Лариса Лужина: Высоцкий все выдумал

Лариса Лужин сыграла главную женскую роль в фильме режиссера Станислава Говорухина «Вертикаль», премьера которого состоялась в июле 1967 года.

На главную мужскую роль в картине «Вертикаль», которая была его дипломной работой, молодой режиссер Станислав Говорухин пригласил артиста Театра на Таганке Владимира Высоцкого. После съемок он написал песню «Она была в Париже», которую посвятил партнерше по фильму Ларисе Лужиной.

— Лариса Анатольевна, я смотрел миллион телевизионных бесед с вами, и почти в каждой вспоминают песню Владимира Семеновича Высоцкого, посвященную вам: «Она была в Париже, и сам Марсель Марсо ей что-то говорил». А вот про Марсо почему-то не спрашивают. А что он вам говорил?

— Ничего он мне не говорил! Это все Володины выдумки, потому что я даже не встречалась с Марселем Марсо (французский актер-мим, 1923–1977. — «ВМ»), просто в то время он был очень популярен. А Володя видел фотографии с Каннского кинофестиваля 1962 года, на котором представляли фильм «На семи ветрах» (военная драма 1962 года режиссера Станислава Ростоцкого, где Лариса Лужина сыграла главную роль. — «ВМ»). На одном фото мы с французским актером Бернаром Блие чокаемся большими бокалами с вином, и он мне что-то на ухо шепчет. Блие не очень «ложился» на рифму, вероятно, и Володя придумал про Марселя Марсо.

— Так Канны или Париж все-таки?

— Канны. Мы просто через Париж ехали. Прилетели в Орли, в аэропорт, а потом нас везли в Канны, уже на машинах. На приеме и произошла ситуация, когда какой-то американский журналист вытащил меня станцевать твист.

— Это даже не актер был?

— Нет, журналист. Он ко мне еще до премьеры приставал: ходил за мной по набережной Круазет и просил: «Станцуйте твист на столе и в русских панталонах!». Я никак не могла понять почему. А потом вспомнила. Приехал кто-то из зарубежных актеров в 50-х годах в Советский Союз, в Москву, то ли Ив Монтан, то ли Жерар Филип, я не вспомню точно. А у нас белья женского не было красивого, это не сейчас, когда можно купить любое. И женщины носили, если кто помнит, панталоны до колена, на резиночке, с начесом. Голубоватые и грязновато-розовые. Увидев это, французский актер очень удивился, накупил эти шароварчики и привез в Париж, а потом устроил выставку, показал, какое белье носят советские женщины. И вот после этого, видно, этот американец…

— Рассчитывал посмотреть на панталоны?

— Ну да, на русские панталоны. Я говорю: «Я твист не танцую, во-первых, на столе — тем более, и панталон таких у меня тоже нет». Я и правда их не носила, вот у мамы моей были, да. И все-таки он ко мне потом на банкете подскочил и потащил меня танцевать.

А делегация была у нас мощная, во главе с Сергеем Аполлинариевичем Герасимовым. В составе — Чухрай, Райзман, Кулиджанов, Ростоцкий, Владимир Александрович Познер, отец Владимира Владимировича Познера.

— А он в каком качестве? Он к кино разве имел отношение?

— Он был ответственным секретарем второго и третьего Московских кинофестивалей (в 1961 и 1963 годах. — «ВМ»). И это были самые лучшие кинофестивали. Потому что Познер в 1936–1939 годах был директором технического отдела европейского филиала американской кинокомпании Metro-Goldwyn-Mayer в Париже. Он написал книгу шикарную про советское кино, ее потом запрещали, потом издали снова. Я вообще поражаюсь, почему Владимир Владимирович никогда про папу не рассказывает, ведь такая интересная была личность, я его просто обожала. И он ко мне с большой симпатией относился.

Так вот, по личному приглашению Владимира Александровича на наш Московский фестиваль приезжали все: там были Ив Монтан и Симона Синьоре, Софи Лорен, Джина Лоллобриджида, Жанна Моро — в общем, кого только не было!

Кадр из фильма «на семи холмах» / 1962 год

— А с твистом-то все-таки чем дело кончилось?

— Так мне Герасимов сказал — твист танцевать! Я бы сама, может, и не пошла. Мы ведь как воспитаны были: ты ж комсомолка, студентка Института кинематографии... Нам инструкцию давали перед тем, как ехать за границу. Вызывали в Комитет комсомола и говорили: одной никуда не выходить из номера, не гулять, только с делегацией...

Кстати, самое смешное, что вся наша делегация была в одинаковых костюмах. У нас был хороший портной, Затирка его фамилия, как сейчас помню, он шил всем, кто выезжал за границу. Причем все время — темно-серые костюмы с блестками, цвета маренго.

Мы с Инной Гулая были две девчонки, которые первый раз попали за границу.

И сразу Канны! Инна оставалась в номере, без конца звонила по телефону Гене Шпаликову, у них как раз тогда любовь была, и рассказывала: «Гена, я сейчас познакомилась с Брижит Бардо!» А Брижит Бардо не было на том кинофестивале, Инна просто решила так похвастаться. А я все-таки из номера выходила, хотя бы вниз, в холл, чтобы посмотреть, что там происходит. Ну а как же? Шикарный отель, там такие звезды, кого только не увидишь!

— Когда вы про костюмы рассказывали, вспомнил ваши слова: «Представляя свою страну, нужно было соответствовать, но мы выглядели не хуже зарубежных актрис... Гардероб часто собирали у коллег, которые уже бывали за границей...» А в скандальной публикации Paris Match про вас было написано, что советская студентка, мол, была в платье, достойном Мэрилин Монро…

— Это платье мне подарила Надежда Петровна Леже, художница, которая была женой французского живописца и скульптора Фернана Леже. Сама она из Рязани или из Ростова, не помню точно, из какого города она (деревня Осетище Витебской губернии. — «ВМ»). Она ученица Малевича, мечтала попасть во Францию, потому что ей нравился художник Леже. Она поставила перед собой цель выйти за него замуж. И добилась своего. Эмигрировала во Францию в 20-е годы, по-моему.

Когда мы приехали в Канны, Леже уже ушел из жизни (умер в 1955 году. — «ВМ»), и она вернулась, кажется, к художнику, который был ее первым мужем. Надежда Петровна любила русских и нас оберегала.

У меня-то еще были кое-какие платья, я же все-таки из Эстонии приехала, из Таллина, была там манекенщицей, и у меня была связь с Домом моделей. Они мне прислали два красивых вечерних платья. А у Инны ничего не было. Какое-то ситцевое платьице, ну, скромненькие такие вещи.

А здесь — премьера «На семи ветрах», надо же было по красной дорожке идти… И Надежда Петровна говорит: «Ну как так? У Ларисы вон какие туалеты, а у Инны ничего нет. Надо ей купить платье». А муж ей в ультимативной форме: «Ну если будешь покупать Инне, значит, нужно купить и Ларисе». И она Инне купила красивое, по-моему, красное платье. А мне платье цвета перванш (светло-голубой с розово-сиреневым оттенком. — «ВМ»), кружева настоящие, на атласе. Жалко, что я его не сохранила.

Вот такие воспоминания от той первой заграничной поездки остались. А уже после 1962 года я раз шесть, наверное, ездила в Париж.

— А последний раз когда?

— Лет семь назад, у меня юбилей был, 75 лет, делали документальный фильм. И меня повезли в Париж. Когда в Орли в машину посадили, зазвучала песня Высоцкого «Она была в Париже»...

А день рождения я решила не справлять. Думаю, поедука я одна в Париж. И полетела, жила в маленьком отельчике на Лафайет, номерок страшненький такой, но у меня денег больше не было. Пошла на бульвар, нашла ресторанчик небольшой, села, заказала себе бутылку вина, луковый суп, что-то еще, и вот так я отметила свой день рождения.

— Когда про луковый суп рассказали, у меня целая цепочка продуктовая из вашей биографии выстроилась. Во-первых, это мясная котлета, которая была…

— …первой наградой за выступление, да. Это было в 1944 году. Мне было четыре года.

Нас эвакуировали из Ленинграда в конце блокады, уже был прорыв, а нас, детей и женщин, еще вывозили. И мы попали в Ленинск-Кузнецкий, там мама работала на маленьком мясокомбинате, и они устраивали детский праздник — елку.

— А еще я помню историю про мандариновые корки, которые вы подбирали на улице.

— Это уже в Таллине, в конце 1945 — в начале 1946-го… Нам негде было жить в Ленинграде: квартира наша была занята, когда мы вернулись после эвакуации. Нас сначала пригрела дальняя родственница, а потом дядя — брат маминого отца, он эстонец, старый большевик, устанавливал советскую власть в Эстонии с 1940 года. Тяжелое время было. И так мне нравилось, когда под Новый год жена дяди вешала на елку мандарины, но снять их нельзя было. И я, помню, шла как-то по улице и увидела на снегу корочки мандариновые. Я их подобрала и съела.

— А люди, которые не пустили вас в вашу ленинградскую квартиру, кто они?

— Знаете, мама у меня совершенно не умела бороться за себя, за свои права. Мы приехали в эту квартиру, в доме на Нарвском проспекте, нам открыли чужие люди и сказали: «Мы здесь живем, и все!» И закрыли перед нами дверь. А у нас при пожаре сгорели документы. Надо было их восстанавливать. Мама не стала.

Фото: Youtube/ Документальное кино на Первом

— Вы говорите: мама не умела за себя бороться. А вы?

— Я в маму пошла...

— А когда вы стали суперзвездой, любимицей страны, не возникало желания приехать в эту квартиру и посмотреть в глаза тем людям? В этой квартире умерла от голода ваша сестра…

— И папа там умер, и бабушка… Когда мы снимали документальный фильм, показали то место во дворе, где осколком убило бабушку, и окна квартиры, но мы в нее не заходили. И у меня даже желания не было, честно говоря. «Не возвращайтесь в старые места!» — так говорил Гена Шпаликов.

— Как-то Ксения Собчак затеяла опрос на тему «Не разумно ли было сдать Ленинград?» Тогда бы не было столько жертв. Как считаете?

— Я думаю, что люди, сами ленинградцы, никогда не пошли бы на это, никогда! Так они любили город. Для них Ленинград как религия, понимаете? Это такая каста людей, они по-особому относятся к городу — к его архитектуре, памятникам, к Неве, да ко всему. И мне кажется, правильно сделали, что его не сдавали, да, была блокада, но ведь выдержали.

— Мы по ассоциации, конечно, вспоминаем Сталина. Я знаю, что был эпизод, когда Говорухин с Высоцким спасли вашу жизнь — на вас, как на антисталинистку, кто-то набросился с ножом в Грузии.

— Это было в горах, когда снимали «Вертикаль». Грузины-альпинисты и кто-то из местных жителей пригласили в гости нашу съемочную группу. Мы пришли. Володя Высоцкий, Рита Кошелева, Гена Воропаев — все актеры. Сидели за столом, выпивали. Все, кроме Володи. Высоцкий, когда снимался в «Вертикали», ни грамма не пил вообще. Он тогда два года, по-моему, был в завязке, много работал.

И я смотрю — висит портрет Сталина. А мы к тому времени читали уже и «Архипелаг ГУЛАГ», и «В круге первом» Солженицына... И я говорю: «А что это у вас висит этот палач? Что он вам сделал хорошего?» И реакции, которая последовала, я не ожидала. Они ведь меня называли «сестренка», очень хорошо ко мне относились.

И вдруг у них глаза изменились, а один схватил нож и кинулся на меня. Хорошо, что Высоцкий и Станислав Сергеевич Говорухин схватили его и вырвали нож…

— Вам повезло: вы у гениальных режиссеров снимались…

— Я снималась у хороших режиссеров, и картины были «крепкие». «На семи ветрах» — хорошая картина. Но она не достигла уровня картин, снятых, скажем, Тарковским или Юрием Озеровым, я имею в виду «Освобождение», или «Летят журавли». Или «Баллада о солдате». Понимаете? Вот таких картин мне не хватало. Не получила я такого подарка.

ДОСЬЕ

Лариса Анатольевна Лужина родилась в 1939 году в Ленинграде. Окончила актерский факультет ВГИКа. Известность и успех молодой актрисе принесла главная роль в фильме Станислава Ростоцкого «На семи ветрах» (1962). Сегодня в ее фильмографии около 90 работ, среди которых «Тишина» (1963), «Доктор Шлютер» (1965), «Гонщики» (1972), «Так начиналась легенда» (1976), «Сыщик» (1979), «Казус Кукоцкого» (2005) и многие другие.