«Вечерняя Москва» открывает цикл публикаций о ведущих вузах города. И первым материалом станет рассказ об Училище имени Щукина, о его традициях, преподавателях, студентах, духе и неповторимой атмосфере. Данный выбор не случаен — сегодня исполняется 120 лет со дня рождения Бориса Васильевича Щукина, любимого ученика режиссера Евгения Вахтангова.

Свой день рождения ты можешь позабыть, но эту дату помнить ты обязан.

Разбуди вахтанговца хоть среди ночи (в те редкие часы без репетиций), он назовет одну лишь дату, начало всех начал — 23 октября 1914 года. Как любят писать историки: «Это был промозглый осенний день…» О погоде в тот день неизвестно ничего, но случилось главное — Евгений Вахтангов прочитал своим ученикам первую лекцию по системе Станиславского. Точка отсчета. Нулевой километр.

И теперь каждый год именно 23 октября отмечается день рождения Театрального института имени Бориса Щукина. В любую погоду, при любых обстоятельствах студенты и выпускники собираются вместе и устраивают пир на весь театральный мир.

Сначала Вахтанговскую школу называли «мансуровской студией» — по названию переулка, где собирались ребята.

В 1917-м появилась «Московская драматическая студия Е. Б. Вахтангова». В 1920 году ее переименовали в III Студию МХТ, в 1939 году — в Высшее театральное училище имени Б. В. Щукина, а с 2002 года училище превратилось в Театральный институт имени Бориса Щукина.

Пельмени — тоже люди

— Когда я начинал учиться, все знали только одно: в Щукинском училище будут самые красивые студентки Москвы, — рассказывает профессор кафедры мастерства актера Владимир Поглазов. — Или какие-то самые эффектные.

Юлия Борисова, Людмила Максакова, Анастасия Вертинская — список красавиц можно продолжать до бесконечности.

Что касается юношей, то тут — полный набор.

— В любом случае были какие-то яркие индивидуальности, — говорит Владимир Петрович. — Это было всегда.

Была одна любопытная вещь — старшие любили одеваться хорошо. Не богато, но хорошо, со вкусом. Студенты выглядели по-разному, но старшее поколение имело свой стиль. «Рванина» не уважалась. Можно было одеться бедно, но со вкусом.

…На актерском факультете студенты стайками проносятся мимо турникетов. Кто-то без пропуска.

— Опять забыл? — охранник Юрий Винокуров хмурится на растерянного «кадра».

— Пусти, о всемогущий! Пусти, я знаю — ты точно можешь все! — парень в картинном отчаянии вскидывает руку.

— Иди! — шмыг, и, может быть, будущий Андрей Миронов, оседлав потертый чемодан, с жаром объясняет что-то барышне.

— 26 раз на день с чемоданом ходит. Репетирует, — понимающе кивает охранник. Будущие актеры театра и кино в институте денно и нощно. В холле, на лестнице репетируют на ходу, забывая на креслах парики и хоккейные клюшки, под доской объявлений — несколько нательных крестиков.

Через дорогу в ДШ (он же Дом Шаляпина) первый курс режиссеров сдают мастерство актера — раздел «Наблюдения».

В коридоре топчутся «старушки», из наушников девочки-гота доносится гневный ор, положенный на музыку.

Почти три недели ребята присматривались и прислушивались к соседям по лестничной клетке, дворникам и продавщицам, теннисистам, байкерам, старичкам в парке, преподавателям, к баранам, кошкам и даже пельменям. Что увидели — показали на себе. Где-то с юмором, где-то серьезно. Умеешь сам — сможешь объяснить актеру, что ты как режиссер от него хочешь. «Наблюдения» — вахтанговское изобретение.

— Смысл не только поймать внешнее наблюдение, но и передать характер. А что такое характер? Отношение ко всему: к человеку, к небу, к жизни, — объясняет профессор Михаил Петрович Семаков.

— Каждый день мы приносили по 5–6 наблюдений, из которых осталось всего несколько.

Запоминали походки, жесты, — Ростислав Семенихин «подготовил» охранника. — Хотел еще Стиви Уандера изобразить, но «засыпался». — Михаил Петрович сказал: «Таких, как ты показываешь, я видел в подворотне. Не тянет на Стиви».

Преподаватель всегда прав.

Командир счастливой Щуки

Никогда не называйте Щукинское училище Щукой. Стерпят, конечно, но внутри поежатся.

Не любят. Что щука? Рыба и рыба. Скользкая, зубастая, хитрая хищница. К щукинцам это не имеет никакого отношения.

— Правда, что вы знакомы с Вахтанговым через одно рукопожатие? — в кабинете актера театра и кино, а по совместительству — ректора института Евгения Князева фотография Мастера висит прямо над рабочим креслом.

— Да, знаком. Я пожимал руку Вере Константиновне Львовой, а она — руку самого Вахтангова, — улыбается Князев и рассказывает еще одну историю. Говорят, будто раньше вахтанговец всегда узнавал вахтанговца по паре фраз на французском.

— Французский язык у нас преподавала Ада Владимировна Брискиндова. Если ты учился в Щукинском училище, то всегда мог сказать: «Adele est malade. Elle est triste. Sa mere la». («Адель больна, грустна. С ней рядом мать. — «ВМ») Три фразы, по которым студенты друг друга узнавали.

Среди наград и сувениров замечаю «Золотого льва» — того самого, венецианского. Ни у одной театральной школы такого не сыскать, а у них есть.

Получили вахтанговцы награду из рук директора фестиваля Маурицио Скапарро: «За будущее». Так сказать, авансом, хотя не грех и за прошлое отдать еще какого-нибудь зверя «в золотом».

По заветам Багратионовича

Смотришь спектакль, блистательную «Принцессу Турандот», и понимаешь — вот оно, вахтанговское. А что это такое — на пальцах и не объяснить. Легкое, воздушное, как облако. Ухватить — ай, не получится. Здесь чувствовать надо, пережить.

— Что же такое «вахтанговское»?

— Вахтанговское… Это очень сложно и просто. Вот что мы говорим нашим студентам.

Князев достает маленькую черную записную книжку и зачитывает: «Вахтанговское… оживает. Туманное, но имеющее широкое хождение. Вахтанговский стиль обретает конкретные черты. Вахтанговское — это поступать наперекор, выкидывать коленца, иронизировать сверх всякой осторожности, сквозь слезы, сквозь смех и даже смерть.

Вахтанговское — это быть страстным и уметь прокомментировать свою страсть, быть породистым, надменным и презирать свою надменность и доказать свою породу.

Вахтанговское… одним штрихом создать образ и в следующее мгновение без сожаления его разрушить, повесить чувство на кончике жеста, небрежно стряхнуть с языка остроту, заплакать сухими слезами и засмеяться уголками глаз, смешать эксцентрику с психологизмом — фантастической крепости коктейль.

Раздуть из мухи слона и так небрежно его не приметить.

Даже из пустяка создать шедевр и при этом не раздуваться от гордости. Быть старым, мудрым и чувствовать себя молодым. Быть молодым и не брюзжать, что немощен и стар. Владейте этим стилем». Никто не знает, что такое «вахтанговское». Желательно, чтобы это было что-то талантливое. Не напрасно, если в любом театре появляется яркий, искрометный, сверкающий, блистательный спектакль, говорят: «О, вахтанговский спектакль!»

— А что Щукин дал?

— Имя. Он был любимым учеником Вахтангова. И когда в 1939 году он умер, училище решили назвать его именем.

Борис Васильевич рано ушел из жизни, остальные ученики продолжали играть, поэтому и назвали институт именно в честь него. А вообще мы называем себя «Вахтанговская школа Театрального института имени Щукина». У нас, если хотите, монастырская система: преподаватели — выпускники училища. Не страшно будет передавать наше учение дальше. Оно особенное и отличается от других школ.

Мы все преподаем в одной манере, в одной стилистике.

У нас кафедральная система обучения и невозможно перескочить через какой-то раздел. Мы изучаем актерскую грамматику по заветам Станиславского, которые чуть-чуть переделал под себя Вахтангов.

Есть в кабинете Князева Красный уголок — десятки икон и среди них одна особенная.

— Это икона Богоматери «Знамение». Ее нашли в 2005 году под полом зала — пролежала там с 1936 года. Могу предположить, что в годы разрушения храмов ее спрятал рабочий или сам архитектор здания Круглов. Теперь эта икона — наша святыня.

«Воздух кулис»

Дипломированный горный инженер Евгений Князев волей-неволей успевает еще и за ремонтом в институте следить. Шестой год идет масштабная реконструкция. Ремонтируют по чуть-чуть, никуда не выезжая, но торопятся к юбилею. Князев обещает: «Все доделаем, и не стыдно будет позвать даже первое лицо государства. И позовем!»

Мы пытаемся воссоздать облик здания. В 1936 году появился приказ Сталина, что все излишества нужно убрать и остался чистый конструктивизм. Должны появиться скульптуры, мозаичное панно.

— Говорили себе: «Не надо мне больше этого управления»?

— Сколько угодно! Говорил и говорю, но что толку — надо работать. Когда бывает так невмоготу, вспоминаю стихотворение Маяковского «Хорошее отношение к лошадям»: «Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте — чего вы думаете, что вы сих плоше? Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь». И лошадь пошла. Потому что «и стоило жить, и работать стоило». Чего впадать в уныние?

— Есть в училище легендарное место? — спрашиваю.

— Наш главный зал (ГЗ), где проходят экзамены и все показы, где побывали все выпускники, блистательные поколения выпускников. Когда в церковь заходишь, есть намоленность атмосферы, витает в воздухе теплота, аура, кожей чувствуешь, и вот то же самое есть в нашем главном зале. Когда мы построили другую сцену, у нас была жестяная банка с названием «Запах кулис Вахтанговского театра», которую мы вскрыли. Мы хотим, чтобы этот воздух, дух оставались.

Ребятам приходится многим жертвовать, чтобы состояться в профессии. А успех придет только в том случае, если при наличии таланта ты будешь обладать необыкновенным трудолюбием и терпением.

— Чем вы жертвовали?

— Я репетировал спектакль, а мама лежала в больнице.

Спектакль на выпуске, а она в больнице. Разговариваю с врачом: «Как чувствует себя мама?» — «Ничего, лучше, угроза миновала». Я говорю: «Я не могу сейчас приехать, у меня репетиции с утра до вечера. Если через неделю приеду, ничего?» — «Ничего, не волнуйтесь». А утром мама умерла… Не могу себе простить, живу с ощущением, что принес ее в жертву. Каждый раз выбираешь — пойти с друзьями или сосредоточиться в одиночестве. Выбираешь друзей, а на следующий день что-то идет не так. Коришь себя: «В следующий раз не пойду». Настоящие студенческие годы были в горном институте — веселье, прогулы лекций, курсовые за ночь, а здесь надо работать.

Игра «нижним этажом»

В театральном институте никогда не соскучишься. Что ни день, то целая история. Над чем-то посмеются и забудут, а некоторые анекдоты вспоминают и через многие годы.

— Идет показ самостоятельных работ, — вспоминает заслуженный деятель искусств, режиссер, профессор кафедры «Мастерство актера» Владимир Петрович Поглазов. — Раньше кафедра стояла не впереди, а сзади — по принципу Вахтангова. Великий Учитель всегда сидел сзади, чтобы чувствовать, как зал будет реагировать на спектакль. Я — молодой педагог. Стоят стулья, кафедра на возвышении, я сижу между двумя профессорами — Владимиром Шлезингером и Евгением Симоновым, — а перед кафедрой сидят студенты. Итак, играется отрывок «Над пропастью во ржи», где девушка-проститутка приходит к Холдену. Девочка пришла в очень коротенькой комбинашке. Когда она стояла — все было «на границе», но стоило ей сесть на колени… зрительному залу открылись все тайны.

Помню, что Людмила Вадимовна Ставская закрыла лицо и ждала, что сейчас будет крик: «Закройте занавес!» Такое бывало: если что-то неприличное, то могли закрыть занавес. Ребята играют, я стою. Симонов говорит шепотом: «Скажите, профессор, когда студентка играет «нижним этажом», это школа представления или школа переживания?» На что Шлезингер отвечает: «Профессор, для них — это представление, а для нас — переживание…»

Известные выпускники Щукинского училища (далеко не полный список)

● Владимир Этуш

● Василий Лановой

● Юрий Яковлев

● Михаил Ульянов

● Андрей Миронов

● Ролан Быков

● Татьяна Самойлова

● Александр Ширвиндт

● Людмила Максакова

● Василий Ливанов

● Юрий Любимов