Актриса Мария Аронова: Я училась играть без грима
– Лето – маленькая жизнь. У всех это слово вызывает свои ассоциации, которые меняются с возрастом. Какое оно, ваше лето?
– В детстве оно было бело-черным. Я очень любила маму. И когда меня отправляли на дачу, это, с одной стороны, вызывало приятные ощущения, что я увижу ребят, которых давно не видела, побуду с бабушкой-дедушкой. С другой стороны, я уезжала из дома, и для меня это было большой проблемой: ведь я была ребенком домашним, родительским... А сейчас летние месяцы вызывают у меня только счастье. Я в отпуске, могу быть с близкими, могу быть с дочкой, с сыном, с мужем, с внучкой.
– А какие у вас общие семейные радости?
– Если говорить об общих радостях, о семейных традициях, то мы любим рыбачить. И мы грибники с большим стажем, со своими грибными местами. Единственный человек, который эти наши увлечения не разделяет, это наш сын, старший ребенок. Владик сибарит, домосед, все это ему чуждо. А дочка Симочка – наш человек. В ее лице мы нашли союзника.
– Когда мужчина говорит, что он рыбак, это не вызывает удивления. И совсем другое дело, когда женщина говорит, что любит рыбачить…
– Это зависит, с моей точки зрения, от мужчины. Меня этому обучал папа. Потом в мою жизнь пришел Женечка, который тоже оказался рыбаком. Единственное, чему они меня не научили, это играть в шахматы. Потому что, в принципе, я достаточно хорошо вожу машину (мужчины говорят, что у меня абсолютно мужской стиль вождения), я преферансист с хорошим стажем и я рыбак. А вот в шахматы они меня не научили играть. Пока я готовлю, мужчины играют.
– Рыбаки всегда хвастаются уловом. Чем похвастаетесь?
– Самый большой улов у меня был на Волге, это был сазан – 6 килограммов 150 граммов. Незабываемые ощущения! Сравнимо с американскими горками. Тот адреналин, который ты получаешь, тот ужас от одной только мысли, что эта рыбина сейчас может сорваться... В платном-то пруду тоже поборешься. А здесь великая река Волга, на большом течении… Это было для меня испытание. Но без Жени я бы не справилась. В последний момент, когда надо было забирать рыбку, Женька перехватил удилище и подвел ее к берегу, а я спустилась с высокого берега с подсадчиком и вытащила. Без мужа я бы, наверное, не справилась. С моим характером, я думаю, я бы поторопилась.
– Готовили сами?
– Да, да! Это самое вкусное, что может быть. Просто в муке обваляли и пожарили. Нет ничего вкуснее только что выловленного сазана. Мы эту рыбу даже в Болгарию отвозили. Женя сейчас опять ездил к нашим друзьям на Волгу и привез сазанов, мы их заморозили. А когда Симочка уезжала к нему в Болгарию, я положила трех замороженных сазанов. Женя хотел болгар угостить волжской рыбой. Так что и в Болгарию поехали волжские сазаны.
Кстати, сейчас летом мы отдыхаем в Болгарии. Раньше ездили на Волгу, это был дикий отдых с палаткой, с друзьями. А сейчас лагерь устанавливать уже нет сил. Поэтому мы послушались нашего милого, нежного друга Мишу Полицеймако, приобрели маленькую недвижимость в Болгарии и сейчас отпуск – это море, фрукты, солнышко, балкон, походы… Я пока в Москве, заканчиваю работу, а недавно мои ездили в Софию, посмотрели, где Ванга жила.
– Вы же должны были играть болгарскую провидицу в телесериале «Вангелия»? Почему отказались от роли?
– У меня должны были состояться пробы, и не приехал человек, связанный с пластическим гримом. Почему-то меня судьба туда не пустила, Боженька меня не пустил в эту работу…
– Актеры умеют замечать в жизни мистическое. Когда на втором курсе Щукинского училища вы пришли в Театр Вахтангова, вам дали для вещей ящик, и там лежала расческа…
– Да, красненькая маленькая расческа с отломанной ручкой. Она до сих пор лежит в ящике. Расческа актрисы Людмилы Целиковской, как мне сказали. И потом, когда мне подобрали костюм, я отогнула пояс и увидела ее фамилию. И еще были такие мистические совпадения. Я вела замечательную программу, рассказывала про Матронушку на канале «Спас», и мы поехали к ней на могилку. А там по соседству дорогое семейное захоронение и огромное количество фамилий. Какие, думаете, там фамилии? Какое-то захоронение Ароновых.
– В одном из интервью ваш сын рассказывал, как вы все успеваете. Вы можете вернуться с гастролей, поехать на ночную съемку, поспать четыре часа, встать с утра, приготовить драники, заняться садом… Как вам удается выкраивать в сутках лишний час-другой?
– Я делаю это, к сожалению, за счет сна. Мне кажется, что с этим сталкивается любой человек энергичный, когда жалко тратить время на сон. Хотя высыпаюсь я за четыре часа, это какая-то отработанная схема моей жизни. Мне этого хватает, как мне кажется, но врачи другого мнения. Сейчас, в мои 46 лет, конечно, все это сказывается. Если мы обладаем энергией, мощным темпераментом, надо в возрасте от 30 лет и дальше себя удерживать. Потому что потом оказывается, что это некий ресурс организма, который использовать не стоило.
– Для съемки в фильме «Батальон», где вы играли командира женского батальона смерти, вы побрились налысо. На что вы готовы ради роли? И что должно быть в сценарии, чтобы он вас зацепил и вы согласились сниматься?
– Мне нравятся перевертыши. Мне нравится, когда мы начинаем с одного, а заканчиваем другим. Это меня всегда очень привлекает как в кино-, так и в театральных ролях. Когда мы думаем про человека негативно и потом появляется возможность через роль, через обстоятельства, в которые попадает персонаж, развернуть мнение зрителя практически на 180 градусов. Это мне очень интересно. И, несомненно, это режиссер. Я человек зависимый. Я артист, в которого надо сначала вложить. Со мной надо сначала репетировать, говорить, мне надо рассказывать про идею, мне важен человек, который сидит за режиссерским столиком. И, конечно, для меня очень важны партнеры. Я люблю пинг-понговые партии и очень обогащаюсь, работая с талантливыми людьми. Я думаю, что я не открываю никому Америки, но если ты окружен талантливыми людьми, то и ты сам прыгаешь выше головы.
– Спектакль влияет на зрителя. После хорошего спектакля зритель уходит всегда немного другим, что-то в нем самом меняется, какие-то смыслы он извлекает для своей жизни. И роли, которые играет актер, так же влияют на него. Какие роли больше всего вас изменили?
– Несомненно, «Дядюшкин сон» Достоевского, который мы только в этом сезоне перестали показывать, потому что Владимиру Этушу просто стало тяжело играть. Мы 16 лет играли этот спектакль. Он был для меня судьбоносным. У меня была проблема. Мне казалось, что я обязательно должна закрыться, закрыться маской, носом каким-то, еще что-то. А это первая моя работа, в которую меня привел Владимир Иванов – мой мастер, мой отец творческий, который заставил меня играть без грима, ходить своей походкой, говорить своим голосом. И мне было безумно интересно играть с Владимиром Этушем, с Анечкой Дубровской, моей любимой однокурсницей, с восхитительным партнером Олегом Макаровым. Я очень любила играть «Царскую охоту» по пьесе Леонида Зорина. Мне очень нравилось играть Екатерину Вторую, я ее чувствовала. Еще «Мадемуазель Нитуш». Я люблю этот спектакль. И то, что я играю на одной сцене с сыном (он играет моего брата), – это тоже для меня счастье необыкновенное.
Несомненно, тяжелее играть комедии. Много тяжелее, чем трагедии. Нужно находить в себе силы, чтобы быть в определенном состоянии, и не опошлиться, не начать играть «левой пяткой», не идти на поводу у зрителя.
– Когда я смотрю, как вы играете комедийные роли, у меня складывается впечатление, что вам это легко. В чем секрет?
– Это некие требования к себе. Счастье, когда есть режиссер, который следит за спектаклем. Потому что, когда ты внутри спектакля, ты можешь уже не замечать многих своих ошибок, своих затянутостей или, наоборот, для тебя важнее становится реприза нежели суть того, о чем ты играешь. Конечно, то, что Владимир Иванов следит за спектаклем, – это счастье небывалое. Это счастье немыслимое, чтобы тебя останавливали..
А что касается «легко играть» – «трудно играть», есть простой пример. Представьте себя в компании. Вы, будучи в хорошем настроении, сможете и анекдот рассказать, и грустную песенку спеть. А представьте себя в компании, когда вам плохо, у вас какой-то дичайший раздрай внутренний. Вы анекдот хорошо расскажете? А грустную песенку вы споете даже, если вам будет плохо. С годами играть комедию все сложнее, потому что сил это требует немыслимых.
– Вы сказали, что «Дядюшкин сон» очень на вас повлиял, что вы учились играть без маски, ходить своей походкой… А как вы себя оцениваете как личность? Хотите что-то в себе изменить?
– Несомненно. Есть то, чем я недовольна, что мне не нравится. С моей точки зрения, я плохо образованный человек и человек, не знающий языка, что в наши дни стыдно. И очень меня в себе раздражает лень. В общем-то, я могу быть волевой, но как себя заставить быть волевой?
И основные работы, которые сейчас во мне идут, связаны с моей дочкой. У нее сейчас такой возраст, что мне, с одной стороны, надо быть очень внимательной, надо правильно себя вести. С другой стороны, нельзя показывать, что ты растерян, что ты не знаешь, что посоветовать и как быть. Она очень открытая девочка, добрая, доверчивая. Рассказать о том, что мир опасен – нельзя. Не рассказывать – тоже нельзя. Поэтому ежеминутно, ежесекундно думаю: так, а вот эту фразу правильно я построила? А вот об этом стоит говорить? И мне очень не хватает мамы. Она была человеком мудрым, она бы очень мне помогла.