Шпионская верность

Она о Герое Советского Союза разведчике Геворке Андреевиче Вартаняне, ушедшем от нас в январе 2012 года. Все книги Долгополова о разведчиках основаны на рассекреченных материалах Службы внешней разведки России.

Предлагаем вниманию читателей отрывок, в котором о муже-разведчике и о жизни «в особых условиях» рассказывает Гоар Левоновна Вартанян.

...Знакомая квартира в тихом переулке за последний год не очень изменилась.

И даже Гоар Левоновна в свои 87 встречает меня в элегантных туфельках на каблучках. В столовой у стены фотопортрет Геворка Андреевича в траурной рамке.

— Гоар Левоновна, когда вы уже в 1950-е вернулись из Ирана в СССР, то окончили в Ереване институт иностранных языков, а потом прошли обучение, которое положено всем нелегалам. Окончили учебу быстро: на что у других уходили годы, вы освоили за два месяца.

— Нас здесь учат пять–шесть лет, даже и семь бывает. Но вы же знаете, Жора учился в Тегеране в школе английской разведки. И всегда благодарил англичан, когда здесь выступал перед нашими, повторял: я благодарен английской разведке, потому что очень многому там научился, и это в дальнейшем в работе против них здорово пригодилось. А я ту школу, как говорится, не посещала. Хотя кое-чему и без нее на практике обучилась.

Пришлось мне, к примеру, осваивать радио, да и много чего.

— И здесь за два месяца все постигли?

— За два, два с половиной. Както хорошо все пошло. И разбирать-собирать, и шифровать научилась. Ну, конечно, не только это. А Жора за два с половиной месяца уже все знал.

— А языки учили?

— Языки изучали уже потом.

Вначале это были английский, испанский. Когда приехали в одну страну, языка той страны вообще не знали. Жили в гостинице, где познакомились с иранской парой. Он генерал, уже в возрасте, а жена очень молодая, намного моложе его. Вскоре подружились — ведь мы тоже иранцы, говорили на фарси.

Однажды генерал спросил: а чем вы здесь занимаетесь? Геворк Андреевич ответил: интересуюсь бизнесом, пока изучаю, что к чему, и надеюсь наладить в этой стране свой бизнес. Возникли и вопросы: давно ли уехали из Ирана и почему? Мы так уклончиво ему ответили, что давно, несколько лет тому назад. Новый вопрос: а где жили? Тоже объяснили, что в одной стране Западной Европы, назвали ее. И тут генерал начал говорить на языке этой страны — хорошо, чисто. А мы этого языка тогда вообще не знали. И Жора в такт речи генерала только кивает, вставляет время от времени: да, да. Генерал встрепенулся: вы что, за несколько лет на языке этой страны только «да-да» и научились? Вот такой разговор.

— Гоар Левоновна, а в случае с иранцем провалом не пахло?

— Было немного неприятно, но страшного ничего. Вот история другая. В одной стране Геворка встретили люди из советского посольства и срочно предложили выехать домой, в СССР. Назначили рандеву.

И сразу: уезжайте, потому что перехвачена информация — за вами следят и завтра же арестуют.

Жора им: откуда вы взяли? Я проверился, все абсолютно чисто. Москва говорит, что вам угрожает опасность. Там наша машина за углом, идите садитесь — вас тут же повезут.

Красный дипломатический номер, никто не тронет, привезут прямо в советское посольство.

Жора твердо: я никуда не поеду. Человек, за ним приехавший, повернулся и с изумлением: какие же у вас нервы, вы, значит, отказываетесь выполнить приказ? А муж ему спокойно: нервы у меня действительно в порядке, я не отказываюсь и не то что не подчиняюсь Москве. Я в себе настолько уверен, что сейчас с вами не поеду, а проверюсь — обязательно. Плохо только, ваших двух ребят-шкафов даже отсюда видно.

Вон они стоят. Пришел сюда чистым, а тут...

И сначала на метро, потом ночью по арабским улицам.

Выспался, а утром в гостинице портье: «Вас вызывают в полицию нашего района. Идите немедленно».

И Геворк Андреевич признался, что сразу отлегло: вызывают в полицию.

Если бы что серьезное, доставили бы туда мгновенно без всяких вызовов.

А тут просто закончился у него, студента, вид на жительство, надо было продлевать в районном отделении.

Все же если бы муж тогда послушался, уехал, потому что был такой приказ и так якобы было надо, многого из того, что у нас получилось, не было бы. На том бы все и кончилось. Все, больше нам никуда. Спутали моего супруга с каким-то похожим на него человеком, за которым их полиция действительно вела наблюдение.

— Работая в одной из натовских стран, вы лично знали адмирала Тернера, будущего, можно сказать, коллегу, назначенного вскоре директором ЦРУ.

— Да, знали, конечно, хорошо. Не могу сказать, что мы дружили, но были вхожи.

Встречались на коктейлях, на приемах. Оказывали кое-какие услуги.

— Вывод напрашивается: поднялись вы довольно высоко.

— Тут я должна вам некоторые вещи объяснить. Мы умели показать все, что у нас есть, показать, что мы богаты.

Понимаете, это же надо было внушать окружающим.

Я должна была выглядеть презентабельно. Там они очень любят, когда их куда-то приглашаешь. Но только все это мы делали ненавязчиво. Если ты человек — приятный, то к тебе тянутся. А у Геворка Андреевича был такой юмор, он всегда что-нибудь рассказывает, всем и смешно, и весело, и хорошо.

— Гоар Левоновна, а все-таки что еще можно вспомнить из той жизни, тамошней? Как вы пробивались «к ним — наверх»? Через знакомых, через местных армян?

— Нет-нет-нет. Мы не искали знакомых через армян. Тут другая большая история.

Нужно было иногда пригласить на кофе, довольно часто встречаться с женами, потом познакомиться с мужьями, затем вместе выехать на природу.

— И все общение на языке той страны, где вы были? Тогда язык был уже освоен?

— Освоен. Но все равно в то время не был еще таким сильным. И мы заметили, что им, скажем, местным, очень нравилось разговаривать вот так — они чисто, мы — с акцентом. Вот вам еще один эпизод. Муж завербовал одного молодого парня, отец его — ответственный работник ЦРУ, американец, мать — из Европы. Познакомились, когда еще был мальчиком, учился. И определенные мысли были: вот подрастет, встанет на ноги. Он мужа даже называл «дядей», и Жора его все время направлял: иди по стопам отца, и для этого надо хорошо учиться.

А пришло время, и мальчик поехал оканчивать институт в Штаты, и мы с ним там встречаемся. Муж предложил ему подработать. Для этого надо познакомиться с журналистом из солидного издания, они нуждаются в информации. И молодой человек соглашается. В один прекрасный день подъезжает наш товарищ, отлично подготовленный для такой встречи, туда, к нему.

— Действительно журналист?

— Что вы. Превратился в журналиста на один день. И молодой знакомый сообщает мужу: приехал человек, хочет встретиться. Жора говорит, встречайся. Затем новый визит нашего знакомца: журналист предлагает делиться информацией, скажем, о политике, экономике. И молодой человек честно признается, что вот это он может, а вот это — нет. И получает совет от мужа: соглашайся только на то, что можешь, за недостижимое не берись.

— Гоар Левоновна, я так понимаю, что это было под флагом другой страны?

— Да, совершенно другой.

— И какой же хороший должен был быть у этого «журналиста» иностранный язык.

— Должен быть прекрасным.

Короче говоря, молодой человек рассказывает нам, что все его условия — это может, а то нет — «журналист» принял. И даже выдал ему аванс — неплохую сумму.

Обратился парень к мужу и с просьбой: «Пожалуйста, не говорите об этом моему отцу». Жора «с удивлением», спрашивает почему? И получает откровенный ответ: «Дядя, понимаете, папа каждый месяц дает мне по тысяче долларов, если я скажу, что появился приработок, платить перестанет». Понимаете, муж еще в юношеские годы покупал мальчику подарки.

Делал это без всякого. И обратил внимание, что тот тянется к деньгам. Он действительно помогал парню, и обстановка подтверждала, что дядя готов дать ему верный совет, оказать услугу. Это стремление заработать побольше было удовлетворено.

Похожее, случается, предположим, и с женщинами.

И, должна сказать, что на таких людей у Жоры было какое-то обоняние. Если он что-то намечал, то добивался.

И все это несмотря на то, что он не навязывался, не стремился переместиться в центр внимания. Знаете, за все годы совместной жизни мы никогда не ссорились. Даже слова громкого в разговоре у нас не было.

— А сложно все время на иностранном и иностранном?

— Нет, привыкли. И, случалось, приезжали сюда, садились в машину, и можно на русском. Но голоса своего на русском не узнаешь.

— Паспорт был той страны, где вы жили, или еще иранский?

— Потом стал той страны. Но мы меняли много паспортов — в зависимости от разных обстоятельств. Была такая история. Срок наших паспортов был на три месяца. Значит, должны были пойти в посольство какой-то страны, не Ирана, чтобы нам разрешили получить визу на въезд в нужное нам государство. Идем туда, сюда, и везде говорят: вначале, пожалуйста, пойдите к своим, к иранцам, ваши паспорта всего на три месяца, и мы не можем …

— В иранское посольство идти не решались?

— Не хотелось: семь лет не были, ведь жили в СССР. В одном посольстве нам отказали, пошли в другое — как давать визу, когда паспорт вот-вот заканчивается.

И третья попытка — тоже неудачная, никто и ничего не дает.

И нашим мы не можем ничего сказать, потому что связи пока нет.

— Мыслей о возвращении в СССР не возникало?

— Нет, должны были решать задачу сами. Решили ехать в иранское посольство. Наняли шикарную машину с водителем. Жора всегда элегантен, я — в своем лучшем платье и в драгоценностях. Подъезжаем, выходит какой-то клерк: что вы хотите? Муж с достоинством: хотим встретиться с послом, мы же иранцы, и как без визита вежливости. Тут же выходит посол, посидели, познакомились. Пьем кофе и разговор, понятно, вокруг Ирана, для нас фарси в то время язык самый родной.

Чувствуем, посол не разочарован: говорим, рассказываем.

И потом, между прочим, муж замечает: мне надо еще паспорта наши продлить, ну ладно, я завтра заеду.

Завтра! Так и сказал. Даже я удивилась: ничего себе — завтра. Посол удивился: да я вам сегодня сделаю. Зовет какого-то служащего, тот забирает наши паспорта, уходит. Через десять минут несут. Извините, у вас местом рождения значится Решт. Довольно известный иранской город.

Именно, а у Жоры написано было «Ростов». Написание по фарси довольно похожее.

Муж подтверждает: да-да, Решт. И вот паспорта готовы. Представляете, как нам повезло!

— Но ведь наверняка многое решалось и за деньги?

—  Вы знаете, за деньги мы мало что делали. Почти ничего. Если собеседник твоего уровня, ты можешь денег и не давать, но преподнести ему презент. Когда мы получали гражданство одной страны, то преподнесли подарок. А добиться гражданства очень трудно, долгая история.

— Вы так часто меняли место проживания. Как вы обычно объясняли исчезновение?

— Это как раз просто. Объясняли: по бизнесу в другое государство, на другой континент, в иной город.

— А скажите честно, были какие-то заготовки: как себя вести, если арестуют?

— Мы к аресту не готовились, знали, что надо работать, выполнять поставленные цели. Спокойно, без надрыва. И кто будет это делать, если не мы?

— Дома ничего не обсуждали? Боялись прослушек?

— Никогда и ничего. Так было с самого начала поставлено. Однажды я, правда, в советский еще праздник, что-то спела, даже не слова, а мотив, мелодию. Жора на меня посмотрел вот так, укоризненно: мол, ты что делаешь? Я сначала даже не поняла. Зато потом никаких песен. Настолько мы себя держали.

— А во сне? Или как у радистки Кэт, которая, бедная, при родах закричала на родном?

— Только когда мне однажды операцию делали. Могло и прорваться. И Жора от первой до последней минуты, до самого конца, четыре с половиной часа был со мной. Когда только выносили, я еще была без сознания.

Но когда после операции перевезли в палату, Жора говорит мне: «Все хорошо, ты открыла глаза, смотрела на меня и говорила только на иностранном языке».

А ведь я могла бы крикнуть на родном. Проснулась бы в больничной палате и выкрикнула бы: «Жора, где ты?» Разные тревожные моменты бывали в жизни. Но мы для себя сразу решили: случиться может всякое.

Кто-то в театр идет — уже нервничает. А у нас из этого вся жизнь.