Два яблока и груша

Мы смеемся. Три подруги, практически три сестры, и двух зовут, как в знаменитой чеховской пьесе. Домохозяйка Ольга, резкая Ирина-«груша», которая, несмотря на свои пятьдесят два, до сих пор меняет профессии и увлечения. По специальности, которой учились, собственно, работаю я одна. Встретились наконец-то раз за — страшно подумать — три года. Раньше и недели друг без друга прожить не могли, а сейчас все больше по электронной почте списываемся.

Каждая говорит о своем. Светловолосая нежная Ольга — о том, какой чудный у нее внучок Виталик. Белоголовый, с просвечивающими розовыми ушками, с длинными светлыми ресницами. Он пошел в детский сад и все время болеет. Надо ему шиповник заваривать, обязательно шиповник, только вот невестка ленится. Хотя невестка тоже хорошая. У Ольги вообще все хорошие. И невестка, и сын, и злой кот Герман породы сфинкс. А лучше всех — муж Коля. Ольге можно только позавидовать: с Колей они женаты уже больше 30 лет, а до сих пор она влюблена в него, как на втором курсе института.

Ирина презрительно фыркает. Она-то умеет ценить свою личность и свободу. Занималась альпинизмом, потом ездила в Индию — искать душевный покой. Делала уникальные цветы из шелка на продажу. Каждый лепесток изготавливается не меньше чем полдня… Вот и посчитай, сколько уйдет на небольшую икебану из шелковых роз. Но Ирина на искусственные цветы времени не жалела и даже представляла свои букеты на выставке в Италии. А потом вдруг так же резко остыла к цветам и начала писать книгу. Сейчас вот кардинально сменила имидж: постриглась под мальчика. Переболевшего тифом. В одном ухе — серьга-кольцо, в другом — пять блестящих «гвоздиков».

— Как ты-то? — спрашивает меня Ольга. — Как твой?

Я собираюсь с мыслями — как рассказать моим подругам про тебя? Что когда ты спишь, то выглядишь таким беззащитным и нежным. Хотя на самом деле ты крутой и сильный. Но во сне твои ресницы подрагивают, а на выдохе, если прислушаться, можно распознать тоненький свист. Ты любишь все четное: ключ в замке поворачиваешь два раза, кидаешь в чай два кусочка сахара. Мне кажется, я не смогу без тебя жить.

Но пока я думаю, как всю эту лирику сформулировать, Ирина, воспользовавшись паузой, уже начинает рассказывать о себе. У нее, конечно, новая любовь. «Вы будете смеяться», — начинает она. И мы с Ольгой смеемся. Заранее. Потому что у Ирины что ни любовь, то история, достойная кинематографа.

Был, например, человек, летевший в Москву транзитом из Алжира и потерявший здесь документы. Ирина помогала ему попасть домой и влюбилась. Еще был индус, практикующий камасутру; был деревенский корешок Андрюха, который приехал в столицу продавать мед; был первокурсник, его мама приезжала Ирину бить, чтобы от сынка отвадить.

Сейчас у Ирины любовь с молдаванином, устанавливавшим ей пластиковые окна. Молдаванин с забавной фамилией Заец отремонтировал ей всю квартирку и наладил быт, но привел домой лайку-хаски. Ирина собак не любит, тем более, квартира у нее маленькая, двухкомнатный «хрущ» на окраине. Хаски необходимы свежий воздух и прохлада, поэтому Заец устроил ей на балконе импровизированный вольер. В любви наметилась трещина.

— А вообще, — неожиданно перескакивает на другую тему Ирина, — вам надо практиковать капалабхати.

— Капа — что? — переспрашиваю я.

— Сияющее дыхание черепа! Специальное дыхание такое. Один длинный и долгий вдох надо выдыхать толчком, чтобы низ живота был задействован. Мозги прочищаются! Настроение супер! Заряжаешься на целый день. Заодно и подберете жир на талии. А то ишь нарастили себе спасательный круг.

Опять Ирка переходит на личности. Ольга сердится.

— У тебя, я вижу, череп уже просвечивает! — довольно грубо намекает она на новый Иркин имидж. — Мой Коля любит меня такой, какая я есть. Яблоко, груша, — для него я самая лучшая. Чушь какую-то несешь. А собаку ты, Ирка, полюби. Если любишь этого своего зайца молдавского, и собаку его надо любить.

У Ольги в речи — сплошное слово «любовь» и «любить» со всеми возможными производными.

— Ну уж это мы еще посмотрим! — ершится Ирина.

Она выходит «поправить чулочек» — так говорит нам, — и мы с Ольгой смеемся. Все-таки Ирка классная. Веселая и яркая.

— А жалко ее, — вдруг говорит Ольга. — Детей нет, а в чем еще наше женское счастье? Только в детях и любви. А у нее все череп какой-то сияющий… Я не поняла, что она там про яблоки и груши говорила?

Я объясняю Ольге про три типа женских фигур. «Яблоко» с большой грудью и животиком. «Груша», у которой весь объем во «вторых девяноста». И «песочные часы» — мечта любой женщины, с тонкой талией, как у Одри Хепберн…

— Классификации эти дурацкие, — выносит вердикт Оля. — Вот мой Коля…

Знаю, знаю. Любит такой, какая есть.

Ирка возвращается — подкрасила губы, глаза блестят.

— Девчонки, а давайте сфоткаемся вместе на память, — предлагает она.

И тут же зовет официанта:

— Любезнейший! Сфотографируй нас, пожалуйста, — и протягивает смартфон.

Мы улыбаемся в объектив. Три подруги, чеховские три сестры, три рафаэлевские грации.

— Внимание — два яблока и груша, — шуткую я. — Олечка — белый налив, я мелкая китайка, Иринка дюшес.

Ровесницы, подружки. Нас связывают не только эти редкие встречи. Мы объединены общим прошлым: студенческими поездками на картошку, первыми влюбленностями, горнилом лихих девяностых. Вы помните меня в джинсах-варенках, увешанную тяжелыми цепочками, с идиотской прической «Аврора» и глазами, густо обведенными черным карандашом. Даже если я превращусь из «яблока» в «арбуз», вы все равно будете знать, что когда-то я весила сорок шесть килограммов и ходила на двенадцатисантиметровых каблуках.

И роднее вас никого нет. Домашняя Ольга, необузданная Ирина. Я навсегда с вами. Два яблока и груша.