Андрей Шарков: Я не считаю себя большим артистом

Новый сезон сериала «Тайны следствия» вышел на канале «Россия». Актер Андрей Шарков снимается в нем уже 19 лет. «Вечерке» он рассказал о своем персонаже, о работе и отдыхе.

«Тайны следствия» — один из самых « долгоиграющих» сериалов на нашем телевидении. Герой Андрея Шаркова — судмедэксперт Леонид Панов — в фильме с самых первых серий. И, пожалуй, эта роль стала для артиста «визитной карточкой».

— Андрей Анатольевич, сериал «Тайны следствия» в следующем году отпразднует двадцатилетие. Что особенного в этой истории, что ее все снимают и снимают?

— Один из артистов выложил в соцсеть фотографию со съемок сериала, и тут же кто-то написал: «А что, это входит уже в школьную программу?» (Смеется.) Двадцать лет — целая жизнь, выросло уже не одно поколение. Вроде понятно: если зритель смотрит, то продюсер вкладывает деньги. А вот почему так смотрят, ей-богу, не знаю. Он же первые лет шесть шел очень незаметно, а потом люди стали говорить о фильме. Наверное, сработало одно из марксистских утверждений — переход от количественных изменений в качественные.

— Сколько раз за эти годы вам казалось, что история закончена и продолжения не будет?

— Про сериал так не думал, а вот о себе мог сказать: «Ну все, хватит, пора мне заканчивать». Но потом вспоминал и думал: «Как я могу уйти? Это первый мой сериал. Когда выгонят, тогда уж выгонят. (Улыбается.)

— Вы со своим героем уже целую жизнь прожили. Не надоел он вам?

— Мой приятель сказал: «Я вот смотрел недавно сериал и думал: что же меня раздражает в твоей роли? И понял — беретка! Ведь 20 лет прошло, и что же, никто тебе новую не купил?» Ну все же меняются. Аня даже блондинкой уже была (актриса Анна Ковальчук — исполнительница роли главной героини, следователя прокуратуры Марии Швецовой — «ВМ»). А я как сидел в этом берете, так и сижу. И приятель мне говорит: «Давай-ка надевай бейсболку с надписью «люблю Америку», скажи, что внуки привезли». (Смеется.) Может, действительно поменять что-то в образе внешне? Жизнь-то идет. Будем думать.

— Вы импровизируете на съемочной площадке?

— Конечно, там половина моих слов, потому что пишется суховато всегда.

— Были какие-то придуманные вами фразы, которые запретили говорить в кадре?

— У нас же разные режиссеры, и у всех свое представление о том, как должно быть. Вот, например, я Марью Андреевну порой называю Манюня. А режиссер говорит: «Не надо, это нехорошо». Я отвечаю: «Ради бога, как скажешь. Только когда я шел по красной дорожке в Анапе на фестивале, люди кричали: «Манюня!». Или вот лежит убитый бандит в костюме Деда Мороза, и я запел: «Бусы повесили, встали в хоровод, весело-весело встретим Новый год». Нет, не надо, это нехорошо. Но это же в стиле моего героя. Тем более, что убит бандит. Да и не плачут судмедэксперты над трупами, это их работа. Если они будут по каждому лить слезы, просто не смогут работать.

— Вы довольно часто снимаетесь в детективах…

— Это не я выбираю, просто у нас снимается много на эту тематику. Но я Бога не гневлю, я очень доволен своей профессиональной судьбой.

— Кто-то сыграл определенную роль в том, что вы решили стать актером, или желание вдруг пришло само?

— Конечно, не само. Важно попасть в чьи-то руки, как я попал в кружок самодеятельности. Там и родилось желание. У меня достаточно длинная история прихода в театр. Я ведь начинал в таких простеньких — в Дзержинске, в военном театре в Лиепае. Помотало меня… Но Большой драматический театр (БДТ) — это была моя мечта. Три раза туда показывался.

— Как же родители-медики не заразили вас своей профессией?

— Почему? Заразили. Я всегда очень хорошо относился к медицине. И до сих пор мне кажется, что из меня получился бы отличный врач. Я умею общаться с людьми. Папа всегда мне говорил, но это не его фраза, а кого-то из больших врачей: если врач ушел от больного и больному не стало легче, это плохой врач. Думаю, я мог бы сделать так, чтобы человеку стало легче.

— Ваша мама окончила консерваторию. Может, поэтому лояльно отнеслась к вашему походу в актеры?

— Да, мама окончила консерваторию по классу оперного пения, но не работала в театре. Война… Она стала медиком. Мне кажется, мама никогда не думала: «Андрюша будет настоящим артистом». Она относилась к этому как к баловству. Я тоже не считаю себя большим артистом, но я хороший артист, я надеюсь.

— А занятиями музыкой вас мучили в детстве?

— Нет, и вот это безобразие, я считаю. (Улыбается.) Я очень хотел учиться музыке, но мне не купили инструмент, не считали это важным. Но когда я учился в театральном, у нас были факультативы, так что сегодня я могу что-то и из классики сыграть.

— Вы родились в Мурманске. Для поступления в театральный вуз выбрали Ленинград, но поступить не получилось...

— Ну не приняли и не приняли, жизнь же не остановилась. Крылья не подрезали я в этом смысле нормальный человек. Правда, видел, как люди убиваются, не поступив, рыдают, о стену бьются. Но я никогда этого не понимал. В том же году поступил в Свердловское театральное училище. А через год вообще уехал в Горький учиться.

— А из Свердловского училища вас из-за прогулов отчислили?

— Я безобразно себя вел. Не оправдываю свои поступки, но пожелаю мастерам, которые набирают студентов, все-таки относиться к ним помягче. Ну неустойчивая у артистов нервная система, она очень подвижна и лабильна, как медики говорят. Они действительно ранимы. Наверное, это ужасно звучит, потому что все люди такие. Но в любом случае первые ошибки надо уметь прощать.

— Вы борец за правду?

— В молодости главное — протестовать, выразить свое, пусть даже не слишком обоснованно. И молодежи надо это прощать. Это потом ты понимаешь, что жизнь по-другому устроена, не так, как кажется в молодости. Она гораздо сложнее во всех ее проявлениях. А в молодости, конечно, мы творили черт-те что.

— Как вы относитесь к кастингам, к показам?

— Меня никто не зовет ни на какие кастинги. Но мне кажется, я бы и не пошел. И не потому что это плохо. Я завидую молодым, которые могут совершенно свободно предлагать себя, фотографии разносить. Хотя мне кажется, это как-то… неприлично. Понимаю, что рассуждаю неправильно. Вот моя жена, замечательная актриса Татьяна Капитонова, из-за такого же отношения очень много потеряла. Она начинала ведь очень хорошо. В кино снималась у Авербаха, Хейфеца, Трегубовича — замечательных режиссеров того времени.

И когда наступило это наше новое время, ей звонили: «Вы не могли бы?». Она отвечала: «Нет. Не могла бы». Ей: «Не хотели бы?», она: «Не хотела бы». Я ее спрашиваю: «Почему ты так отвечаешь?». Она мне говорит: «Потому что, когда звонил Авербах, он говорил: «Здравствуйте, Танечка. Это Илья Авербах звонит. Я бы хотел вам предложить»… А вот так, как сейчас, я не хотела бы и не могла бы». Это плохо. Надо хотеть, мочь, бежать, прыгать, скакать.

— Сложно было в 90-е, когда казалось, что театр и кино в нашей стране умирают? Как выживали?

— Мы с женой стали ездить за границу, по многу раз в год мотались в Германию, в Голландию. Мы жили этими поездками. Как и полстраны, что-то покупали, что-то продавали: видеомагнитофон там покупали, тут продавали… Вот в таком сумбуре прошли эти годы. Я работал тогда в театре, зарплату получал. И 90-е прошли как-то мимо меня стороной. Хотя, помню, когда танки пошли, я тоже ходил на Дворцовую, Собчак выступал там… Сегодня настолько все это смешно, фальшиво. С возрастом понимаешь.

— В вашей фильмографии есть «Мастер и Маргарита» режиссера Бортко…

— Я этот фильм называю «я и звезды». (Улыбается.) Ну а как? Там не звездная фамилия только моя. Меня позвали, и снимали пробы, и репетировали. Но я не люблю рассказывать про «Мастера и Маргариту». Я очень рад, что принял там участие. Мне приятно было работать со всеми артистами, замечательные все люди, мы все общались после окончания съемок. Но про сам фильм, про съемки, про всякую мистику — не хочу.

— Правда, что на Новый год вы всегда стараетесь уехать куда-то?

— Не люблю шумных праздников. Этот период прошел. Хочется покоя. Мы уезжаем с женой: тихо, хорошо.

— Где любите отдыхать?

— Мы пять лет снимаем дачу в Латвии. И мне кажется, лучше ничего нет. Берег озера, из него вытекает маленькая речка. Огромный сад. Блаженство.

— Если выбирать: до конца на сцене или все же гамак, природа, озеро?

— Я не смогу долго без дела сидеть. Характер не тот. Я без дела очень плохо себя чувствую. У меня все начинает болеть, все раздражает.

Читайте также: Юрий Грымов: Голые ягодицы — это вчерашний день