«Пусть наши бойцы вернутся живыми»: актер Сергей Юшкевич — о спецоперации, неожиданной встрече с отцом и детстве

В субботу, 9 июля, заслуженному артисту России Сергею Юшкевичу исполнится 55 лет. Накануне актер театра и кино рассказал «Вечерней Москве» об отношении к событиям на Украине, уехавшим артистам и о непростых периодах жизни.

— Cергей, как вы относитесь к своему дню рождения? В этом году у вас красивая дата — две пятерки.

— Мне не нравится этот праздник по одной простой причине: я родился в середине лета и, когда был маленьким, очень хотел, чтобы рядом были дев очки, которых я люблю, мальчики, с которыми дружу, а их рядом не было. Кто был на даче, кто — на море, кто — в пионерском лагере. И отмечал я обычно этот день с мамой и ее подругами. Поэтому я никогда его особо не праздновал — разве что с семьей соберемся и поблагодарим Вселенную за то, что мы друг у друга есть! А цифра 55 — красивая. Я никогда не был отличником в школе, но «две пятерки» — звучит оптимистично. Надеюсь теперь на две девятки — очень люблю эту цифру.

— Расскажите, над чем вы сейчас работаете.

— Сейчас я снимаюсь в фильме режиссера Татьяны Ермак «Неестественный отбор». Недавно вернулся из Гурзуфа, где работал над новым сериалом «Ялта» с Дмитрием Константиновым. И третий проект снимается в Красноярске — это сериал Миши Вассербаума «Красный Яр», он про тайгу, золото и любовь. А в Театре Моссовета я репетирую роль Клавдия в спектакле «Гамлет» режиссера Евгения Марчелли.

— Вы много лет играли в «Современнике» с Чулпан Хаматовой. Какие эмоции испытали, когда она уехала из России?

— Я переживаю за нее. Сейчас ей не очень хорошо, как бы она это ни скрывала. Но таков был ее выбор. Возможно, он был спровоцирован и срежиссирован ее покровителями, но она его сама сделала. Я по ней скучаю, 30 лет вместе работали. Для меня равных ей нет. В этой маленькой женщине — стихия. Она очень эмоциональный человек, искренний и беспощадный к самой себе.

Фото: Сергей Карпов / ИТАР-ТАСС

— Вы родились на Украине. Что вы думаете о спецоперации, проводимой там?

— К военным, участвующим в спецоперации, я отношусь с уважением и благодарностью. Я испытываю боль от того, что происходит, хочу, чтобы наши ребята скорее вернулись домой. Я понимаю, что эта боль — с обеих сторон. Я устал от того, что там происходило многие годы. Моя мама в Черновцах, на Западной Украине, живет и сейчас. Что бы ни говорили власти этой страны, как она жила там на пенсию в 50 долларов (3011 рублей. — «МВ»), так и живет.

В 1989 году после поступления в Щукинский институт я домой на самолете долетел за два часа. А в последние годы мама тратила больше 30 часов, чтобы доехать до Москвы. О каком развитом обществе может идти речь? Бывает, слышу, что спецоперация — это плохо. Но, на мой взгляд, люди, которые участвуют в ней, сражаются за свою родину. И со стороны Украины была очевидная опасность для нашей страны. Если бы мне поступило предложение поехать на Донбасс, поддержать наших ребят и жителей народных республик, я бы это сам сделал.

— Вы предлагали маме переехать из Черновцов в Москву?

— Много раз. Хотел забрать ее оттуда. Предлагал ей это постоянно начиная с 2014 года, хотел, чтобы она была рядом с нами, рядом с любимыми внучками. Но она говорит, что старое дерево не пересаживают. На данный момент мы с мамой уже три года не виделись. Мы даже... попрощались на всякий случай.

— Расскажите о вашем детстве. Оно ведь было непростым?

— Когда я был подростком, то попал в дурную компанию. Мы совершали гнусные поступки. Даже налетали на прохожих, били их. Я поступал так ради острых ощущений. Но один случай меня отрезвил до конца жизни. Однажды на пустыре мы налетели на мужчину лет 35, но он оказался сильным, разбросал нас, как щенят. Потом догнал меня. Он бы мог меня убить, наверное, мне было тогда 14 лет. Он был весь в крови. Схватил меня за шкирку и с глазами, полными ярости, крикнул: «Что ты делаешь, сволочь?» Я очень сильно испугался. Никогда не забуду эти глаза и эту фразу.

Он увидел пацана, который влез в опасные игры, и меня просто остановил, даже не ударил. Это был серьезный урок. А опасные тропы были повсюду. Те, кто по ним далеко заходил, уже не возвращались: дальше либо тюрьма, либо наркотики. Дурная компания юных хищников — жестких, наглых ребят меня очень прельщала. К сожалению, многих, с кем я провел детство, уже нет в живых. В том возрасте, видимо, моя природа требовала сильных ощущений. Я рос без отца, меня вырастила мама. У нее была сильная рука, но было и много любви.

Фото: РИА Новости

— С отцом вы встретились, уже будучи взрослым и состоявшимся человеком. Как это произошло?

— Когда мне было 43 года, ко мне после спектакля подошел человек и протянул букет цветов и открытку. В ней было написано, что если я захочу встретиться с отцом, то могу позвонить по указанному номеру телефона. Конечно, я сразу позвонил. Мы поехали к нему домой, сели за стол и смотрели друг на друга. Говорили долго. За это время выкурили две пачки сигарет и выпили бутылку грузинского вина. Я называл его по имени-отчеству — «отцом» не мог. Задавал ему простые и четкие вопросы обо всем, что наболело. И он ответил честно и искренне, и меня отпустило.

Когда мы с ним прощались, я сказал ему в первый раз: «Дай я тебя обниму, отец». Мы обнялись. Он яркий, интересный человек — читает стихи наизусть, пишет картины. Я знаю характер моей мамы, он у нее, мягко говоря, непростой. Рассказ о нашей встрече был воспринят в штыки. Наш разговор с ней продолжался до шести утра. Он был очень трудным. Но потом она оттаяла по отношению к папе. А так как сейчас дефицит хороших людей, я хочу, чтобы со мной рядом был отец. В тот день я попросил маму позволить, чтобы он был рядом.

— Что думаете о современном театре?

— Темы интересные, но не те люди за них берутся. Есть проблемы, к которым надо подходить с хорошо вымытыми руками. К сожалению, сейчас появилось много провокаторов, которые безответственно относятся к себе и к зрителю. Такие попы Гапоны: Богомолов, Молочников. Самое ужасное в том, что за ними вслед идут молодые. Некоторые спектакли становятся просто пошлыми. Молодые смотрят на новых театральных деятелей и впитывают эту бездарность. Сейчас это прикрывают словами: «Это — театр, и художника нельзя трогать». Я с этим категорически не согласен. Таких художников надо гнать в шею! Тут не до деликатности, потому что это связано со здоровьем нации. В буквальном смысле слова.

— Вы бы хотели, чтобы ваши дочери стали актрисами?

— Примеры сегодняшнего искусства меня не вдохновляют. По этой причине я не хочу, чтобы дочери шли в актерскую профессию. В нее стоит идти только при очень-очень сильном желании, которое было у меня. Мои девочки — прекрасные, очень хорошие люди. Но я их не вижу в этой профессии.

— Вы как-то говорили, что у нас не хватает патриотичного кино. Почему этот жанр сейчас так важен?

— Зачастую у нас неправильно воспринимают патриотизм. Патриотизм, я считаю, должен взращиваться на любви. Через нее он приходит. Когда ты понимаешь, что все родные твои в порядке, что с ними все хорошо. Тогда у тебя возникает и гордость за свою страну. Так зарождается патриотизм и ответственность за свою страну.

— Какой стиль работы с режиссером вам близок по духу?

— Режиссер и актер — это единое целое. Спектакль вынашивают, как ребенка. Принцип «я сказал, ты сделал» — это не для меня. Режиссер — это не пастух, который руководит овцами. Мы являемся сотворцами. Это симбиоз. Режиссер должен быть достоверным и вдохновляющим, как Николай Волков, Галина Волчек, Евгений Арье. Ему необходимо умение заразить своей идеей.

ДОСЬЕ

Сергей Юшкевич родился 9 июля 1967 года в городе Черновцы, Западная Украина. Окончил Театральный институт имени Щукина. С 1999 года — актер театра «Современник». Имеет звание заслуженного артиста России.