Седьмое небо Ольки и Костика

Костик сидел, сжавшись. Непризнанный гений в вязаной нелепой шапочке, с рыжей щетиной. Видно, что неравнодушен к алкоголю. Какая-то неправильная пара. Ольга и Константин. Олька и Костик — так их звали раньше, считай, в другой, уже почти забытой, жизни.

Она была хорошая, Ольга. Правильная. Настоящая отличница, перфекционистка. Вставала ровно по будильнику, сколько себя помнила. Делала зарядку. Ходила пешком — сжигала калории. И выглядела она, Ольга, прекрасно: подтянутая, стройная, с короткой стрижкой. Ей говорили, что она похожа на голливудскую актрису Киру Найтли.

Ольге это не льстило. Всегда, всю жизнь она болезненно осознавала себя как личность сугубо индивидуальную. Ни на кого не похожую… И сейчас она сидела в Останкинском парке со своим мужем Костиком Пехтеревым. Рыжим клоуном, художником и хулиганом. Они любили друг друга со школьной скамьи, с шестого класса, когда ответственной Оле Сметаненко «подсадили на исправление» двоечника Костика.

А дальше — ну как это бывает… Школьный роман. Осенью гуляли после уроков. Рано стемнело, под ногами шуршала листва. Казалось, что она светится в свете фонарей. Оля села на качели, крикнула: — Сейчас я улечу! И стала раскачиваться. Высоко-высоко. А потом спрыгнула, не дожидаясь, когда качели остановятся. Получилось неловко: свалилась прямо на палые листья, ушибла коленку, заплакала. Костик испугался, начал утешать. А потом взял Олю за руку, прижался губами к щеке: холодная! Засмеялся: — У тебя щека, как яблоко на морозе.

Потом показал на светящуюся вдали Останкинскую башню. Сказал: — Когданибудь я обязательно поведу тебя туда в ресторан. Ты знаешь — там есть ресторан «Седьмое небо»… Оттуда видно всю Москву. Представь: вся Москва у твоих ног! А потом был выпускной вечер, когда Оля пообещала Костику быть с ним всегда, и в горе, и в радости. И действительно — были они вместе и в горе, и в радости. Костик много рисовал, правда, так и не стал известным. Но всегда считал, что известность вот-вот придет к нему, постучится в дверь. И будут заграничные поездки и признание, и баснословные цены на его полотна. А пока — были друзья, и звонкие пивные бутылки, и позднее пробуждение. Костик считал себя богемой, а у богемы, как известно, свой режим.

Ольга как-то сразу согласилась с тем, что Костик — человек особенный. Рыжий, с мягкой бородкой, с густыми пушистыми бровями и ласковыми голубыми глазами, был он для Оли самым дорогим. Единственным. Заменил ребенка, который хоть и родился, но умер, не прожив и трех дней… А Оля выучилась и работала много, до одури. Научилась лихо водить машину. Тянула и себя, и мужа. Но вот в ресторан «Седьмое небо» они так и не попали. Хотя — один раз чуть не случилось. У Костика купили сразу три картины. Какой-то ненормальный иностранец на Арбате (Костик торговал своими рисунками на аллее художников — что поделаешь, приходилось, пока не при-__ крутиться) заинтересовался Костиковыми необычными работами. Они на самом деле были на любителя. Поиск новых форм, нового стиля. Продавались плохо, но вот этот странный голландец в ушанке увидел в них чтото важное. Купил, не торгуясь. Заплатил валютой.

Костик отнесся к этому как к закономерности. Пришел домой, дождался Ольгу с работы. Ольга работала экономистом, и рабочий график у нее был жестким: с девяти утра до семи вечера. Пришла усталая и была потрясена: вся комната была уставлена маленькими свечками. Посередине комнаты — большое сердце из огоньков. Свечки стояли и на подоконнике, и на журнальном столике… Посреди всей этой мерцающей красоты сиял Костик. Абсолютно голый, — был август, в квартире было душновато.

— Твой рыжий, честный, влюбленный готов заплатить по счетам, — сказал Костик. — Завтра мы идем в ресторан. В «Седьмое небо» — помнишь? Я обещал.

Завтра — потому что сегодня у нас есть дела поважнее. Подхватил ошарашенную Ольгу на руки и повалил на кровать. А на следующий день — какая-то фантастика просто — Останкинская башня загорелась. Это показали в утренних новостях, — Ольга смотрела, собираясь на работу. Костик еще спал, потому что восемь утра для него была еще практически ночь. А Оля видела сюжет, и ей казалось, что это какой-то сюр. В жизни так не бывает — только в плохих комедиях… Они пошли в какой-то другой ресторанчик, но это было немножко не то. И Москва не лежала у ног. Хотя было славно и весело, и Ольга впервые сильно напилась и плакала у Костика на плече.

— Какой ты у меня талантливый! Господи! Я — жена гения! Я — Гала! — всхлипывала она. А Костик улыбался. Он верил, что так и есть. И что он без пяти минут Дали.

Это был их апогей. А потом начался медленный закат. Взаимное раздражение, непонимание. Все семьи несчастны по-своему, как сказал великий Лев. И Ольгина семья не стала исключением. «Седьмое небо» все ремонтировали и ремонтировали. А Костик пил и пил. И рисовал все меньше. Как-то незаметно любовь, по капле, уходила. Заменялась другими чувствами. Обязательствами (с Ольгиной стороны). Благодарностью (с Костиковой). Кто бы еще стал так долго терпеть «непризнанного гения»… Разговаривали они все меньше, а спали в разных комнатах уже давно. По привычке Ольга оставляла ему записки, уходя на работу. Но все меньше было в них «Люблю, целую». А все больше заданий. Например, «Купи молока и картошки». Костик вставал к полудню. Почесывая грудь, поросшую рыжим мхом, стоял на кухне в одних трусах. Читал про картошку.

— Любовь не картошка… не бросишь в окошко! — замечал глубокомысленно.

Долго и с наслаждением мылся в душе. Часам к трем выходил из дома. Картошку купить мог и позабыть… Ольга не сердилась. Она не очень-то рассчитывала на своего Сальвадора… У Ольги появился другой мужчина: из питерского филиала. Невысокий, коренастый и основательный, как сама жизнь. С черными усами и маслянистыми глазами. Он подарил Ольге кольцо с бриллиантом и пристроил к хорошему врачу: «подлечить по-женски». У него, Юрия Николаевича, все было схвачено. Он был разведен. Ольгу приметил давно. Решил перетащить ее в город на Неве. И Ольга почти уже согласилась. Ей было тридцать пять — еще можно было родить, еще можно было начать все сначала. Остался только Костик — ну, как ему сказать, что он не гений, а она — не Гала? Это было — как ударить больного зверька. А Ольга была очень совестливая.

Юрий Николаевич, однако, поторапливал. Он был человек деятельный и вообще не мог понять этой глупой рефлексии. Костик — человек взрослый и сам способен о себе позаботиться. Юрий собирался в Трускавец и пригласил с собой Ольгу. Это было хорошим началом их общего житья-бытья. Отъезд был назначен на ближайшую субботу. Ольга позвала его прогуляться в парк. Костик удивился, они так давно не ходили куда-то вдвоем… Но пошел. Был март. Подтаял лед, небо было ярко-синее, но ветер холодный и противный. Костик ежился: лихостило после вчерашнего, а может, подступал коварный вирус. Ольга говорила ему злые, но правильные слова. О том, что он ничего не смог, не оправдал. Он так и остался двоечником. А Костик — ну все-таки чудной! Улыбался.

— Слушай, Олька, а ты красивая. Такая же красивая, как была в школе. Совсем не изменилась… Помнишь — щека как яблоко… Да, я не сводил тебя в «Седьмое небо». Но там же до сих пор ремонт… Пойдем хоть в кафушке посидим… Ольга размякла. И от этого домашнего имени «Олька».

И вообще… Почувствовала, как подступили слезы. Он все-таки такой хороший, рыжий. Вихрастый. Родной. А питерский Юрий Николаевич — чужой.Напористый. Зашли в кафестекляшку.

— Оль, только, знаешь, у меня денег нет. Я тебе потом отдам. Ты заказывай, что хочешь… — Ты все-таки неисправимый идиот! Лузер! Да пошел ты! — Ольга вскочила и выбежала на улицу. На ходу она обматывала вокруг тонкой шеи шарф — темномалиновый, яркий.

Костик увидел, как ее тонкий профиль промелькнул между черных деревьев. Отметил взглядом художника, как это красиво. Графичные деревья, красный шарф, синее небо. Невыносимо заныли руки — нужно быстрее зарисовать… «Странная парочка», — подумала официантка, убирая со стола. Собственно, и убирать-то было нечего: так ничего и не заказали. Рыжий только какой-то блокнотный листочек бросил скомканный. Официантка полюбопытствовала, развернула. Набросок черной гелевой ручкой. Девочка на качелях взлетает к самому небу. И волосы развеваются…