Нужен ли миру общеславянский язык

Новый язык славянской ветви презентовали на прошлой неделе в Европе. Несмотря на то что придумали его всего два года назад, это не первая попытка создать общий язык, понятный всем славянам.

В прошлый вторник на Венецианском кинофестивале показали картину чешского режиссера Вацлава Маргула «Раскрашенная птица». О достоинствах и недостатках фильма пусть спорят кинокритики (говорят, одиссея еврейского сироты, бредущего дорогами воюющей Европы, — зрелище не для слабонервных).

Нам же интересно то, что картина оказалась кинодебютом межславянского языка — своеобразного аналога эсперанто, созданного всего два года назад для общения родственных народов. Поскольку в книге Ежи Косинского, по которой снимали фильм, никак не оговаривается, где именно разворачивается действие, но предполагается, что это Восточная Европа, решено было, что ее обитатели будут говорить на «славянском эсперанто»…

В отличие от «настоящего» эсперанто, в котором большинство заимствований из романских и германских языков, межславянский — это, скорее, ремейк старославянского.

То есть специально вызубривать слова и правила, как в эсперанто, не придется — предполагается, что написанные на межславянском языке тексты должны быть понятны русскому, поляку, сербу, чеху, болгарину… Вы же поняли заголовок этого материала?

Да, собственно, почему предполагается? Вот вам для примера вариант текста на кириллице (на латинице, кстати, тоже можно): «Словјанске језыкы сут сходна и сродна група. Знанје једного језыка обычно јест достаточно, же бы имело се приблизно разуменје о чем јест текст на којем-небуд другом словјанском језыку. Хвала столетјам близкого суседства Словјани добро знајут, како договорити се с другыми Словјанами с помочју простых, импровизованых наречиј».

Облегчает понимание то, что в основе лежат общие для наших языков конструкции, совсем не замороченная грамматика (на 80 процентов сходная с русской) и минимум исключений. Ну и, конечно, словарь, подобранный так, чтобы он был понятен всем носителям славянских языков.

Отцами-составителями текущей версии межславянского, которая окончательно оформилась летом 2017 года, стали лингвисты Войтех Мерунка, Ян ван Стенберген, Роберто Ломбино, Михал Сват и Павел Скрылев. Самое интересное, что один из них — чистопородный голландец и, хотя и является переводчиком с польского, прекрасно общается на новоязе с другими славянами…

И все же лавры первопроходцев лингвистической пятерке не светят. Ибо задолго до них славянский мир предпринимал попытки объединиться на филологической почве. Если не считать канонических Кирилла и Мефодия, создавших язык богослужения, что-то подобное, говорят, пробовал делать в середине XVII века чешский педагог Ян Амос Коменский, но достоверных сведений на этот счет нет. Чего не скажешь про хорватского священника Юрия Крижанича, которого и принято считать создателем первого межславянского языка.

О Крижаниче известно достаточно благодаря изысканиям, предпринятым в конце XIX века в Московском университете. Родился в 1618-м в семье небогатого купца. Учился в Загребе в семинарии, потом в Вене, Болонье, Граце. Был магистром философии, полиглотом, историком, этнографом, публицистом, богословом и лингвистом. Выступал за объединение греческой и римской церквей, в чем видел основу культурно-политического единения славянских народов. Считал, что в расколе между Востоком и Западом виновата вовсе не религия, а соперничество политиков за земную власть, а значит, славян этот раскол касаться не должен.

В 1658 году Крижанич в Вене познакомился с посланником московского царя и без всякого разрешения Ватикана махнул в Москву.

За выход на работу в посольский приказ получил по царскому велению «сукно аглинское да тафту, добрые, да сорок куниц» — стандартные подъемные для такого случая. И сразу же засел за «Путное описание от Львова до Москвы» — не столько путевые зарисовки, сколько заметки политтехнолога по поводу тогдашней ситуации в Малороссии, вовсю пытавшейся уйти из-под влияния Москвы. В заметках он дотошно расписывает, что нужно сделать, чтобы успокоить казаков, что должен говорить «боярин, который будет послан в Малороссию именем царскаго величества совершати с черкесы пристойную згоду» (соглашение — прим. «ВМ»), после чего следует подробная прямая речь — пракстичеки готовый спич для будущих парламентеров. Потом было еще много подобных аналитических записок на имя царя.

В одной из них он вспоминает и о лингвистике: «Язык словенский есть из света изгинул и нигде же не говорится право, тем же потребно ему есть граматика. Две граматице и два лексикона обретаются, а во иных книгах словенских суть мнози поблудки (описки — прим. «ВМ») граматически. Аще Богу и вашему царскому величеству будет угодно, хощу сим усилити издати граматику и лексикон, которые будут велми поряднийша, справчива и совершеннейша...»

Вообще, сразу по приезде Крижанич буквально закидал царскую канцелярию всевозможными инициативами. Например, предложил (ввиду обилия иностранных книг, «в коих изложены некоторыя мерзкия злоглашения о русских») написать «историю правдиву и совершенну сего царства и всего народа словенска»; сочинить достойный ответ полякам, распространяющим о Московии «дьявольские блуди»; упорядочить царскую библиотеку с помощью каталога; перевести для «государских ближних людей» полезные книги «о содержании царств»; издать библию на славянском и т. д. В итоге по указу царя засел за славянскую грамматику. Ведь за тем в Москву и ехал — объединить славян на ниве литературы и филологии.

А вот другая его идея фикс — про единую и неделимую церковь — в Москве не пошла: в ней усмотрели «руку Ватикана». В Ватикане же в деятельности неугомонного богослова углядели «руку Москвы» — уж слишком откровенно он говорил о главенстве России в будущем славянском союзе, уж слишком рьяно поддерживал присоединение Малороссии...

Но, несмотря на это, в столице Крижанич пробыл чуть больше года. После чего... был сослан в Сибирь. Что было причиной, сейчас можно только гадать. Есть версия, что он слишком рьяно вступил в тогдашний спор об исправлении церковных обрядов. Или, возможно, где-то перегнул палку в обличении окружающей действительности. А может, пал жертвой шпиономании. Сам Крижанич пишет обтекаемо: был де царский указ, «чтобы всяких иноземцев холостых и нововыезжих с Москвы свести, и я в той же список был написан», а еще было некое его «глупое слово», из которого «некий господин» сделал неправильные выводы со всеми вытекающими.

В общем, хорватский энциклопедист оказался в Тобольске — сердце тогдашней Сибири. Приличное содержание от государя (90 рублей в год) и отсутствие «государственной работы» вполне позволяло сочинять в свое удовольствие, так что за 15 лет пребывания в Тобольске Крижанич выдал на-гора массу душеполезного чтения: трактаты «Политика», «О божественном провидении», «О святом крещении», «О китайском торге», «Толкование исторических пророчеств» и т. д.

В числе прочего оказалось и «Грамматическое изыскание о русском языке», в котором активно продвигалась идея межславянского языка.

Вообще, сибирская ссылка тогда мало напоминала классическую каторгу. Москва пеклась о заселении Сибири, и в заснеженной колонии поселенцам жилось вполне вольготно, многие даже ездили в столицу по разным надобностям. А вот посадка в тюрьму, наоборот, была делом из ряда вон...

В предисловии к своему фундаментальному труду по грамматике он писал, что начал работать над идеей межславянского языка еще за 20 лет до того. Прежде всего Юрий Крижанич дал полный отпор заимствованиям: никаких латинизмов и греческих корней.

Все должно быть понятно носителю любого славянского языка: 60 % — слова общеславянского происхождения, 10 % — русские и церковнославянские, 9 % — сербские и хорватские, 2,5 % — польские и т. д.

В итоге получился вполне живой и пластичный язык, позволявший с легкостью строить неологизмы. Так, в словаре и дальнейших трудах Крижанича появились чужебесие (порочное пристрастие ко всему заморскому), гостогонство (депортация зарвавшихся иностранцев), чужевладство (засилие чужеземцев у власти), маловладство (олигархат), разпуста (анархия), людодерство (тирания; знатным людодером, по Крижаничу, был Иван Грозный) и т. д.

«Фита», «ижица», «пси», «кси», а также «еръ» на концах слов должны были отправиться в топку забвения. Вместо названий букв («аз», «буки», «веди», «добро»...) — односложные обозначения и т. д. То есть еще в XVII столетии хорватский лингвист предлагал реформу орфографии, на которую Россия решилась лишь после революции...

Что касается самого реформатора, то в Москву он вернулся после смерти Алексея Михайловича. В 1678 году выехал «за литовский рубеж на город Друю» (нынешняя Белоруссия), а потом оказался в Польше, где вступил в орден доминиканцев. Свой земной путь он завершил в 1683 году, пав в сражении с турками при осаде Вены.

Кем был этот человек — неудавшимся католическим миссионером и агентом влияния (некоторые историки считают именно так) или ярым русофилом и панславистом, чья душа не находила покоя из-за вынужденной разобщенности славян, — судить из XXI века довольно сложно. Понятно, что все его грамматические новации так и остались теорией:на созданном Крижаничем языке писал лишь он сам. Но зароненные им зерна, хоть и спустя четыре века, все же проросли. И то, что это все-таки случилось, наверное, говорит о том, что узы этического родства — вещь, с одной стороны, эфемерная, а с другой — очень даже ощутимая. Что бы там ни говорили адепты плавильных котлов. Ну а «взлетит» ли проект межславянского языка или так и останется игрой лингвистического разума, покажет, разумеется, время.

СПРАВКА

Славяне — крупнейшая в Европе этноязыковая общность (в мире их 300–350 млн человек). Выделяют западных славян (поляки, силезцы, словинцы, чехи, словаки, кашубы, моравы и лужичане), восточных (белорусы, русские, украинцы, русины) и южных (болгары, сербы, хорваты, боснийцы, македонцы, словенцы, черногорцы). Близость языков объясняется единством их происхождения и длительными интенсивными контактами.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Павел Скрылев, этнограф-лингвист, один из создателей нового языка:

— Идея общеславянского языка возникла не на пустом месте: во многих странах Восточной Европы сейчас велик интерес к другим славянским культурам — мы знали, что это будет востребовано. Часто бывает, что ты приезжаешь в какую-нибудь деревню в Словакии (в Польше, Чехии, Хорватии, да где угодно...), где люди не знают английского, начинаешь с ними говорить на межславянском, и тебя понимают — потому что он для них природен. Например, на востоке Австрии живут градищанские хорваты, которые восхищались нашим идеальным хорватским, хотя это был, конечно, межславянский.

В этом языке порог понимаемости процентов 75–80, то есть степень доучивания крайне малая. А если говорить медленно, помогать себе руками, в общем, стараться, чтобы тебя поняли, порог может доходить и до 95 процентов. С письмом чуть сложнее. Хотя, конечно, существуют и словари. Пока англо- и польско-межславянский. Русский есть вчерне, его издадим в течение года...

Что касается Крижанича, то он, конечно, сделал для своего времени потрясающую работу.

Но на тот момент славянские языки были не так удалены друг от друга. Плюс тогда русский испытывал влияние польского, много полонизмов возникло, и этого было достаточно, чтобы тогдашние славяне лучше понимали друг друга. На самом деле такое взаимопроникновение было всегда, как и актуальное поддержание этого общего языка. Просто в какие-то времена этого было больше, а в какие-то меньше.

Читайте также: Давайте говорить по-русски