Дети испанской войны. История трех тысяч маленьких беженцев, для которых наша страна стала второй родиной

Небольшая квартирка в Тропареве. Две женщины, между ними на столике — диктофон. Хозяйка, бодрая седая дама, говорит по-русски совсем чисто, лишь звук «л» как-то сам собой смягчается:

— Я родилясь на берегу Бискайского зальива…

Ей 89 лет, ее зовут Виртудес Компань Мартинес. В 1937 году ее привезли в СССР, спасая от войны. Испанцы образно называли таких детей «бегущими от грозы».

Дедушка гостьи, молодой хрупкой шатенки, тоже испанец, нашедший спасение в Советском Союзе, только он приехал сюда будучи взрослым. Анна Фернандес — ведущий специалист Российского государственного архива фонодокументов. Она изучает историю «испанских детей» и записывает их воспоминания.

Плакат, призывающий крестьян защищать республиканское правительство, которое дало им землю. Под такими лозунгами воевали отцы «бежавших от грозы» / Фото: тасс

ПРИНЯТЬ ПОД КРЫЛО

18 июля 1936 года в Испании началась Гражданская война: националисты во главе с Франко выступили против республиканского правительства. Вскоре стало ясно — прокормить сирот и тех, чьи родители ушли на фронт, будет тяжело. Надо хотя бы часть детей вывезти в дружественные страны — Францию, Бельгию, Мексику... И в Советский Союз, который оказывал республиканцам гуманитарную и военную помощь.

— 28 марта 1937 года страна приняла первую партию «бегущих от грозы» — группу из 72 детей, — говорит Анна Фернандес. — Их отправили подлечиться и отдохнуть в Артек, а 15 августа перевезли в Москву. 24 июня прибыла вторая партия, самая большая — 1505 человек. Потом было еще несколько.

Историк Андрей Елпатьевский подсчитал, что СССР приютил около 3 тысяч детей. Публицист Елена Висенс отыскала в архиве Коминтерна документ от 27 декабря 1938 года. В нем говорится, что, узнав о количестве спасенных, Сталин обронил:

— Мало, надо больше детей привезти.

СЛАДКИЙ ОСАДОК

Многие советские люди были готовы принять маленьких беженцев в семьи. И кое-кого приняли, но статистики по усыновленным испанцам нет. Абсолютное большинство детей прошли через казенные учреждения. С самого начала было решено, что их не будут распределять по обычным детдомам — для них создадут специальные заведения, с частично испанским персоналом. Из 15 домов, открытых в СССР к 1938 году, два находились в Москве: один в Шелапутинском переулке, 1, другой — на Большой Пироговской, 13. В 1940 году детдом на Пироговке превратили в Дом испанской молодежи — что-то вроде интерната для юношей и девушек от 17 лет до 21 года.

Франциско Мансилья Карамесу 91 год. Он возглавляет Испанский центр в Москве — организацию, которая объединяет «бежавших от грозы» и их потомков. Франсиско до сих пор не может забыть, как его, 11-летнего мальчика, привезли в детдом на Пироговке.

— Это был настоящий дворец — с садом, футбольным полем, — вспоминает Франциско. — Я подумал, как же прав был мой отец, убежденный социалист, говоривший: «СССР — это рай для пролетариата».

В «испанских» детдомах Москвы, Ленинграда и Киева условия и впрямь были роскошными (в провинции — похуже). По данным Елены Висенс, на каждого воспитанника отпускалось в 2,5–3 раза больше средств, чем на советского ребенка в обычном детдоме. Курировал испанцев Всесоюзный центральный совет профсоюзов (ВЦСПС) — организация, существовавшая с 1918 по 1990 год. Через него же, по официальным сведениям, поступали деньги на их содержание. Андрей Елпатьевский считает, что это была маскировка: «Единственным источником финансирования испанских эмигрантов был государственный бюджет».

СССР снабжал пиренейских гостей щедрее, чем своих граждан, но, конечно, оценить эту разницу могли только взрослые. Например, бывший командир корпуса республиканской армии Мануэль Тагуэнья, приехавший в 1939 году учиться в Военную академию имени Фрунзе. Однажды директор дома отдыха в столовой подошел к Мануэлю и к группе других испанцев и, пытаясь за усмешкой скрыть смущение, попросил:

— Дорогие компаньерос… Вы сахар-то или размешивайте или вприкуску, что ли, ешьте…

Испанцы переглянулись. Директор, еще больше смутившись, объяснил: русским посудомойкам невмоготу видеть чашки с толстым слоем нерастворившегося осадка. Сахар, который в доме отдыха стоял на всех столах и который испанцы сыпали себе в кофе не глядя, в городе был страшным дефицитом…

Виртудес Компань Мартинес / Фото: Александр Кожохин, «Вечерняя Москва»

БЫЛИ ШАХТЕРЫ — СТАЛИ СЕНЬОРЫ

«Испанские дети» стали любимцами советских журналистов. Черноглазые очаровашки тянут руки на уроках, читают стихи Пушкина, слушают приехавшего к ним в гости Чкалова… Да, все это было. Но были и сложности, о которых тогда не писали.

Юные мачо, не знающие ни слова по-русски, со специфическим менталитетом, да еще и травмированные войной, оказались для педагогов крепким орешком. Искусственно созданный мирок, состоявший наполовину из соотечественников, замедлял интеграцию и консервировал многие проблемы.

Девятилетнюю Виртудес Компань Мартинес и ее двенадцатилетнюю сестру пришлось записать в один класс: на родине обе девочки успели отучиться в школе всего по году. Из остальных 18 детей в их классе шестеро не умели ни читать, ни писать на родном языке.

— Испания значительно отставала от СССР по уровню образования и технического развития, — объясняет Анна Фернандес. — Мой дедушка, родившийся в рабочей семье, сумел окончить всего четыре класса.

Привезенные с родины социальные и региональные комплексы долго не удавалось вытравить. За обедом представители нацменьшинств — астурийцы и баски — устраивали жестокие драки на вилках. Выходцы из бедных семей враждовали с «богачами». Примирялись все на уроках — совместно устраивали такой тарарам, что учителя за голову хватались.

В 1946 году руководство подмосковного детдома № 1 в отчете расписывалось в своей беспомощности: «Элементы экспансивности, доходящие до состояния аффекта, испанцами рассматриваются как явление национальное…» А ведь ребята к тому времени жили в СССР как минимум девять лет! Видимо, физическое созревание у испанцев начиналось раньше, чем у их советских сверстников, и это добавляло трудностей. Член ЦК испанской компартии Энрике Кастро Дельгадо, навестивший соотечественников в одном из ленинградских детдомов, оставил в отчете выразительную фразу: «Сексуальная проблема есть настоящий рак».

Штаты детдомов были раздуты — на двух воспитанников приходился один человек из персонала. От излишней опеки отпрыски шахтеров и крестьян возомнили себя сеньорами. Они взрывались, если их пытались привлечь к самым легким работам по самообслуживанию — подмести спальню, подежурить в столовой.

Как же на них находили управу на родине? Очень просто — лупили, ставили коленями на горох. Советские педагоги ужаснулись, когда испанские коллеги стали применять у них на глазах национальные методы. К чести наших учителей, они до подобного не опускались.

«ИХ… МИЛИЦИЯ РЕДКО ЗАДЕРЖИВАЕТ»

После войны испанских детдомов стало меньше, и все они были сосредоточены в Московской области. Контингент сокращался — беженцы вырастали. В 1951 году закрыли последний специальный детдом, находившийся в Болшеве.

Большинство испанцев получили образование и профессию. Виртудес Компань, например, до пенсии работала редактором в издательстве, а Франциско Карамес — сначала агрономом, а потом переводчиком. Но, увы, были и те, у кого жизнь сложилась не так удачно.

В 1945 году в Москве изловили банду из 24 воров. Парни были, как на подбор, смуглые и черноволосые. Оказалось — испанцы! Член президиума ВЦСПС Е. Г. Шульга (расшифровать инициалы не удалось) с возмущением писала начальнику уголовного розыска Москвы, что разбойники еще и пытаются разлагать своих порядочных земляков: «...хвастают своей «легкой работой» и тем, что их как испанцев милиция редко задерживает». Почему «дяди Степы» проявляли такую толерантность? Может, боялись скандала? Из деток, которых за восемь лет до этого осыпали в портах цветами, получились воры. Это ж какой удар по репутации советской педагогики!

В том же 1945 году ВЦСПС выяснил, что многие его подопечные работают на заводах спустя рукава, прогуливают, воруют. 60 самых злостных нарушителей отправили в тюрьму, а тех, кто еще не окончательно свернул на кривую дорожку, решили поддержать: велели местным профсоюзам в первые полгода работы выплачивать им дотации, выдавать по ордерам одежду и обувь.

Долорес Ибаррури (1895–1989), глава испанской компартии в изгнании / Фото: Из архива

ВОЗВРАЩЕНИЕ С ПРИДАНЫМ

Гражданская война закончилась 1 апреля 1939 года поражением республиканцев. Однако многие эмигранты — и взрослые, и маленькие — не собирались навсегда оставаться в СССР. Одни надеялись, что репрессии на родине их не коснутся, другие хотели воссоединиться с близкими, которые бежали в Латинскую Америку. Но Советский Союз всячески препятствовал выезду. Это легко понять — в их воспитание и обучение было вложено столько сил, как же после этого отпустить их в недружественную страну?

— Конечно, разлука с кровной семьей для испанских детей была трагедией, психологической травмой, — рассуждает Анна Фернандес. — Однако вряд ли на родине их в тот период ожидало такое уж хорошее будущее. Сразу после окончания Гражданской войны семьи республиканцев считались «неблагонадежными», многие жили на грани нищеты. А здесь испанские дети смогли получить достойные знания, о них заботились. Тем, у кого годы спустя все же появилась возможность вернуться, образование, полученное в СССР, очень помогло реализоваться профессионально.

После конца Второй мировой войны объявили послабление, и до января 1947 года около 150 человек выехали в Мексику. Руководство ВЦСПС выдало им «23 драповых пальто, 19 бостоновых костюмов, 4 шелковых платья, 26 пар мужского белья <…> 46 пар чулок и носков». Хорошее приданое для разоренной войной страны. Это были представительские расходы: чтобы испанцы не ударили в грязь лицом перед заморской родней.

В 1956 году эмигранты стали уезжать уже на родину — за 4 года выбыло почти 1900 человек. Вторая волна исхода началась в 1977 году, когда умер Франко. А третья — в 1990-е годы. Тем не менее даже тогда не все испанцы сбежали. А некоторые, уехав, вернулись.

— «Советские испанцы» привыкли к насыщенной духовной жизни, к музеям и театрам, — рассказывает Анна Фернандес. — Соотечественники казались им… людьми из другого мира, что ли. А еще им больно было слышать, когда кто-то при них начинал ругать их вторую родину, Россию...

Согласно подсчетам Испанского центра каждый третий «бежавший от грозы» вообще не поддался соблазну уехать. «Не хочу, чтобы моя русская жена пережила то, что когда-то перенес я», — заявил Мануэль Перейра, ныне покойный московский инженер. Наверное, его земляки, которые предпочли остаться на новой родине, подписались бы под этими словами.

ЦИФРА

69 «испанских детей», привезенных в 1937–1939 годах, проживает сегодня в России, из них 37 — в Москве.

КСТАТИ

Во время и после Гражданской войны 1936–1939 годов в Советский Союз также эмигрировало около 5 тысяч взрослых испанцев. Около 780 эмигрантов добровольно участвовали в Великой Отечественной войне, не менее 280 из них погибли или пропали без вести. Командир пулеметной роты Рубен Ибаррури (1920–1942), сын генерального секретаря компартии Испании Долорес Ибаррури, посмертно стал Героем Советского Союза.