Другие берега. 2 февраля на Троекуровском кладбище журналисты простились с Борисом Резником

Когда-то, очень давно, кажется, что уже тысячу лет назад, мы прилетели с ним на таежную речку Немту. Что на границе Нанайского и Лазовского районов Хабаровского края. Уже и не припомню, зачем нас туда доставила винтокрылая машина. Так мы тогда называли вертолеты в своих репортажах.

Может, нас знакомили с лесными, пока еще не до конца разворованными, богатствами… Сейчас такой выезд группы журналистов называют пресс-показом. Немта была знаменита тем, что здесь любил рыбачить Алексей Климентьевич Черный — легендарный первый секретарь Хабаровского крайкома КПСС. Фартовая речка! А Черный, считалось, не просто критик, а личный гонитель Бориса Резника. Несколько раз за публикации острых материалов в «Известиях» Алексей Климентьевич порывался выгнать Бориса Львовича из партии. Блогеры и юзеры сегодня не знают, что значит лишиться партийного билета. И слава богу. Времена Черного прошли. На арене возникли другие партии. И явились другие нравы. Технологии не приходят в одиночку. Они меняют образ мыслей. И даже способ жизни. Журналистское сообщество поделилось на мультимедийных бойцов нового рынка и вечно обиженных. Тех, кому кто-то чего-то недодал. Они тешили свое самолюбие количеством лайков в фейсбуке и малотиражными книгами, в которых сводили счеты с обидчиками. А заодно и с прошлым. Правда, были и те, кто авторским письмом пытался отбиться от электронной щебенки.

■

Резник стал депутатом Государственной думы. И теперь мы с ним ловим рыбу. Резник, конечно, не рыбак. Спиннингом владеет слабо. Чтобы не было насмешек, он отходит на излучину плеса от коллег и начальников, уже дегустирующих на бережку таежную уху. И не только уху. Наконец блесна на его спиннинге срабатывает, он вытаскивает щучку, которую опытные рыбаки называют «карандашом». Восторг и радость на лице Бори! Щука бьется в неопытных руках и выскальзывает опять в реку. «Нет! Ты видел?! — кричит Резник. — Примерно с полметра была!» «Чего — видел?» — я делаю невинные глаза. Резник строжает: «Ну-ка не ври давай! Я только что поймал рыбу! Вот такую!» Руками показывает почти метр. Потом мы развели костерок и запекали в фольге пойманную чуть позже мальму. Форель такая, из рода гольцов. Пока не подошел тогдашний губернатор Хабаровского края Виктор Иванович Ишаев и не позвал нас к общему столу: «Борис Львович! Нельзя отрываться от народа…» Мы оба уважили Виктора Ивановича. И от народа отрываться не стали.

Десятки совместных командировок, сотни событий и встреч. Резник с Сахаровым, Резник на трибуне съезда произносит свою знаменитую речь, Резник с Горбачевым, Резник получает японский орден Восходящего солнца… Почему так навязчиво всплывает в памяти та поездка на благодатную Немту? Он стоит на излуке с выражением детского счастья на лице и кричит: «Иди, иди сюда, Фома Неверующий! Второй раз попалась! Теперь уж не отвертится…» Леска спиннинга тонко поет в его руках. Ближе к берегу закипает бурун. Пойманная форель чертит плавником полукруг, выходя со стремнины на плес. В Немте прозрачная вода. Может быть, она — самая чистая и самая быстрая в мире. Во всяком случае, тогда нам обоим так казалось. И, похоже, мы оба были счастливы.

■

Избиратели Бориса Львовича Резника считали его коренным дальневосточником. Как обычно думают коренные? Только тот, кто знает, где выпадает самый белый в мире снег, где текут самые чистые реки и где живут самые честные девушки, может так самоотверженно биться за процветание родного края. Географическое название места — Дальний Восток. На самом деле, он — Дальний… Восторг! Борис приехал сюда из Москвы описывать трагические события на острове Даманском. И остался, по сути, на всю жизнь. В душной тени папоротников созревает таинственный женьшень. Горные ручьи заходятся, как якуты, в горловом пении. Опустишь ладонь в струю — немеет от холода! Сохатый утром идет на водопой. И в его огромном и влажном глазу отражаются гольцы и дальние отроги, с вершин которых даже летом не сходят снежные шапки. Сказка. Резник любил край так, как его может любить только дальневосточник. На самом деле он родился во Ржеве, учился и вырос в столице. Обыкновенная Замоскворецкая шпана. По Пятницкой, через мостик, ходил в школу.

Начинал в столичных газетах еще школьником. Бегал с фотоаппаратом — любовь к ним на всю жизнь. Собирал рано утром, по единственному в коммунальной квартире телефону, информацию для «Вечерки». Новость: начали выпускать французские булочки. Став взрослее, ходил в пальто, перешитом из отцовской фронтовой шинели. Трудно перечислить все организации и конкретных людей, которым помог депутат Резник. Так же как и невозможно привести полный список материалов-расследований журналиста Резника. Газеты не хватит. Но вот деталь: Резник до последнего, не афишируя, помогал Ржевскому роддому. Тому самому, в котором он родился.

■

Черный ловил на Немте столько, сколько было душе угодно. Отменный рыбак, он и руководил отменно. Сделал для Хабаровского края очень много. Это уже исторический факт. Матерый человечище. Стиль руководства, понятно, диктаторский. В народе Черного считали дальневосточным царем. Резник опубликовал в «Известиях» статью «Логика нелогичных решений». Ставил под сомнение целесообразность строительства завода азотных удобрений под Комсомольском-на-Амуре. Писал прямо: отходы комбината убьют все живое в реке. Побагровевший от партийного гнева Алексей Климентьевич кричал на экстренном заседании бюро крайкома партии, собранного в день выхода статьи: «Резник! Иди садись на мое место! Ты же у нас давно руководишь краем! Ты же сам принимаешь решения, что нужно строить, а что — нет! Ты возомнил себя умнее Политбюро ЦК КПСС!» Можно было бы дерзко ответить: «Алексей Климентьевич! Вы же черпаете из Немты рыбу ведрами… В Амуре не останется ни кеты, ни калуги!» Но Борис ответил так: «Мне непонятно судилище, которое вы здесь устроили газете — органу Президиума Верховного Совета СССР». Черный оторопел: «Какое судилище?! При чем здесь газета?» Резник продолжил: «Когда эта заметка была в моей чернильнице, это было мое мнение. Когда же она опубликована — это мнение моей газеты. Поэтому, если ко мне нет других вопросов, разрешите удалиться. Я должен проинформировать редколлегию газеты о происходящем здесь». Прилетела комиссия ЦК КПСС. Резник передал ей досье — доказательную базу опубликованной статьи. Это был стиль его работы — документы. Да, как на следствии. Его ироничная, не для печати, присказка: «Чем больше бумаги, тем чище задница!» Выводы комиссия сделала убийственные: стройку завода азотных удобрений надо закрывать. Закрыли. Многие считали, что Черный и Резник теперь враги до конца жизни. Но я знаю другое. В последние годы жизни Алексея Климентьевича гостем в его обыкновенной московской «трешке» была не партийная и не журналистская братия, а Резник.

После длительного перерыва он организовал поездку Алексея Климентьевича в край, где Черного еще помнили и тепло приняли. Борис помог достойно проводить легендарного секретаря в последний путь. Он же ходатайствовал, чтобы на здании, где долгие годы работал Черный, установили мемориальную доску.

Насчет «своего места» и дерзости. Мы поссорились с Резником за годы знакомства и сотрудничества (а это уже сорок пять лет — неужели?!) всего один раз. Эмоционально я перебрал. Борис одернул меня: «Знай свое место!» Я, конечно, обиделся. Сердиться он долго не умел, и мы быстро помирились. Но над словами старшего друга и наставника я задумался. Часто нас, выходцев дальневосточной журналистики в Москве, он красиво называл капитанами газетной индустрии. Подхваливал и поддерживал. Работая шеф-редактором «Известий», я присматривал за работой корпунктов в стране. Часто говорил дальневосточному собкору Резнику: «Становись главным редактором газеты. Многие в коллективе хотят этого. Я смогу работать под твоим началом! Даю тебе честное слово — не услышишь от меня и слова критики». Борис отшучивался: «Знаешь, Санек, кто такой ударник в опере? Так себе — пешка… А в джазе это король!» Известинцы не один раз выдвигали кандидатуру Резника на должность главного редактора. Он всегда брал самоотвод. Он знал свое место. По моим сведениям (в биографии подтверждения не нашел), в молодости Борис работал одно время литературным секретарем замечательного поэта Михаила Светлова. Резник знал много баек Михаила Аркадьевича, любил его стихи и читал наизусть. Однажды он прочел мне строчки другого поэта — Пастернака. Вот они: «Напрасно в дни великого совета, Где высшей страсти отданы места, Оставлена вакансия поэта: Она опасна, если не пуста». Теперь вакансия пуста. Понимать это тяжело. А была и опасна.

Резник опубликовал в 1995 году статью «Кто там, рядом с президентом». В ней он рассказал о криминальном авторитете Податеве по кличке Пудель. Податев уже появлялся на фотографиях за спиной президента и патриарха… Из ФСБ сообщили, что Пудель Резника «заказал». Почти два месяца Борис прожил под охраной ОМОНа. А ведь были еще и «Семечки» — ряд статей, после которых из тюрем освободили несколько тысяч людей, невинно осужденных. Историей занимался лично генеральный прокурор. Цикл расследований «Мафия и море» — следы мошенников и расхитителей вели в Японию. Тогдашний министр иностранных дел Японии Митио Ватанабэ прилетал в Хабаровск, чтобы встретиться с Резником. Была статья, название которой говорит само за себя: «Кто есть ху? Еще вчера генерал армии Моисеев поддерживал ГКЧП, а сегодня он министр обороны?» В своей репортерской работе (собкор «Комсомолки») я вышел на след банды Протасова. Они организовали подпольный картежный синдикат, похищали, а потом и убивали людей. Углубившись в тему, я понял — без помощи старшего товарища, Бори Резника, мне не обойтись. Борис достал две увесистые папки: «Читай!» Факты, добытые Резником, потрясали. Идеолог и главарь банды, бывший фотограф Протасов, женился на дочке заместителя председателя крайисполкома. На свадьбе в качестве свидетеля присутствовал зампрокурора края. В банду после организации убийства опасного свидетеля вошел… начальник уголовного розыска УВД города! С трибуны закрытого пленума сам Черный сказал: впервые в истории края криминал и власть срослись. Советское время. Еще нет перестройки. Первый секретарь объявил о рождении дальневосточной мафии. Уверен, он был знаком с досье, которое собрал на бандитов Резник.

■

Борис Львович, повторюсь, не рыбачил и не охотился. Когда мы, члены неформального журналистского «Пень-клуба», однажды подарили ему велосипед, он все с той же детской радостью, с какой ловил рыбу на Немте, посмотрел на нас. Дескать, а что мне с ним делать?! У Резника, по жизни, была своя охота. Тихий и интеллигентный человек в очках, он становился жестким и несгибаемым, когда слышал слово «коррупция». Мне многие говорили, что в Госдуме он один такой. Не знаю. Может, легенда. Я не верю в его последний проигрыш на выборах. Не вдаюсь в партийные хитросплетения. Случайный хабаровский таксист, изложив мне по дороге из аэропорта свою тупиковую историю, воскликнул: «Так мне что ж теперь — самому Резнику жаловаться?!» Это случилось как раз тем летом, когда проходили замечательные выборы. Где, считается, Резник проиграл борьбу. Он ее не проиграл. Лишь отошел в сторону. Совсем недавно «Огонек» опубликовал его сенсационные статьи о том, как люди в погонах разворовывают лес в Хабаровском крае. Ах, рыбная речка Немта! Ах, пресс-прогулки с ухой из желтощека и китайского окуня аухи! Резник попросил меня и главного редактора «Огонька» С. Агафонова написать предисловие к его последней книге. Она называлась «Хроника пикирующей страны». Писали по отдельности. Сережа написал лучше. В частности — о работе Резника: «Ничего подобного сегодня на журналистском горизонте больше нет». И абсолютно точно подметил: «Мудрый, битый и тертый Резник удивительно доверчив и часто наивен. Годы не отучили его искать в людях хорошее…»

■

Он любил жену Лену, тоже человека из нашего цеха, и гордился своими детьми. Сын Андрей — астрофизик и бизнесмен, один из руководителей крупной российской фирмы по нанотехнологиям. Отслужил в свое время на Черноморском флоте старшиной. Дочь Ксения — писатель и переводчица, окончила докторантуру японского университета Цукуба. Еще он любил «мужиковать». Звонил по телефону и объявлял: «Сегодня мужикуем!» Сам накрывал стол. Выпив по рюмке, мы выходили на улицу и нарезали круги вокруг то ли пруда, то ли озера. Неподалеку от депутатского дома. Я вообще не люблю пеших переходов, предпочитая сплавляться по рекам. Резник часами заставлял выхаживать вокруг пруда. Сторожился прослушек. Много чего он знал и много рассказывал... У него было выражение: «Нельзя терять когтистости лап».

Потом мы садились на лавочку, и он просил: «Прочти… Как там, про костры?» Я читал: «После шумных пиров чисто вымыть полы. Посидеть у окна с папиросой погасшей. И увидеть костры на другом берегу. Там, где молодость наша». Почему-то он любил эти строчки, написанные не мной, а моим дружком по студенческой вольнице Володей Сополевым. Резник просил у меня сигарету и делал вид, что затягивается… А, может, и правда курил. Что-то он видел, какой-то другой смысл, в этих простых и бесхитростных строках. Наших раньше времени ушедших друзей и коллег? Сережу Торбина, Володю Сополева, Толю Друзенко, Игоря Нестеровича Голембиовского, Инну Павловну Руденко, Василия Михайловича Пескова, Андрея Иллеша… Уже всех и не перечесть. Я же почему-то всегда в тот момент вспоминал пологий берег речки Немты. И костерок, у которого мы сидели. Другие берега. Полы чисто вымыты.

Может быть, он знал, что теперь мы туда уже никогда не вернемся?! Где самый чистый снег и самые быстрые реки… И вот теперь, после шумных пиров, я представляю. Резник сейчас сидит на крутом берегу, в тех пределах, где нас пока нет. И где мы еще не бывали. Говорят, что туда не стоит торопиться.

Он развел костерок и дожидается нас, своих друзей. Понятно — пройдет еще и сто, и двести, да что там двести — тысяча лет! Но ведь каждый знает — встретимся точно. Напечем мальмы в фольге, помужикуем… Вспомним, конечно.

И смешное, и грустное. Как наш дружок и земляк, нынче самый известный капитан уже не только газетной, но и интернет-индустрии, бегал в Тынде за дефицитной в те годы водкой, взяв напрокат у бамовских знатных бригадиров и прицепив на лацкан своего пиджака три Звезды Героя Соцтруда. Вернулся с полной авоськой. Как по реке носится «ракета», благодаря тебе, Боря, названная «Сергей Торбин». Стремительный такой, современный кораблик. Пароход белый-беленький, черный дым за кормой… Я прокатился на нем. Подышал ветром и брызгами. И тот поклонный крест на безымянном Амурском острове, где стоит часовенка, построенная тоже благодаря тебе, не упал под ветрами, не согнулся от яростных циклонов, приходящих весной с Джугджура. Мы-то помним с тобой, как тяжело и трудно было его поднимать. Но ты сказал тогда точно: тяжелее креста, чем вынесешь, Он не дает.

■

Я знаю, что ты дождешься меня.
Даже если пройдет еще тысяча лет.