Бахтин знал советского человека

Философ и литературовед Михаил Михайлович Бахтин (17 ноября 1895 — 7 марта 1975) относится к той редкой плеяде русских самородков, которые в лишениях и гонениях выжили в советской России.

Бахтин был слишком юн, чтобы оказаться на «философском пароходе». Не столь известен своими антимарксистскими заблуждениями, чтобы его расстреляли, как Павла Флоренского в 1937 году. Не столь эпатажен и харизматичен, как отсидевший 14 лет в лагерях Лев Гумилев, на чьи лекции народ ломился, как на шоу. Бахтин тоже испил свою чашу страданий. Его арестовывали, ссылали, лишали доступа к материалам, необходимым для работы. Но он каким-то чудом выжил, хоть и потерял ногу.

Причем не просто выжил, а был в шестидесятых годах, как вмерзший в лед мамонт, извлечен из Мордовского университета, чтобы «оттаять» в Москве, получить признание в «узких кругах», обзавестись учениками, стать непризнанным (или частично признанным) гением.

Думается, перебиравшие бумаги Бахтина следователи и дознаватели недоумевали, натыкаясь на такие слова, как «полифонизм», «мениппея», «хронотоп». Впрочем, встречались и попроще: «карнавализация», «духовный верх», «телесный низ». Но и здесь вражий умысел не просматривался. Карнавализация относилась исключительно к Средневековью, внимание к «телесному низу» проявляли герои Франсуа Рабле — Гаргантюа и Пантагрюэль, подтирающие задницы утятами, «духовный верх» и вовсе представал неуловимым, как ангельское дыхание.

Михаил Бахтин — философ, филолог, литературовед, историк литературы — был ученым «не для всех», а для людей образованных сверх тогдашних норм, ищущих в науке «цимес», простор для толкований, импровизаций, развития собственных концепций. Для «простецов» достаточно нескольких тезисов: роман, как жанр, полифоничен (то есть содержит внутренние диалоги); хронотоп — это единство художественных и временных характеристик в литературном произведении; карнавализация — воздействие народных (с телесным низом) празднеств на образно-символическую, творческую память общества.

Тыква превратилась для пожилого уже Бахтина в карету, когда его судьбой занялась «золотая» (в позитивном смысле) молодежь шестидесятых — философ Георгий Гачев, критики и литературоведы Петр Палиевский и Вадим Кожинов. Они вострубили о прозябающем в Саранске гении, ворочающем в черепе даже не губерниями, как Ленин у Маяковского, а целыми Вселенными. Живой интерес к идеям Бахтина проявил Юрий Андропов — загадочная личность в советском властном пантеоне. Бахтину было предоставлено жилье в Москве, обеспечена возможность публиковать труды, пестовать учеников. С этим, правда, не задалось: большинство идей Бахтина были «идеи в развитии», теоретическая база под ними была подвижна и скользяща. Идеи Бахтина напоминали саженцы, засыхающие у не радивого садовника и при носящие плоды у садовника толкового.

Своеобразным учеником Бахтина оказался и Андропов. Пущенные в народ слухи о тайной связи премьера Косыгина с Зыкиной; о купаниях в ванне с шампанским Галины Брежневой; о домашнем (из украденных картин) музее в квартире главы МВД Щелокова — наглядное подтверждение тезиса Бахтина о необоримой силе «телесного низа» в коллективном сознании. Никто не сомневался, что все это правда. Оттуда же и мрачное откровение Андропова о «духовном верхе» советского народа: «Мы не знаем общества, в котором живем». Бахтин знал.

КСТАТИ

Основные работы Михаил Бахтина были переведены на многие языки и получили очень ши рокую известность на Западе.

В Англии при Шеффилдском университете существует Бахтинский центр.

Особую популярность творчество Михаила Бахтина приобрело во Франции, где его пропагандировали Цветан Тодоров и Юлия Кристева. Большой известностью пользуется Бахтин и в Японии, где вышло его первое собрание сочинений, а также издано большое число монографий и работ о нем.