Горький запах воздуха свободы

Президент России Владимир Путин высказался о российском либерализме. По словам главы государства, «лакейство перед Западом» — это не истинная суть течения, а у почвенников и либералов на самом деле одна цель. На этой странице эксперты, журналисты и читатели «Вечерней Москвы» разбираются, что же такое настоящая политическая и гражданская свобода и нужны ли России либералы.

Такой странный либерализм

Сергей Лесков, обозреватель:

Термин «либерал» приобрел в нашем обществе откровенно негативный оттенок. Конечно, виноваты сами либералы, которые в годы своего правления почем зря просадили накопления и государства, и народа. Вот и президент Путин заявил, что стремление российских либералов копировать зарубежные образцы не является истинным либерализмом. Из этого следует, что есть хороший либерализм, а есть попорченный, который пытались воспроизвести на российской почве наши доморощенные либералы.

Под либерализмом политическая мысль понимает незыблемый набор демократических ценностей — свобода слова, совести, право голосовать и быть избранным, неприкосновенность частной собственности, свобода предпринимательства и прочие прекрасные идеалы. Как говорил Черчилль, социализм стремится искоренить богатство, а либерализм — бедность.

Однако либералы российской закваски, которые появились в XIX веке, ставили во главу угла не человека, главную ценность либерализма, а преклонение перед иностранщиной и неприятие всего русского. Это подметил Достоевский: «Каждый неудачный русский факт возбуждает в либерале смех и чуть не восторг». Писатель считал, что такие люди принимают свою ненависть к России за самый плодотворный либерализм.

Что скрывать, такую реакцию часто видишь у наших современников. Довольный хохоток, когда случается несчастье или промах, — милое дело. Такого человека можно назвать как угодно, но только не либералом. От него открестились бы столпы либерализма — Джон Локк, Монтескье и Руссо.

Чем старательнее Запад насаждает по миру либеральные ценности, тем очевиднее, что они имеют мало общего с гуманизмом. Последняя иллюстрация — ситуация на польско-белорусской границе, где несчастные курды, которых поманили на слюнявую конфетку либерализма, попали в западню. Эта история говорит о кризисе либеральных ценностей.

Гуманизм — колода карт в руках политических шулеров, а реальность — бесчеловечные поступки властителей, которые прикрылись пурпурными мантиями либерализма.

Размышления Путина о либерализме — естественное продолжение его выступления на Валдайском форуме о кризисе западного гуманизма, который превратился в пустую болтовню, и о том, что в период мирового переустройства умеренный консерватизм — самая разумная линия поведения. Настоящий либерал — это хорошо. Только этот титул похитили не те люди.

Фото: Максим Гучек / БелТА / ТАСС

Идея вседозволенности стала объектом поклонения

Дмитрий Журавлев, научный руководитель Института региональных проблем:

Прежде, чем говорить о русском либерализме, надо отчетливо представлять себе, что классический либерализм конца XVIII и всего XIX столетия, рожденный в умных книгах, написанных учеными философами, и нынешний неолиберализм, который только начинает развиваться у нас в России, — это совершенно разные вещи.

Первый предлагал человеку свободу в рамках общества и был динамичным, дискутируемым, подстраивающимся под веления времени актуальным мировоззрением.

Второй проповедует полную свободу личности от... всего! От законов государства и общества, от норм права и морали... Причем проповедует аксиоматично, по принципу: «Есть две точки зрения: моя и неправильная». Поэтому я говорю, что неолиберализм — это не политическая позиция, а религия. Причем требующая от своих адептов совершенно слепой веры в весьма сомнительные тезисы, преподносимые как абсолютные истины. Если власть контролирует в обществе социальные связи, то неолиберализм их просто отрицает. И каждая сторона считает свою позицию абсолютно правильной. Ни государству, ни неолибералу не нужны доказательства собственной правоты — и это в чем-то их роднит.

Но «свободы от всего» не бывает. Вот, скажем, если ты блогер, сидишь дома за компьютером, что-то пишешь, где-то публикуешь, тебе за это платят через виртуальный банк, и даже продукты ты не покупаешь на рынке или в магазине, а заказываешь в сети, и их приносит курьер прямо к дверям... Думаешь, что ты свободен? Какая жестокая иллюзия! Чтобы лишить тебя этой свободы, достаточно отключить электричество. А чтобы ее поддерживать, надо иметь чрезвычайно развитую, работающую как часы социальную инфраструктуру. Где социальная структура началась, там такая «свобода» и кончилась. Правда, блогер об этом не задумывается, потому что он неолиберал. Он просто верит в свою весьма призрачную свободу.

Мы все вышли из ультраконсерватизма. Я и сам консерватор, поэтому считаю, что неолиберализм бесплоден, как однополая семья, какую он, кстати, любит защищать. Может, они там друг друга и любят, но детей-то от них не дождешься.

Фото: Леонид Щеглов / БелТА / ТАСС

Встречают по одежке, принимают по уму

Татьяна Еременко, обозреватель:

Быть человеком сложно. Куда проще найти своих и постараться не стать среди них чужим. Вот общество и делится, тем самым позволяя управлять собой с большей легкостью. Одних пугают другими, а тех — первыми.

Либералы подбивают романтиков жертвовать собой, чтобы отстоять право быть тем, кто ты есть, не боясь проявлять свою уникальность в социуме. Консерваторы заставляют свой народ молчать, выстраивая из тишины стену плотнее железного занавеса, чтобы оградить ею неразумных от скрытой угрозы. И вот уже между теми и другими идет идеологическая война.

Но все мы — люди. Жить без ориентиров не можем. Приходится выбирать. Либерализм — свобода, развитие, постижение нового. Консерватизм — стабильность, защищенность, почтение к прошлому. И при этом неизбежно попадать в ловушку. Пример? Либералы ценят свободу мысли, но стоит высказать позицию, которая не согласуется с принятыми ими ценностями, как тут же выпадаешь из обоймы — становишься холостым патроном, который не берут в расчет. Консерваторы же стараются сохранить идеалы, на которые привыкли опираться — семья, долг, традиции. Но в итоге замыкаются, отгораживаясь от непривычного.

Так было всегда. Новое, которое через некоторое время станет старым, а затем на смену ему придет другое новое, принималось не сразу. Князь Владимир скидывал языческие идолы, насаждая иностранную веру — христианство. Петр I приказал брить бороды, внедряя зарубежную моду. Но, что бы ни происходило, некая «русскость» в тех, кто рождается в нашей стране, неизменно сохраняется сквозь века и перемены. «Величайшее из назначений, уже сознанных русскими в будущем, есть общеслужение человечеству, — не России только, не общеславянству, но всечеловечеству», — вот неполная цитата из «Дневника писателя» Достоевского.

Мне кажется, свобода — это разрешение себе быть собой, а другим — другими. Тогда есть возможность отстаивать то, что ценно тебе сейчас, учитывая ситуацию во всем ее многообразии, прислушиваясь к оппонентам. Потому что зачастую все мы говорим об одном и том же, но разными терминами. Ведь защищенности хочет и либерал, а развития — консерватор. Ибо все мы — люди, которым прежде всего нужны уважение и любовь.

Фото: Леонид Щеглов / БелТА / ТАСС

Двойные стандарты обустройства Родины

Андрей Казаков, редактор:

Президент Путин в своем недавнем интервью федеральному телеканалу затронул самую, пожалуй, сокровенную для отечественной интеллигенции тему. Что считать либерализмом, а что расценивать как слепое копирование чужих поведенческих норм. Где ответственная гражданская позиция свободного человека, а где банальный карго-культ, то есть убогое копирование элементов поведения объекта поклонения, практически полностью подпадающее под советское понятие «низкопоклонство перед Западом».

То есть перед заграницей, на помощь которой уповал еще «Союз меча и орала» Остапа Бендера. Как бы глубоко мы ни копнули, но почему-то всегда, со времен «Очакова и покорения Крыма», любой российский политик, отстаивающий интересы собственной страны, получает ярлык душителя свободы. Причем не важно, насколько сильно он при этом уважает права человека. Екатерина II, переписывавшаяся с одним из первоисточников либерализма, то есть с Вольтером, обвинялась в тоталитаризме. За отмену ограничений в самой империи или за ее расширение вовне? А президент Ельцин, жестко действовавший в 1993 году, имел имидж либерала.

Ведь вывел войска из Германии. Да не просто вывел, а еще и станцевал на празднествах по этому поводу. Президент России Дмитрий Медведев сперва слыл очень либеральным, но после августа 2008 года все авансы, выданные ему Западом, исчезли. Двойные стандарты в действии. Но проблема глубже. Один из героев гайдаевской комедии «На Дерибасовской хорошая погода...», будучи в США, говорит: «Там я против КГБ, а здесь я против ЦРУ». Не вполне.

Когда наш либерал дома сталкивается с теми же нормами, которые приняты во всех странах Запада, он негодует и клянет режим. Но стоит ему оказаться в ЕС и США, и эти же нормы воспринимаются им как проявление порядка. И вызывают не гнев, но восхищение. Почему-то при слове «либерализм» он вспоминает не Томаса Гоббса и не Шарля Монтескье, а шествия геев и Майдан. Его не волнует судьба Джулиана Ассанжа, но сердце обливается кровью из-за мнимых страданий каких-то блогеров.

Ответственная перед своим домом и семьей гражданская позиция независимого человека всякий раз уступает место девиантному поведению подростка, желающего подражать своему глянцевому кумиру. Необходимость же делать уроки и чистить зубы воспринимается им как насилие и ужасающий тоталитаризм. Каков может быть выход из этого? Видимо, единственно возможный и совершенно естественный — взросление.

Фото: Леонид Щеглов / БелТА / ТАСС

Как ни назови мессию, для меня важней Россия!

Виктор Мураховский, военный эксперт:

Я смотрю на современную политику прежде всего как человек военный. И придерживаюсь позиции, что независимо от того, существует ли в нашем обществе либерализм или нет, и если существует — то в какой форме, у власти или в оппозиции, главная моя задача — Родину защищать. Раньше, когда я был полковником, — с оружием в руках, теперь, в отставке — словом, со страниц моего журнала. Независимость России, ее державная свобода и территориальная целостность, мощь и безопасность — вот те ценности, которые стоят того, чтобы за них отдавать жизнь.

И как гражданин своей Родины, я являюсь еще и избирателем. Позиции тех, кто претендует быть избранным во власть, конечно, внимательно изучаю. И знаете, я совершенно не против либерализма, поскольку положительные черты у такого мировоззрения, безусловно, есть. Например, в изначальном своем смысле либеральная внутренняя политика поощряет инициативу своих граждан, способствует развитию предпринимательства, снимает барьеры и ограничения для реализации талантов и способностей человека.

Вот возьмем мой журнал. Это фактически частное издание, государство его не субсидирует, хотя темы, которые он поднимает, пропагандируют патриотизм, показывают широкой аудитории — в допустимом правилами сохранения военной и государственной тайны диапазоне — силу и мощь наших Вооруженных сил. Чем больше либерализма будет в наших законах относительно частной издательской деятельности, тем эффективнее я буду как руководитель такого издания и тем большего добьюсь как предприниматель и патриот.

Но наш российский либерализм, к несчастью, затрагивает не только экономические аспекты. И у меня возникают к современным либералам вопросы. Причем зачастую нехорошие, заставляющие задуматься. Вот, например, почему вы, ребята, придерживаетесь такой непримиримой позиции по отношению к тем, кто ваших взглядов не разделяет? Или почему вы часто пытаетесь несправедливо отстоять интересы того или иного меньшинства в ущерб большинству? Ответьте хотя бы сами себе, господа либералы. И тогда вам станет ясно, как далеко вы ушли от того несколько романтического, но деятельного и плодотворного либерализма, который исповедовали Монтескье, декабристы и русский военный философ адмирал Николай Мордвинов.