Инструкция по применению: как отдых на даче может заменить отпуск на море

Освоить новое дело всегда готов журналист «Вечерки», известный читателям как Никитич. Был он и плотником, и маляром, и флористом, и золотарем, на совесть учился кузнечному ремеслу. Но вот пришло время отдохнуть. Сначала наш Никитич решил было провести отпуск в одной из теплых стран, но отдыхать ему пришлось на зимней даче.

Впечатлениями журналист «Вечерки» делится в своих записках.

На фоне нашей дождливо-унылой зимы прогулки на слонах, общение с макаками, рыбалка в окружении акул и прочие прелести Таиланда так манили, что даже расходы на них показались мне адекватными. Однако жизнь решила помочь мне сэкономить на тропическом рае: объявился печник, которого я ждал целый год, сообщил, что готов приступить к работе, и впереди у меня замаячили долгие и зябкие дни на самом севере Подмосковья.

Первые радости

Итак, я в отпуске. На даче. Два приятных события случились в первый же день: нашел рулетку (в резиновом сапоге), которую искал полтора года, и в велосипедной сумочке — ключ от пилы «болгарки», потерянный, казалось, безвозвратно. Ну и третья «радость»: вместо прогулок у озера мне предложили наконец заняться ремонтом печки, мастера уже приехали.

Валежник благословенный

Утром проснулся от громкого скандала в соседнем ельнике. Стая синичек устроила разборку с местными сороками. Кажется, дело дошло до крылоприкладства. Несколько перышек спланировали на дровяную колоду. Я понял это как намек, что пора запастись валежником. Запасался смело — теперь можно. Увидел у соседей под яблонями ковер из падалицы. Вспомнил молодость, полез под калитку. Да, сноровка уже не та: пришлось штопать штаны.

Вернулся в детство

Невозможное возможно. Убедился в этом сегодня, на третий день отпуска, просеивая песок для раствора и кладки печи. Неожиданно из него «вывалилась» детская машинка. Кто-то из соседских малышей забыл. Старенькой марки, типа ГАЗ-53. Но с кузовом, колесами и рулем. С половину ладошки. Мне вспомнилось детство, в котором не было таких машинок, двоюродный брат Славка по прозвищу Машака и две его такие вот машинки (у него родители были продавцами в сельмаге), а также наши со Славкой раздоры по поводу — кому бибикать. Я разровнял песок и... поехал. Машинка урчала мотором, брала песчаные дюны, оставляя след протекторов, буксовала — вжиии, вжиии, вжиии — и весело катилась под уклон. Я уже подъехал к нашему деревенскому песчаному карьеру, в котором засыпало вчера заику Женьку Жижеку, и мы его едва откопали, и он плакал, и выковыривал песок из ушей, и пил воду из пруда, в котором кишели головастики. Но тут меня мама позвала на обед. Я вскочил, отряхнул колени и... понял, что бежать никуда не надо. Вот так, безбилетником, и побывал в детстве.

Когда живешь не спеша

Одну странность заметил: начинаю замедляться в своих действиях и поступках. Вот бегу к дому с охапкой валежника, и вдруг возникает мысль: а зачем я бегу, куда спешу, торопиться - то мне некуда, впереди много свободных дней! Торможу, поднимаю голову, а надо мной колонны вековых елей уходят в небеса, и все увенчаны... крестами. Вот искорка метеорита черкнула по рассветному лику луны. Потянуло морозным ароматом хвои из чащи елового молодняка. Вспомнились слова мудрого лесника, сказанные Василию Пескову, корреспонденту «Комсомолки»: все живое, умирая, смердит, и только деревья, умирая, благоухают. Начинаю ходить медленнее.

Прощай, природа?

Интересная картина получается: природа уже мешает человеку. На пятый день моего отпуска приехала соседка. Посмотрела на мою березу и призналась, что будет рада, если я ее... спилю. Оказывается, у ее внучки сильная аллергия на березовый цвет, пыльцу и даже само дерево. Не только у нее, но и у другой нашей соседки. В нашем углу уже начинают сводить березы на участках. А я своей беленькой поэму посвятил, ведер десять отборного сока с нее надоил. И вот... У соседки еще аллергия на всякий дым, и мы костер разводим только в ее отсутствие. Деток-аллергиков рождается все больше. Так, глядишь, доживем до того, что скоро яблони и клубника наркотиками станут...

Вольному воля

Он пришел на шестой день моего отпуска. Ближе к полудню. Даже с расстояния метров в 50 было видно, что это — махина, настоящий, самостоятельный, самодостаточный серый котяра при белом галстуке.

Я привычно кыскыснул. Он и ухом не повел. Сел на задние лапы, осмотрел знакомую ему до каждой мыши территорию и задумчиво уставился на меня. Я еще раз кыскнул и понял, что веду себя глупо — кот не нуждался в моих услугах. Зачем тогда пришел? Кто его знает...

Ночью градусник уже показал минус 13. Возможно, ему подумалось (коты тоже бывают подвержены минутам слабости), что ему протянут лапу дружбы, освободят место у печки или на подоконнике у теплой батареи.

У меня такой возможности не было. Коты у нас — вне закона. Да и что я мог дать этому матерому охотнику? Кастрацию?! Ха! В гробу он видал цену такого уюта.

Искусственный корм? Ему?! Питающемуся только отборным свежим мясом? Да чихать он хотел на такой «кыс-кыс». Теплую лежанку? Да у него шерсти на две пары взрослых валенок! Так размышлял я, стоя на пороге дома, в котором клали новую печку. Кот прочел мои мысли, встал и растворился на территории соседнего участка.

Птичий переполох

Птичьим переполохом начался новый день. Выхожу за калитку в лес, к кострищу, а над бочкой, в которой мы жжем мусор, на ветке рябины сидит синица и истошно вопит на весь ельник: «Опять приперся костер жечь! Совсем разум потерял — поклевать не дает!» Сообразил, что причиной скандала стал костер: слишком близко к огню насыпал я хлебные крошки и панировочные сухари. Синички сразу заметили угощение, установили очередь и начали лакомиться, а тут — огонь. Пришлось отступить. Завтра буду мастерить им кормушку.

Гармония тишины

Сегодня зима накинула на наше садовое товарищество тончайший белый оренбургский платок снежной пороши. Воздух сразу стал мягче. Температура с минус 14 поднялась до минус шести, и валежник под ногами не хрустит, как ванильные сухари на зубах, а мягко потрескивает. Этого валежника столько, что оторопь берет. Целые поляны вековых елей стоят раздетыми догола, и все исписаны татуировками жука-типографа, как нынешние папуасящие подростки. Ходить по такому лесу страшновато — вдруг дерево на тебя рухнет. Увидел недалеко от дома здоровенный остов березы, стоящий под углом 45 градусов. Хотел спилить от греха подальше. Не тут-то было! Держалась она до последнего. А оставлять подпиленную еще опаснее. В общем, еле уложил колоду стоеросовую.

Начал вслушиваться в тишину. Она переполнена звуками. Поет на разные голоса. Тут тебе и треск сучка, и долбежка дятла, и стрекот сороки, и гул упавшего дерева, и нытье далекой бензопилы, и вой электрорубанка — лесная какофония. А ночью чьи-то шаги в темной чаще. Не на меня ли охотится кто?

По волнам памяти

Тишина, вероятно, обладает свойствами растворителя. Глушитель окружающей среды ослабевает, и из подсознания начинают всплывать частицы жизни, затерявшиеся, казалось, навсегда в самых дальних уголках памяти. В мыслях всплыла девушка, которая ухаживала за мной на третьем курсе техникума.

Тоненькая, стройная, курносая, она вилась вокруг меня, как мотылек, приглашала погулять в парк, на танцы... Однажды даже пригласила к себе домой и показала свою спальню и кровать с горой пуховых подушек. Мне шел лишь семнадцатый год, и было не до девушек с подушками. Надо было сдавать экзамен по сопромату (казнь египетская!) и чертежи. Потом я узнал, что эта девушка наконец вышла замуж, родила двух малышей и... вскоре умерла. Почему она всплыла именно в моей памяти спустя полвека? Неужели на земле не осталось ни одной живой души, готовой помолиться за нее?!

Анатолий Сидоров провел свой отпуск на даче и еловые дрова для печи заготовил / Фото: Валентина Евланова для «Вечерней Москвы»

Сердце русского дома

Сегодня в моем дачном домике забьется новое сердце — печка. Старую делал самоучка. Работала она, как первые тракторы, — «с пускача». Печнику Григорию Взорову всего 32 годочка. Он архитектор по образованию и не кладет, а конструирует печи, украшает их узорами и даже изразцами. Подумалось: вот такими мужиками будет прирастать и возрастать Русь. «Пустили дым». Печь затрещала щепой и выбросила из трубы густое белое облако — пошла, захрумкала поленьями. Но Григорий сказал, что еще недели две будет ее «прикармливать».

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Закончился мой отпуск. Проводил я печников и пошел топтаться вокруг дома, из трубы которого еще курился дымок. Территория жила своей жизнью. Вот цепочка следов-ромашек. Это мой старый знакомец кот обследовал свои угодья. У крыльца уже заметил ромашки с коготочками. Явно ласка побывала ночью в гостях. На ниточке тонкого золотого солнечного лучика качалась прозрачная, как виденье, крохотная бабочка. В мороз! Две досужие сороки на рябине громко обсуждали подробности жизни местной флоры и фауны. На соседской березе старые вороны затеяли семейный скандал. Эх, еще бы недельки полторы здесь потоптаться. Но рай земной не вечен.

И ВСЕ-ТАКИ НАДО УСПЕТЬ

Ольга Кузьмина

Зимой дача — место не для трудов, но для философии. Выхожу на крыльцо: перила так летом и не сделали, но сейчас это кажется знаком — без них между тобой и миром нет преград, и, глядя в небо, хочется сделать шаг и полететь.

Жаль, дальше земли с крыльца не улетишь, а потому — просто стоишь и смотришь, слушая тишину, изредка прерываемую гулом железной дороги в трех километрах за лесом, летом не слышной вовсе.

Вот говорят — нет ничего лучше и красивее августовских звезд. А январские? Вон как вызвездило — ахнешь! Хрустальные, трепещущие, вспыхивающие разными цветами — нет им числа, от ощущения головокружительности их высоты дыхание прерывается. Они небесный ответ первому искрящемуся снегу, которым все же в Новый год прикрыло так и не заснувший до конца сад. А может, у него уже возрастная бессонница?

...Старые яблони атаковал по странной нашей осени мох. Сначала принялся нещадно пожирать газон, потом полез на стволы — до сих пор ярко-зеленый, обманчиво милый, на самом деле — безжалостный разрушитель.

Теперь я счищаю его со стволов, силясь остановить захват и дать яблоням пожить еще, но с грустью понимаю, что это «еще» не продлится дольше нескольких лет. Таковы законы отведенного всему живому времени.

Жизнь сада дольше жизни человека. Посаженный его руками, он красиво проживает свою молодость, щедро плодоносит в пору зрелости и неизбежно стареет. Правда, уже слабея, он будто набирается мудрости. Со старым садом можно говорить — он многое помнит. Знает, как нежна весна. Как ярко лето. Как почти всегда несет налет печали осень. И про зиму знает все...

Мох падает вниз под рукой, и я нащупываю глубокую трещину на стволе яблони. Этот ее шрам, чудом заросший, — моя вина. Как в жизни обычной, в общении с людьми, так и в жизни садовой мы не успеваем всего, путаем и смещаем приоритеты, забываем в суете о важном. Вот и несколько лет назад я не побелила стволы яблонь. Просто из-за лени. А ведь это было то немногое, о чем просили деревья. И уже весенней ночью, в момент неожиданного заморозка, я, точно так же стоя на крыльце, услышала глухой стон, а затем громкий, точно выстрел, хлопок — так лопнула разогревшаяся за день небеленая кора, не выдержавшая напора замерзших соков.

Я говорю с так и не заснувшим садом, прося у него прощения за несделанное. И того же прощения прошу у людей. Ведь и мы облетаем — как листья по осени, иногда не успевая понять, как важно успеть то, что и правда важно...

Читайте также: Стало известно, сколько россиян провели новогодние праздники «на диване»