Геннадия Николаевича Селезнева похоронили 22 июля на Троекуровском кладбище. Мы все, сотрудники "Комсомолки", за глаза его звали Гена. Это правда. И я не помню ни одного , кто мог бы так фамильярно назвать его при всех. И дело было совсем не в том, что он пришел к нам из ЦК. И поэтому мы его боялись. Его просто уважали за то, что он отстаивал своих корреспондентов . К слову, это удавалось не каждому главному редактору.

Так получилось, что я был одним из первых собкоров в стране, кого он брал на работу, сам недавно назначенный главредом. Кадровая заминка при оглашении моей анкеты на заседании бюро ЦК ВЛКСМ, связанная с деликатной темой развода, могла обернуться для меня крахом так и не начавшейся карьеры в одной из лучших тогда газет страны. Если бы не вовремя произнесенное совсем короткое слово Гены.

В 1984 году мой материал про первую фашистскую группу на Украине снимала цензура. Селезнев позвонил мне - я еще работал в Хабаровске, но ездил в командировки с его же разрешения по всей стране, и сказал, что материал выйдет. Очерк "Двойники" вышел. Это было за год до перестройки и задолго до того, как бандеровцы вернулись на Украину. Наконец, в 1987 году после интервью, взятого у Вацлава Гавела, меня снимали с работы из "Собеседника", одного из самых перестроечных изданий страны. Опять на защиту встал Селезнев.

Привожу примеры из собственной творческой биографии только по одной причине. Позже, работая в "спарке" с Геннадием Николаевичем в должности ответственного секретаря "Комсомолки", убеждался десятки раз: нет смелых корреспондентов - есть смелые главные редакторы. После вызова в "большое" ЦК он приезжал с посеревшим лицом, курил одну папиросу за другой. А курили мы тогда "Беломор" фабрики Урицкого, Питерский, из его родного города. Именно тогда он заработал язву. Кто помнит те годы, ответсек - не самая большая должность в главной редакции, но это тот человек, который каждые десять минут напрямую связан с главным редактором. И ты поневоле узнаешь закулисную кухню прохождения тех или иных острых, критических статей. Мы их называли "проблемными заметками".

И как же обидно мне было читать уже в 90-х про Селезнева, "пресмыкающегося перед ЦК КПСС". Я позвонил главному редактору того издания и сказал: "Вы публикуете ложь!" Мне снисходительно ответили: "Старик! Сейчас главная тема - разоблачение партноменклатурщиков". Я написал ответную заметку. Ее не напечатали. Впрочем, тогда уже и Снегирева, главного редактора перестроечного "Собеседника" и меня - одного из его заместителей, называли людьми, печатающими на первой полосе портреты генсека Черненко... Не называю фамилий только по одной причине. Не для сведения счетов пишутся сегодня эти строки.

Председатель «Партии возрождения России» Геннадий Селезнев на X Съезде Союза Журналистов России в Колонном зале Дома Союзов. / Фото: Евгений Биятов/РИА Новости

Именно во времена Селезнева в "Комсомолке" был напечатан один из лучших очерков всех времен нашей комсомольской газеты - "Долг" Инны Павловны Руденко. Во времена Селезнева взошла карьерная, в лучшем смысле этого слова, звезда целой плеяды медийных менеджеров, которых позже назовут капитанами газетного бизнеса современности. Владимир Сунгоркин, Владислав Фронин, Юрий Лепский, Валерий Симонов, Ядвига Юферова, Владимир Мамонтов, Дмитрий Муратов, Сергей Кушнеров... Пусть просят меня те, кого не назвал.

Меня поражала одна особенность Селезнева. Из командировок по стране Геннадий Николаевич привозил свои фотографии и короткие заметки. Скорее - подписи к снимкам. Советовался со мной, как с ответственным секретарем. Никаких псевдонимов не признавал, когда я намекал, что, дескать, как-то не солидно такие короткие заметки подписывать главному редактору. Но он упорно ставил только свою подпись - Селезнев. Просто он хорошо знал цену строки той газеты, которую редактировал.

Геннадий Селезнев / Фото: тасс

И лишь однажды, в присутствии собкоров, я позволил себе от имени признанного сообщества назвать его на "ты" и по имени. Я тамадил и обстановка требовала поднятия тоста за Главного. Несмотря на советские времена, у собкоров низкопоклонничество не было в чести. А тост назрел по совести. Я спросил разрешения назвать его Геной и на ты. Геннадий Николаевич разулыбался, как подросток-пэтэушник... А ведь когда-то он таким и был.

Мы и представить тогда не могли, что он нас старше - всего ничего! Кого на год, а кого на два. И никто не думал, что он уйдет так рано.

Простите нас, Геннадий Николаевич, за то, что мы многое не успели сказать вам даже в том тосте. Но видит бог - еще скажем. Теперь, наверное, уже при встрече.

ОДНОЙ ФРАЗОЙ

P.S. Когда были написаны эти слова, мне пришло письмо от обозревателя "КП" Ольги Андреевны Кучкиной: "Я могу сказать одной фразой. Он был хорошим человеком. Оля"

***

Церемония прощания с Геннадием Селезневым прошла в траурном зале Центральной клинической больницы. Проводить политика пришли его родные и близкие, российские парламентарии, представители общественности, деятели искусств.

Похоронили Геннадия Селезнева на Троекуровском кладбище Москвы.

ЦЕРЕМОНИЯ ПРОЩАНИЯ С ГЕННАДИЕМ СЕЛЕЗНЕВЫМ

Россия. Москва. 21 декабря, 2011 год. Геннадий Селезнев на первом пленарном заседании Государственной думы РФ шестого созыва. / Фото: ТАСС/ Станислав Красильников

ПАМЯТИ ГЕННАДИЯ СЕЛЕЗНЕВА

Обозреватель "Вечерней Москвы" Ольга Кузьмина вспоминает, как работала под началом Геннадия Селезнева.

Журналистский мир очень тесен. Иногда настолько, что становится не по себе: тут работает не правило шести рукопожатий, а закон третьего лица – два журналиста обязательно найдут общего знакомого. А еще, да простят меня коллеги, журналистский мир, в общем-то, довольно циничен и лишен лирики. Но в нем умеют любить. И любят и уважают только за профессионализм, никак не «за красивые глаза».

Селезнева не просто уважали. Его любили. И знали его, мне кажется, все: кто – благодаря тому, что сталкивались по работе, кто – понаслышке. Но даже для малознакомых людей он был и оставался «Геной». В этом не было никакого панибратства: так в журналистском «междусобойчике» называют только тех, кому можно доверять. Самых своих – среди своих.

Послужной список у Гены, Геннадия Николаевича, по-журналистски классический, такой, как надо: начав работать токарем, он был и комсомольским функционером (не вкладываю в это слово и капли негатива), и заместителем редактора, и редактором знаменитой питерской «Смены», главредом «Комсомолки» и «Учительской газеты», также возглавлял «Правду», а потом ушел в высокую политику. И везде и всюду работал с людьми. Думаю, сегодня его вспоминают не сотни, а – без преувеличения! – тысячи людей. И вспоминают хорошо и тепло. Потому что Селезнев-журналист, равно как и Селезнев-политик, ни на секунду не переставал оставаться «просто человеком». С четкой позицией, своей системой ценностей, взглядами на происходящее. Про таких говорят - человек, к которому можно было без страха повернуться спиной. Значит – без подлости. (подробнее)

Похороны