В ближайшие дни Госдума намерена рассмотреть законопроект Минюста, предлагающий возможность получать компенсации жертвам нераскрытых преступлений. Но выплаты будут лишь в том случае, если злодеев упустили по вине правоохранителей.

До последнего времени считалось: не схвачены грабители или убийцы – за что платить жертвам? Однако нынешним летом Конституционный суд счел такую позицию неправильной. Почему жертвы должны страдать из-за того, что следователи не выследили бандитов?! Минюст принялся исправлять положение.

Но поголовных компенсаций не предвидится. В проекте два условия. Первое: со дня подачи заявления о преступлении должно истечь четыре года (а результат при этом отсутствует). Второе: необходимы доказательства, что следователи или прокуроры не приняли предусмотренных законом мер. Например, долго не принимали заявление, не своевременно допросили свидетелей, опоздали с назначением экспертиз.

Присуждать компенсации станет суд. Законопроект предлагает прописать в Уголовно-процессуальном кодексе обстоятельства, при которых ему надлежит проверить факт нарушения срока следствия. Судье предстоит изучить, имелась ли у следствия возможность «выдвинуть обоснованное подозрение, обвинение в отношении конкретного лица». Стало быть, варианты присутствовали, но следователь, как говорится, палец о палец не ударил, дабы проверить возможного преступника.

Доктор юридических наук, генерал-лейтенант милиции, экс-депутат Госдумы Александр Гуров считает идею прогрессивной, но одновременно абсолютно не жизнеспособной.

- Должно истечь четыре года?! Даже если следователь совершил 20 ошибок – через такой промежуток времени ни одной не обнаружат, - убежден г-н Гуров. – Компенсации станут получать единицы, если вообще кто-нибудь получит. К тому же, надо учитывать истечение срока давности.

Почему не три года, не два или не один? Из чего исходили авторы проекта, подсчитывая такой срок?

Принимаете закон – принимайте его полноценным, гуманным, эффективным. И возможности государства нужно учесть. Всем жертвам оно не в силах выплатить деньги – только краж в год совершается миллионы. Из всех имущественных преступлений они составляют 60 процентов. А еще грабежи и разбои. Таким образом, примерно 70 процентам жертв надо выплатить компенсации. Плюс 6 миллионов отказных материалов.

Если потерпевший через четыре года решится ввязаться в бой за получение компенсации – сражение будет выиграть очень нелегко. Попробуй докажи, что следователь волокитил дело. Кто из них не волокитит, если уж на то пошло. И дела не своевременно и необъективно рассматривает. Такая беда присутствует. Но доказать это через четыре года, как я уже сказал, нереально.

Да, с помощью хорошего адвоката можно раскопать «остатки» необъективности. Но судьи, как правило, мнение адвокатов в таких случаях не учитывают. Не от того, что не любят адвокатов, а потому, что практически во всех делах имеются недочеты. Почему? Все следователи должны иметь высшее образование. А это у нас, к сожалению, не так.

В начале 1990-х, когда многие сотрудники из милиции ушли, высокообразованных следователей осталось лишь 30 процентов. Студенты-третьекурсники вели дела об убийствах. И нынешняя ситуация не значительно лучше. Исключение – Следственный комитет, туда пришли следователи из прокуратуры.

Так вот, компенсации нужно выплачивать, если результат отсутствует через год после подачи заявления. Не нашли преступников – платите потерпевшему деньги. И не надо его заставлять получать разные справки. Недоработки следствия – проблема правоохранительных органов, а не жертвы. Компенсации станут выдаваться одна за другой. И тогда государство задумается: надо бы обратить внимание на ситуацию в следственных органах, навести там порядок. Платить миллионы и миллиарды оно не захочет.

Известный адвокат Игорь Трунов говорит, что изложенное в проекте примерно соответствует Европейской конвенции о защите прав жертв насильственных преступлений, которая стимулирует работу правоохранительных органов: «Не раскрыли преступление – государство возмещает жертве причиненный вред.

Многие страны, в том числе входящие в СНГ, ратифицировали конвенцию. Мы этого не сделали.

Надо отметить – в первой половине 1990-х годов закон о компенсациях такого характера был принят. Однако вскоре его «прикрыли» из-за высокого уровня не раскрываемых и латентных преступлений (при которых жертвы не подают заявления от того, что не верят в положительный результат).

Согласен, в минюстовском проекте заложены невыполнимые условия для получения компенсаций. Через 4 года крайне сложно доказать халатность следствия. А если она будет доказана – следователей придется привлекать к уголовной ответственности.

Однако в случае принятия проекта резко повысится число подаваемых заявлений. Люди начнут полагать, что в дальнейшем получат деньги за халатность стажей порядка. Резко взлетит и количество нераскрытых преступных деяний, их процент может достигнуть 70. Власти осознают, что следует сократить чрезмерно раздутый штат правоохранителей и превратить эту систему в эффективную».

Заместитель председателя комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Александр Куликов также поддерживает идею Минюста, однако и он считает, что «четырехлетний срок» ставит под сомнение реализацию прав пострадавших от преступных действий: «Создается впечатление, что проект создавался, как говорится, для отвода глаз. Мол, проявляем заботу о жертвах преступлений. А заботится о них необходимо – каждое развитое и относительное развитое государство это делает. Минюсту необходимо пересмотреть этот пункт».

В Минюсте «ВМ» ответили, что не имеют возможности прокомментировать причину появления в проекте «четырехлетнего срока».