Вторжение. Страницы истории — не архив, а общая память

В понедельник, 22 июня, Россия отметила День памяти и скорби. «Вечерняя Москва» продолжает цикл публикаций, посвященных Великой Отечественной войне, и представляет главу из книги секретаря Союза журналистов России, историка Рафаэля Гусейнова. Автор убежден: всю полноту ответственности за то, что случилось 22 июня 1941 года, несет не только нацистская Германия, но и Европа в целом.

Летом 1941 года после нападения на Советский Союз история нацистской Германии начала обратный отсчет. Победа союзников в этой войне — результат уникального объединения разных стран и народов против идеологии фашизма. Уроки Второй мировой и сегодня не дают спокойно жить тем, кто раздувает войны памяти.

Первый тайм выиграл фюрер

Вечером 21 июня 1941 года во всех подразделениях вермахта, дислоцированных на границах СССР, был зачитан приказ фюрера. Впервые в этом документе прозвучали слова «Восточный фронт». Вот к чему призывал Гитлер: «Солдаты Восточного фронта! Мои солдаты! Отягощенный грузом величайшей заботы, вынужденный многие месяцы хранить наши планы в тайне, наконец я могу сказать открыто всю правду… У наших границ выстроилось до ста шестидесяти дивизий русских. В течение многих недель границы постоянно нарушаются — и не только границы самой Германии, но и другие. Сейчас наши силы так велики, что равных им не было в истории всего мира. Плечом к плечу с финскими дивизиями и героями Нарвика наши товарищи ожидают схватки с противником в Арктике. Вы — на Восточном фронте. Величайшие в истории армии готовы к бою не только потому, что их вынуждает к тому суровая текущая военная необходимость, требующая окончательного решения или тому или иному государству требуется защита, а потому, что в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура».

Поразительно, но слова нацистского диктатора сегодня настойчиво повторяют западные политики, обвиняя СССР в развязывании Второй мировой войны, оккупации Восточной Европы, сотрудничестве с нацистами.

Авторская группа Министерства обороны России подготовила и издала несколько лет назад на основе ранее закрытых документов уникальное издание. В «Книге потерь», высоко оцененной, кстати, западными военными историками, впервые представлены уточненные сведения о составе войск РККА и противника, о потерях обеих сторон. Надо признать, что к началу Великой Отечественной войны вермахт превосходил РККА по всем возможным параметрам. Это было превосходство в методах управления войсками, штабной работе, оснащении войск и боевом опыте. Немецкий военно-промышленный комплекс обладал мощным потенциалом, наращивал выпуск современных вооружений, опираясь на продвинутый научный и инженерный корпус. Медицинская наука Германии успешно применяла реабилитационные возможности возвращения в строй даже тяжело раненных военнослужащих.

Известный специалист по вооружениям, в прошлом офицер ГРУ Виталий Шлыков рассказывал мне о своих исследованиях, где он проанализировал противостоящие друг другу советскую и германскую армии в Великой Отечественной войне. Два лучших советских летчика — Кожедуб и Покрышкин, оба трижды Герои Советского Союза, сбили, соответственно, 62 и 59 самолетов противника. У немцев в войну было 104 пилота, каждый из которых числил за собой более ста побед в воздушных боях. Разумеется, есть разница в методиках подсчета, и нашим пилотам можно добавить побед, а немецким их убавить. Но факт остается фактом: из 45 тысяч сбитых за четыре года войны советских самолетов более половины — свыше 24 тысяч — сбиты 300 немецкими пилотами.

К началу войны в Европе только РККА по количеству военнослужащих и боевой техники могла бы соперничать с вермахтом. Но игра цифрами — лукавство. Можно говорить о том, что к началу войны на вооружении Красной армии самолетов и танков было больше, чем у немцев. Это так, если считать фанерные самолеты за боевые, а неисправные, устаревшие танки за действующие.

Огромную роль во Второй мировой войне играли средства связи. Посыльные, бегающие под шквальным огнем противника от командира полка к комбатам, оставались только в нашей армии. Все немецкие танки были оснащены рациями. В Красной армии к началу войны на 3–5 танков имелась одна рация. И танковый бой с нашей стороны управлялся порой бойцом, который размахивал флажком, высунувшись по пояс из башни бронированной машины.

Показательный эпизод вспоминает предвоенный нарком вооружений СССР Борис Ванников. На его предложение освоить массовое производство и вооружить автоматами ППШ каждого солдата заместитель наркома обороны маршал Григорий Кулик отвечал: «Автоматы — это для американских гангстеров, а нашему солдату нужна винтовка и штык подлиннее». Тот же Кулик, отвечавший в Наркомате за воору жения, долго не понимал, зачем Красной армии была нужна «Катюша» — новейшая система залпового огня. Серийное производство знаменитого оружия началось только в июне 1941 года. Сталинские маршалы Клим Ворошилов и Семен Буденный намеревались в будущей войне сражаться, как в Гражданскую — конными эскадронами, а не танковыми колоннами.

Возьмем такой важный для мобильной войны вопрос, как передислокация. К концу 1939 года в Германии было зарегистрировано 1 миллион 416 тысяч легковых автомобилей (без учета автопарков Австрии, Судет и Польши). А вот в 1940 году в одной лишь Франции оккупанты реквизировали сотни самолетов, 600 тысяч автомобилей, 1 миллион велосипедов, тысячи тонн военного имущества, стратегических промышленных и продовольственных запасов. Кроме того, в Германии в частной собственности имелось более полумиллиона мотоциклов. В СССР к июню 1941 года насчитывалось всего 120 тысяч легковых автомобилей. Две трети населения СССР к началу войны родились и жили в сельской местности, уровень образования и навыки работы с техникой были у этих людей крайне низкими. Многие не умели пользоваться велосипедами, не видели даже тракторов. Для них встреча с немецким танком, бомбардировщиком «Юнкерс» или артиллерийская подготовка перед атакой противника были катастрофой вселенского масштаба. Историк Лев Ельницкий, призванный в армию летом 1941 года и сдавшийся в плен осенью того же года под Москвой, писал: «Как только нас вывели на шоссе, мы попали в непрерывный поток грузовых машин, мчавшихся нам навстречу… И все эти бесконечные потоки машин шли и шли на восток. Какая страшная сила, думал я. Ведь это только одна, и далеко не главная дорога. А по ней за короткое время прошло машин больше, чем я, может быть, видывал в своей жизни, и таких машин, каких я не видывал вообще никогда. И мы хотим противопоставить себя такой силище. Наши жалкие конные подводы, наш еще более жалкий автотранспорт. Какие-то несчастные пыхтелки и сопелки по сравнению с этими немецкими левиафанами. Что может остановить эту невероятную лавину? Кажется, не будь у немцев никаких танков, никакой штурмовой авиации, а одни только эти огромные бесчисленные грузовики, и то нам бы их не задержать, не остановить нипочем и ничем. Так думал я, в ужасе наблюдая первый раз в жизни современный европейский военный транспорт в его движении. Я совершенно не мог себе представить в тот момент силы, способной прекратить его движение вперед».

Но прошло немного времени, и такая сила нашлась. Это была та самая армия, ряды которой покинул Ельницкий. Немецкие генералы, офицеры и рядовые готовились ко Второй мировой войне в условиях практически полностью милитаризованной страны. Во время войны в Европе они получили опыт управления войсками. Что же касается боевых навыков и оперативного искусства офицерского состава РККА, то он к началу войны оставлял желать лучшего. Только 25 процентов комсостава имели опыт боевых действий на советско-финском фронте и реке Халхин-Гол. Более 55 процентов командиров Красной армии к началу войны находились на своих должностях менее чем полгода(!), а 25 процентов офицеров командовали подразделениями более года. И дело не только в репрессиях. Всего в 1930-е годы было уволено и репрессировано около 40 тысяч человек из командно-политического и технического состава РККА. Это менее 7 процентов. Такое положение сложилось прежде всего в силу увеличения численности Красной армии с 1939 года в два раза.

Порядок, дисциплина, вера в государство и его лидеров всегда составляли основу национального характера немцев. На всем протяжении истории вооруженные силы Германии базировались на принципах муштры, доверия народа к своим солдатам, престижности воинской профессии. Традиционно считалось, что для молодых людей из среднего класса армейский полигон — лучшая стартовая площадка для карьеры. Дело дошло до того, что в 1918 году президентом страны был избран генерал Гинденбург, проигравший войну. Случай, прямо скажем, небывалый.

Английский историк Майкл Говард писал о том, что за 75 лет немцы развязали пять агрессивных войн, и когда дело доходило до рытья траншей и стрельбы из гаубиц, то у них это получалось лучше, чем у других. Нацистская Германия к концу 1930-х годов была единственной европейской державой, в полной мере готовой к вой не и страстно ее желавшей.

Вторая мировая война, ее причины и следствия в целом не вызывают споров у профессиональных историков. А вот у западноевропейских политиков истоки крупнейшего мирового конфликта, степень вины тех или иных руководителей предвоенного периода вызывают ожесточенные дискуссии. Войны памяти, пытающиеся переписать историю, начались, едва успели высохнуть чернила на Мюнхенском соглашении. Они продолжались весь период холодной войны и приобрели особенно ожесточенный характер в наши дни. Создается впечатление, что яд лжи и дезинформации, активно внедряемый много лет центрами психологической войны на Западе, серьезно выветрился и ему нужна подпитка. В пропагандистской атаке в последние годы активно участвуют политики, руководители государств Прибалтики, Украины, Польши. Советский Союз пытаются представить ближайшим союзником гитлеровской Германии, зачинщиком войны.

Одним из самых обсуждаемых вопросов до сих пор остается Пакт 1939 года между СССР и нацистской Германией. Чтобы понять истинные причины драматических событий августа 1939 года, надо определенно ответить на несколько вопросов. Был ли этот пакт невыгодным для Великобритании и Франции? Разрушал ли он их планы столкнуть Германию с Советским Союзом и воспользоваться их взаимным ослаблением? Несомненно. Являлся ли этот документ жизненно необходимым для СССР и Германии? Определенно, являлся. Понимали ли Сталин и Гитлер, что война между двумя государствами, которые они возглавляют, неминуема, и пакт — всего лишь попытка выгодно использовать передышку? И здесь ответ будет утвердительным.

История не терпит сослагательного наклонения, и все же, заглядывая в возможный ход событий, если они пошли бы по англо-французскому сценарию, можно сделать некоторые предположения. Именно руками нацистов правящая элита Франции и Англии рассчитывала сломить хребет СССР, а значит, подорвать позиции коммунистов в своих странах. Эти круги хотели бы в дальнейшем взять на себя роль арбитров и поучаствовать в дележе пирога на развалинах Советского Союза. Не учитывалось одно. Гитлер ни с кем не хотел делить будущую победу. А ту же Великобританию фюрер до конца своих дней видел всего лишь возможным временным союзником.

Оборона Москвы / Фото: Кнорринг Олег/ТАСС

«Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку»

Все попытки СССР договориться о возможном военно-политическом союзе с ведущими государствами Европы, чтобы остановить нацизм, встречали, на первый взгляд, непонимание. На самом деле это было продуманное нежелание сотрудничать с Советским Союзом. В дипломатических переговорах важны любые детали, которые подчеркивают, а иногда определяют намерения сторон. Что бы там позже ни говорили наши будущие союзники во Второй мировой войне, но о каких серьезных переговорах может идти речь, если английская военная делегация отправляется летом 1939 года в Москву на тихоходном грузовом пароходе. Советский посол в Лондоне Иван Майский в своем дневнике писал о том, что приглашенные на завтрак в посольство перед поездкой в СССР британские гости «в разговорах были очень сдержанны и больше вращались вокруг таких безобидных тем, как охота на куропаток, сезон которых им, видимо, придется провести в Москве».

И это в то время, когда был дорог каждый час, когда тень нацистского орла уже нависла над Европой. Да и переговорщики со стороны наших будущих союзников были еще те. Отставной адмирал Дрэкс, не всегда понимавший, о чем вообще идет речь на переговорах, и третьестепенный сотрудник Форин-офиса Уильям Стрэнг, который в силу своего патологического антикоммунизма, напротив, прекрасно понимал, чего делать не надо. Сэр Реджинальд Дрэкс, старый морской волк, на самом деле числился шталмейстером, то есть придворным конюшим в свите короля Великобритании. В Москву он прибыл, не имея никаких(!) письменных полномочий, и предложил в связи с этим перенести переговоры в Лондон. Там он, дескать, подтвердит свой статус. Зато на приеме Наркоминдел СССР в особняке на Спиридоновке сэр Дрэкс продемонстрировал тонкое понимание протокола. Нарком Военно-морского флота СССР адмирал Николай Кузнецов вспоминал об этой встрече: «Сухощавый седой англичанин держался чопорно и высокомерно. Подчеркнуто соблюдал все тонкости этикета, разговаривал важно и медленно, предпочитая самые далекие от столь важного дела темы. Мы слушали его пространные рассуждения о последней регате морских яхт в Портсмуте. Казалось, Дрэкс прибыл на отдых, а вовсе не для решения значительных и спешных вопросов».

Глубоко пожилым человеком был и глава французской миссии генерал Джозеф Думенк. И эта компания пенсионеров приехала договариваться о жизненно важных для судеб Европы проблемах! Сталин первым понял, что ему морочат голову. Известна записка, которую секретарь Генсека Александр Поскребышев передал наркому обороны Климу Ворошилову в разгар переговоров: «Клим! Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку».

В Лондоне и Париже цинично ожидали столкновения Германии и СССР. Так они успешно разыграли российскую карту в период Первой мировой войны. Но в Москве об этом тоже помнили. Англичане и французы не пытались изменить враждебную по отношению к СССР позицию своего союзника — Польши. Чего стоит заявление тогдашнего Верховного Главнокомандующего Польши маршала Рыдз-Смиглы, сделанное в разгар переговоров в Москве: «Немцы, может быть, отнимут у нас свободу, русские же вынут из нас душу». Будущее не оправдало этих надежд. Немцы не только отобрали у поляков свободу, они раздавили польскую государственность и, разумеется, вынули у поляков душу со всеми потрохами в придачу.

Это был наш триумф

Вынужден повторить известную истину. Начнись агрессия Гитлера против СССР, скажем, не в июне 1941 года, а двумя годами ранее, стратегический расклад на фронтах явно был бы не в нашу пользу. Граница с откровенно враждебной нам Польшей проходила бы совсем недалеко от Минска и Киева, финны расположились бы рядом с Ленинградом, а Румыния непосредственно граничила бы с Одессой.

С уважением отношусь к битвам, в которых принимали участие наши американские и английские союзники, но ни одно из этих сражений не носило столь масштабного характера, как боевые действия на Восточном фронте. В 1941–1945 годах Вооруженные силы СССР разгромили 507 фашистских дивизий и 100 дивизий их союзников, что в 3 раза больше потерь Германии на всех основных фронтах Второй мировой войны. На советско-германском фронте немцы потеряли более 73 процентов убитыми, ранеными и оказавшимися в плену из общих потерь за войну. На полях сражений с Советской армией была уничтожена основная часть боевой техники вермахта. Это 70 тысяч самолетов (более 75 процентов), около 50 тысяч танков и штурмовых орудий (до 75 процентов), 167 тысяч артиллерийских орудий (74 процента), более 25 тысяч боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов.

Помнят ли об этом в Европе, которую мы освобождали от нацистов? Мой знакомый, немецкий политолог Александр Рар так говорил об этом: «Вся история Второй мировой войны в европейском сознании — это либо история холокоста, либо история двух бандитов-мерзавцев человечества Сталина и Гитлера, которые полезли друг на друга, потому что не могли разделить мир… Нас учили, что Россия не победила во Второй мировой. Это американцы спасли Европу от Красной армии, столь же агрессивной, как и гитлеровская, которая дошла бы до Атлантического океана, если бы не бравые американские солдаты. Так учат и наших детей».

В эти дни, когда мы вспоминаем годовщину начала Великой Отечественной войны, нам понятны попытки западных политиков, журналистов забыть о роли Советского Союза, Красной армии в победе над фашизмом. Даже сегодня, через много лет после Победы, ее итоги остаются полем идеологических сражений. «Переписчики» истории процветают, к сожалению, и в современной России. В книжных магазинах мемуары нацистских военачальников, описания боевых действий гитлеровских армий, откровения невозвращенца Резуна-Суворова, написанные в «содружестве» с английскими спецслужбами, превосходят как количественно, так и в полиграфическом исполнении воспоминания советских маршалов — настоящих героев этой войны. Мелкий бизнесмен несколько лет назад пытался организовать на родине Власова «музей» его памяти, а бывший московский мэр Гавриил Попов издал книгу «Вызываю дух генерала Власова», где доказывает, что успехи демократического движения в России связаны с манифестами генерала, повешенного за измену Родине в 1946 году.

22 июня 1941 года — одна из самых драматических дат в истории нашей страны. Будем помнить о миллионах погибших на фронтах, без вести пропавших, сгоревших в печах концлагерей и замученных в трудовых лагерях. Будем помнить и о тех, кто изменил Родине, сражался с оружием в руках против своих соотечественников и служил нацистам. Будем помнить, чтобы все это не повторилось никогда. Никогда!

ДОСЬЕ

Рафаэль Гусейнов — писатель, заслуженный работник культуры России, лауреат премии «Золотое перо» Союза журналистов России и Национальной премии прессы «Искра», премии Артема Боровика «Честь. Мужество. Мастерство». Родился в 1949 году в Баку. Окончил исторический факультет Азербайджанского университета. Обучался в аспирантуре парижского Сорбонского университета. Преподавал в Московском гуманитарном университете. С 1985 по 1991 год — редактор отдела политики и военного отдела «Комсомольской правды». С 1991 по 1993 год — первый заместитель посла Азербайджана в России. Следующие 14 лет работал гендиректором газеты «Рабочая трибуна», заместителем главного редактора газеты «Труд». С 2007 по 2012 год — шеф-редактор газеты «Трибуна». С 2013 года входит в секретариат Союза журналистов России.

Читайте также: Опрос: почти 70 процентов россиян знают точную дату начала ВОВ