Сергей Гармаш: Многим актерам только кажется, что они режиссеры

1 апреля в 19:30 в камерном зале Дома Музыки премьера литературно-музыкального спектакля «Москва — Петушки». 

В постановке по мотивам поэмы Венедикта Ерофеева принимают участие народный артист Российской Федерации Сергей Гармаш и музыканты одного из лучших камерных коллективов страны «Романтик-квартет». 

Автор спектакля Владимир Зисман учел энциклопедическую образованность Венедикта Ерофеева и дополнил спектакль текстами и музыкальными произведениями, которые прямо или косвенно упоминаются в поэме «Москва — Петушки».

«ВМ» побывала на генеральной репетиции спектакля, которая проходила в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Ипполитова-Иванова в кабинете ректора института Валерия Иосифовича Вороны.

Сергей Гармаш: C каждым новым прочтением открывал другие смыслы и темы / Фото: предоставлено пресс-службой Московского международного Дом музыки

После репетиции корреспондент «ВМ» побеседовала с Сергеем Леонидовичем Гармашем.

— Сергей Леонидович, музыканты играют по нотам произведения великих композиторов, а у вас нет нот, когда вы читаете произведение Венедикта Ерофеева. Чем вы руководствуетесь, чтобы ни в одном месте не допустить фальши?

— Честно скажу: не знаю. Просто держу в руках текст Ерофеева. Если у меня получается не фальшивить, то исключительно благодаря книге, которую я читаю. Стараюсь услышать Ерофеева и донести его произведение так, как понимаю.

— Когда впервые прочитали поэму Венедикта Ерофеева? Можете ли объяснить феномен этого сочинения?

— Прочитал впервые, когда учился в Школе-студии МХАТ, а потом перечитывал. «Москва — Петушки», безусловно, классическое произведение русской литературы. Как правило, каждое классическое произведение — интернациональное. Как Чехов, который сначала для русских становится своим, потом для немцев, американцев, японцев и так далее. Кто-то читает «Дядя Ваню» про Дядю Ваню, кто-то про Елену Андреевну, кто-то про Соню, и вряд ли возможно дать определение произведению, тем более объяснить его феномен. Лев Николаевич Толстой к «Анне Карениной» написал предисловие или, как говорят киношники, «синопсис»: «Все счастливые семьи похожи одна на другую, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», и в этом вся суть романа. «Москва — Петушки» — это очень интимное, обнаженное, совершенно лишенное претензий на жанр сочинение. Да, это текст, но я бы не сказал, что Ерофеев запечатлел поток сознания. Это произведение вселенского масштаба, стоящее на отдельной полке мировой литературы. Автор как бы «вскрывает» самого себя. Простите за медицинский термин. И я не хочу сравнивать поэму Ерофеева ни с одним другим произведением. Оно абсолютно уникальное и единственное.

— Вы читали дополнительные материалы о Венедикте Ерофееве, о его поэме, когда работали над спектаклем?

— Ничего такого не делал. Но Венедикт Ерофеев — не чужой для меня писатель.

— Ерофеев был очень прямым человеком, острым, правдивым. Говорят, что эти черты присущи и вам?

— Это вам судить, какой я, а не мне. Говорить о себе не люблю и не буду. Если я кажусь таким, как вы меня охарактеризовали, это ваше или же чужое мнение, на которое вы ссылаетесь.

— Как вы можете объяснить, что сегодня очень востребован и популярен жанр музыкального спектакля по классическим произведениям?

— Во-первых, далеко не первый раз в своей жизни я читаю тексты на музыку. Все началось со сказки «Волшебное кольцо», которую предложила прочитать Московская филармония. Еще читал с Симфоническими оркестрами, со скрипачами, и когда мне поступило предложение прочитать «Москва — Петушки» с камерным коллективом «Романтик-квартет», то я не видел причин для отказа. Да и почему не может быть востребован синтез классической литературы и великой музыки?

Сергей Гармаш: Не стремлюсь быть режиссером, но на самом деле партнерство существует не только между актерами / Фото: предоставлено пресс-службой Московского международного Дом музыки

— Режиссер спектакля «Москва — Петушки» Владимир Зисман сказал «ВМ», что «вы хорошо знаете музыку Рахманинова, Штрауса, Чайковского, которая звучит в этом спектакле»?

— Я гораздо лучше знаю музыку «Битлз» и «Пинк Флойд», чем музыку Рахманинова и Штрауса. Если я и могу напеть Девятую симфонию Бетховена, то напеть хотя бы одну из симфоний Рахманинова не смогу. Поэтому говорить о моем знании музыки этих композиторов неправильно. Между «знать» и «любить» — дистанция большого размера.

— Изменилось ваше отношение к произведению Венедикта Ерофеева после прочтения студентом и взрослым? Вы сразу приняли, поняли поэму «Москва — Петушки»?

— Принял-то я принял, но с каждым новым прочтением открывал другие смыслы и темы. Если второй раз читать роман Достоевского «Бесы», возникнет ощущение того, что половину не читал тогда. А когда в третий раз, то опять новое. Если внимательно смотреть, например, картину Тарковского «Зеркало» в пятый раз, то непременно увидишь новое, и так всегда происходит с произведениями искусства и литературы.

— Не секрет, что сегодня мало читают. Преследуете ли вы образовательную миссию со спектаклем «Москва — Петушки»?

— Вы же прекрасно понимаете, что это делается не ради развлечения и не ради денег.

— В этом спектакле вы проявили себя еще как сорежиссер... Нет ли планов поставить свой спектакль или, быть может, снять фильм?

— Сказать о том, что я проявил себя как режиссер, не совсем верно. Для режиссера Владимира Зисмана я предложил актерскую инициативу, которая оказалась уместна. Не стремлюсь быть режиссером, но на самом деле партнерство существует не только между актерами. Между режиссером и актером тоже должно быть взаимодействие, и когда это происходит, то результат, как правило, намного лучше. В нашем случае это произошло между режиссером, мной и музыкальным коллективом. Режиссерских амбиций у меня нет. Если совсем честно, то они, конечно, есть, но я их надежно и далеко спрятал. Режиссер — это профессия, очень сложная. Многим актерам, сыгравшим в фильмах, в спектаклях, кажется, что они — режиссеры, но, судя их работам, это только им кажется. К своим режиссерским амбициям я отношусь очень строго и осторожно.

— Есть ли в ваших планах есть спектакли по классическим произведениям с музыкальным коллективами?

— Такие предложения приходят со стороны. Был единственный случай, когда Воронежская филармония предложила прочитать сказку «Волшебник Изумрудного города», но я предложил прочитать пушкинскую поэму «Руслан и Людмила». Прекрасный получился спектакль.

— Как вам репетируется в стенах легендарного музыкального вуза?

— Я нахожусь в кабинете ректора — моего земляка Валерия Вороны, и здесь мне очень уютно. Но я не имел возможности ознакомиться со всем институтом, его студентами. Ректор рассказал мне о выпускниках, прекрасных артистах. Спасибо за то, что дали нам возможность репетировать в этом замечательном месте.