстояли. Машины вернули через 5 дней».[b]Сделали гибрид: и музей, и выставка[/b]Заводскому музею в прошлом году исполнилось 25 лет. В Москве он такой один, все остальные коллекции раритетных автомобилей – частные. «Приехал я в 80-м году из-за границы, вызывают в партком, – рассказывает Воронов. – Бери, говорят, поднимай. Я долго думал, что сделать – музей или выставку. Ну и взял двоих специалистов – музейщика и выставочника. Дрались они, дрались и сделали мне гибрид: и музей, и выставка сразу».Круглое здание музея заводские называют «тарелкой». Кроме «тарелки» есть еще мастерская, где Воронов и его команда своими руками восстанавливали все экспонаты музея. «В 80-м не было ни одной машины, – вспоминает он. – Искали – по свалкам, по коллекциям. Где-то выкупали, где-то меняли, бесхозные – через ГАИ выбивали. Чтобы одну машину собрать искали три-четыре. Где дверь снимем, где движок».Танк Т-38 поднимали со дна Дона, под Воронежем. Года три занимались только восстановлением брони. Зато сейчас танк на ходу. «Если надо куда съездить – заведем», – смеется директор. Во время войны завод эвакуировали на Урал, где слили с танковым предприятием. Так что Т-38 – законный экспонат музея.Помещение музея не отапливается, света мало – экономят. Воронов и его помощник работают в куртках и шапках. «Все равно проводим экскурсии, – не сдается директор музея. – Только младших школьников зимой не берем, а старших – пожалуйста. Студенты профильные приходят. Для них технические экскурсии проводим.Как создается концепт, как дорабатывается. «Клуб любителей «Москвича» часто наезжает. По два-три часа выгнать не можем».Для студентов в музее – все стадии разработки машины: метровая пластилиновая модель, пластмассовая версия в натуральную величину, концепт 2143, так и не пошедший на конвейер.В каждой двери – по два стекла: неожиданный полет технической мысли для середины 80-х. Фургон-рефрижератор, «Скорая», мини-вэн 2139 «Арбат», микроавтобус. Джип, смахивающий на «Гелентваген», проигравший в тендере «Ниве». Камуфлированный пикап с подставкой для пулемета и даже электромобиль.«Скорость 110 км/ч, аккумуляторов хватает на 100 километров, заряжается 8 часов», – гордится Воронов. «МГТС вывезла у нас 18 таких машин, до сих пор пользуются», – тихо добавляет его коллега.«Конвейер остановили лишь потому, что мы производили не то, что нужно рынку», – уверен Евгений Козлов.[b]Пять миллионов автомобилей[/b]Первый экспонат музея – «Форд А». Здесь их собирали с 1930 года. Прославленная военная полуторка – на самом деле тоже «Форд», только нижегородский. Запчасти на сборку везли в Москву. В 1939-м завод остановили – на реконструкцию. Открывались гордо: 25 цехов, полный цикл. Правда, первый автомобиль – тезка завода – КИМ-10 не понравился Сталину: слишком мало дверей. Пока из двухдверной машины делали четырехдверную – началась война. С конвейера сошли только 450 усовершенствованных КИМ-1052.Послевоенные машины уже знакомы всем. 401-й, 412-й «Москвичи» – самые популярные народные машины. В музее стоят юбилейные машины. В мае 1967 года с конвейера сошел миллионный «четырехсотый», а 412-й – закрыл второй миллион в августе1974-го. Даты рождения почетных машин – вместо номерных знаков. Последний юбиляр музея – «пятимиллионник» 2141-й – родился в декабре1998 года.Делал завод и смешные игрушечные машины. Желтые, красные и зеленые «Муравьи» исправно катали в 60-е советских детей. Для внутреннего пользования в 70-е производили даже болиды «Формулы-1». Испытатели завода устраивали на них гонки на собственном полигоне.Два вполне себе «формульных» болида до сих пор стоят в музее. Правда, они уже не ездят.[b]«Они мне как дети»[/b]Стенды музея заполнены почетными грамотами, дипломами и даже орденами – заслуги конструкторов завода. В 90-х на «Москвиче» придумали свои награды – медали «За выдающиеся заслуги перед «Москвичом» 1-й, 2-й и 3-й степени и крест «Рыцарь «Москвича». Почетным крестом «Рыцарь «Москвича» награжден Юрий Лужков, а у самого Воронова – медали всех степеней. После этого должны были подарить автомобиль. Не успели: встал конвейер.Раньше в музей приходили все – от иностранных делегаций до Ельцина. Особенно запомнился Жириновский. Каждый, желающий устроиться на АЗЛК, получал в отделе кадров, наряду с обязательным прохождением инструктажа по технике безопасности, направление в музей. Любой кандидат – от уборщицы до слесаря – должен был побывать на экскурсии.Коллекцию Воронова гоняли на автопробеги – в День города, 9 Мая, День цветов. Но он жалеет свои машины: «Им бы лучше тут. А то цветами обвешали – поцарапали. Где-то дверью соседской машины заденут, где-то пнут. Жалко их. Они мне как дети».Детей обихаживать некому. Из 15 сотрудников музея остались двое. Мастерская сгорела.«Я предложил для спасения музея сдать часть мастерской в аренду, – сердится директор. – Сдали 90%, нам оставили одну комнатку. Там собирали мебель, красили ее, лачили. Но однажды ночью мастерская сгорела».Хранители музея надеются, что они нужны городу: «Нас готовы купить литовцы, «Татнефть» предлагала увезти нас в Казань. Но как же мы без Москвы? А Москва без нас как?»