Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Приметы и советы

Автор

Владислав Янелис
Дарья Асламова: Мне просто несвойственно чувство стыда
[i]Я не читал более откровенную документалистику, чем пишет Дарья Асламова. Когда «ВМ» напечатала отрывок (25 марта с. г.) из ее третьей книги, причем отрывок самый, на мой взгляд, щадящий, в редакции раздались звонки: «Чересчур эротично», «Похабщина», «Как она после этого смотрит людям в глаза?» и пр. Были и другие: «Это не женская стилистика», «Потрясающая душевная эластичность…», «Бездна обаяния и страсти», «Пусть расскажет о своей творческой лаборатории».[/i][b]— Дарья, ну и как же вы «после этого смотрите людям в глаза»? [/b]— Обыкновенно. Прямо, как, например, смотрю сейчас в ваши. Почему я должна стесняться того, что я женщина, что я люблю мужчин, что люблю нравиться, люблю свое тело, люблю секс, наконец. Я пишу о своей жизни, не выхолащивая ее главные составляющие: пустоту, сексуальные фантазии, грязь, страсть, эротику, надежду, глупости. Я пишу правду и не нахожу, что это безнравственно. Безнравственно лгать, воровать. Я не лгу и не ворую. Мне просто несвойственно чувство стыда. Для меня все это нормально, как дыхание, понимаете? [b]— Как вы научились писать? [/b]— Это был какой-то внезапный перелом. На втором курсе журфака я бегала в «Собеседник» и писала какие-то убогие заметки. Писала, как учили, — по канонам журналистики.Но однажды я подумала — зачем писать, как учат, а попробую-ка, как хочется. И написала об очередной светской тусовке все, что мне хотелось. На следующий же день после выхода газеты мне позвонили из «Комсомолки» — там моя заметка дико понравилась — и пригласили в штат. Нонсенс по тем временам. Тогда было принято вытягивать все жилы из внештатников годами. Потом поняла: начиналась другая журналистика, и я одной из первых оказалась в ней востребованной. Фортуна.Прошло совсем немного времени, и моего папу, известного в Хабаровске поэта, стали спрашивать, не ваша ли это дочь? А раньше все спрашивали меня: не ваш ли это папа? — Папа обижался? — Немного. Он хороший поэт, даже писательский начальник краевого масштаба. Но он не обладает моим честолюбием. Кстати, это же чувство скоро заставило меня бросить традиционные для слабого пола темы и рвануть на войну, где я оказалась первой из женщин: Карабах, Цхинвали, Абхазия, Югославия. Горячих точек тогда хватало.[b]— И как вам было на войне? [/b]— Я ловила потрясающий кайф. Это было мое. Если исключить некоторые вещи. Так называемую правду о войне, которую от меня требовали все. Ее просто нет, нет правых и виноватых. Мне нравилась на войне острота ощущений. Жизнь на полную катушку. Тебя словно засасывает в какую-то воронку страстей, где все настоящее: от слез до мата, от пуль до тишины. А потом вдруг раз, и тебя выплевывает из этой воронки, и ты возвращаешься в иной мир, обыденный и равнодушный. Где иные запахи, иные закаты, иные любовные приключения, иное вино и почти полное отсутствие адреналина. Ведь на войне даже любят по-другому. Там женщин берут, как вражескую твердыню, атакой. Я делала вид, что повержена, а когда выяснялось, что все наоборот, мужчины в форме страшно роптали, смущались, вяли.[b]— Но многих ваших коллег за уши не оттащишь от презентаций домов моделей, супермаркетов и политтусовок. Значит, у них свой кайф? [/b]— Это служащие от журналистики. Работники учреждений. Для меня война — это высшая степень человеческих откровений, пик чувственности, товарищества. На войне люди сбрасывают с себя шелуху благовоспитанности и остаются как бы в чем мать родила.[b]— А страх? Куда девается обыкновенный страх быть искалеченной, изнасилованной, сгинуть в каком-нибудь склепе в ожидании выкупа? [/b]— Страх никуда не девается. Он присутствует. Тем острее впечатления. Когда меня взяли в плен в Нагорном Карабахе, а потом отбивали, мне было даже не страшно, а жутко. А затем оказалось, что стоит принять душ, как все куда-то делось. Это счастье юности. Правда, вскоре страх вернулся и жил во мне года два-три, не уходя. Я затаилась. Потом страх вновь исчез, и мне захотелось новизны, приключений, авантюр.[b]— Вы избрали объектом своих исследований мужчин, поставили их под рампу, раздели их в прямом и переносном смысле. Вы сделали мужчин эрогенной зоной своего творчества. Начали с политиков. Что за этим стоит, расчет? [/b]— Просто политики подвернулись под руку. Кстати, мужчины тоже пристально изучают женщин. Нормальные мужчины. И меня изучали. А стоит за всем этим принцип: больше мужчин, хороших и разных. Для этого женщины придумывают множество разнообразных ловушек. Они всегда наготове, в засаде. Меня, например, никогда не покидает чувство ожидания: вот войдет сейчас Он, твой, на всю жизнь. Но Он все не входит. Входят другие. Разные. Они тоже интересны, каждый по-своему.И начинается игра. Эта игра должна быть совершенно искренняя, с полной самоотдачей. Только в этом случае партнеры получают наслаждение. Я имею в виду не только физическую близость.[b]— Вы могли бы сейчас написать книгу под условным названием «Все о мужчинах»? [/b]— Вряд ли. Вот лет через десять, пожалуй. Хотя главы о том, на что мужчина чаще всего клюет, могла бы написать уже сейчас.[b]— Это про всякие манящие запахи, открытые платья, случайные прикосновения?..[/b]— Да, и про это. Но главные ловушечки другие. Нужно уметь играть на мужском самолюбии, тщеславии, не стесняясь почаще нажимать на клавишу Его исключительности, мужественности в политике ли, на войне ли, в постели. Вам всегда хочется быть самыми что ни на есть. Ну и, конечно, нельзя исключать из нашего арсенала элементарные женские прелести, которые бьют мужчин наповал. Извините, но если дать вам понять, что у меня под платьем ничего нет, считайте, что я вас уже подранила.[b]— Вы часто пользовались всеми этими штучками? [/b]— Да, я их включала. Когда мне это интересно, когда хотелось кого-то приручить, подержать на ладони чью-то душу. Потом она упорхнет, вы расстанетесь, возможно, не без взаимных обид. Но с вами навсегда останется ощущение глубочайшей близости, экскурсии в рай. Для меня это высшее удовольствие. Вообще, будь это в моей власти, я завела бы целый мужской гарем. И никого бы не отпускала оттуда. Выдергивала бы время от времени каждого, любила и снова возвращала в гарем. Уверяю вас, им не на что было бы жаловаться.[b]— Вы предельно откровенны в описании своих романтических приключений, это не бьет по самолюбию вашего мужа?[/b] — Он принимает меня такой, какая я есть, зная, что другой я быть просто не умею и не смогу. И потом я ведь попрыгаю, полетаю и возвращаюсь в свою клеточку-норочку. Он прекрасно это знает. И, видимо, его все устраивает.[b]— Если предположить, что первым читателем ваших книг бывает именно муж, то, как он отзывается об эротических сценах, главным действующим лицом которых являетесь вы.[/b]— Он не читает описание этих сцен. Во всяком случае, при мне… В сущности, последние два вопроса можно свести к одному: как вам, Даша, удается испить из всех бокалов? Так вот. В жизни, в том числе и семейной, надо соблюдать правила игры, которые вы устанавливаете с самого начала. Мы их с мужем установили вместе и стараемся за рамки правил не выходить. А уж каковы эти правила — дело наше и только наше. Что же касается окружающих нас людей, то мне не могут простить только одного: того, что я не лгу.[b]— Думаю, что ваше умение располагать к себе мужчин, в том числе и мужчин известных, дает вам обильную пищу для эротических мемуаров. Но вы в последних книгах почему-то никого из них на заклание не отдаете… [/b]— Я стала взрослее и, наверное, добрее. Не хочу больше скандалов. Пока не хочу; компромата у меня на политиков и просто сильных людей более чем достаточно, в том числе и постельного. Возможно, когда-нибудь в старости решусь выложить все, что знаю по личному опыту. Это когда я перестану бояться за жизнь своего ребенка и свою собственную.[b]— Вы не пробовали писать художественную литературу — романы, рассказы? [/b]— Нет. И не хочу пробовать. Хотя, наверное, получилось бы. На мой взгляд, жизнь подлинная, непридуманная, дает такое количество сюжетов, такие краски, что фантазия просто меркнет, в ней нет необходимости. Мне потом говорят — так не бывает. А вот бывает, так складывается жизнь: в ней бывает все, что угодно.[b]— Меня ошеломили ваши похождения среди солдат французского легиона, изломы их судеб. Ничего подобного не читал. Трудно было проникнуть в легион? [/b]— Очень. Я получила несколько отказов от французских властей. Решила ехать на удачу, наобум, почти нелегально. И когда оказалась среди них, когда перезнакомилась чуть ли не со всеми легионерами, командование легиона вынуждено было де-факто признать за мной право работать в качестве журналистки. Я была первой женщиной, кому это удалось.[b]— В легионе были мужчины, с которыми вас связали не только служебные отношения... Эти мужчины возникали в вашей жизни потом, через годы? [/b]— Нет. Не люблю этого. С какой бы страстью я ни льнула к кому-то, все остается в прошлом. Это как перевернется страница. Что было хорошо там, будет совершенно, мне так кажется, по-другому здесь.[b]— Когда вы почувствовали себя женщиной, которая нравится мужчинам? [/b]— В Москве, причем в первый же день, как только приехала поступать на журфак. Я тут же отыскала какого-то мальчика и мы принялись с ним целоваться. Потом были другие.Мне говорили комплименты: про длинные ноги, про обаяние, про что-то еще. Я очень быстро преодолела комплекс гадкого утенка, который довлел надо мной в школе, поняла, что ношу в себе какой-то эротический, эмоциональный заряд. Хотя никогда не обманывалась по поводу собственной внешности: ну есть что-то, но не бог весть что.[b]— Ваше творчество кого-то шокирует, кого-то восхищает вот уже около десяти лет. Как долго вы продержитесь в роли сотрясательницы общественного мнения? [/b]— Пока не перестану нравиться мужчинам, не перестану рваться на каждую войну, пока не разлюблю экзотику, сохраню в себе восприимчивость к острым ощущениям. Как минимум лет пятнадцать. А потом,видимо, как и все женщины в преклонном возрасте, начну осуждать то, что сейчас воспеваю: всякие там короткие юбки, яркую помаду, смелость в отношениях полов. Стану брюзгой. Мне кажется, это произойдет после завершения последнего страстного романа. Впрочем, как и все нормальные люди, очень хочу иметь когда-нибудь внуков, много внуков. И большой удобный дом.[b]— Вы когда-нибудь отдавались за деньги? [/b]— Нет, за деньги нет.[b]— Хорошо. Вы брали когда-нибудь деньги у мужчин? [/b]— Да. Несколько раз я принимала деньги у мужчин. Но не за сексуальные услуги, которых, кстати сказать, и не было в тех случаях, а просто потому, что считала себя вправе взять.Я общалась с этими мужчинами, развлекала их, я тратила свое время, эмоции, темперамент, интеллект. И, поверьте, деньги, которые я брала, не были последними у тех, кто эти деньги давал.[b]— Вы состоятельны? [/b]— Отнюдь. Ну, конечно, есть квартира, правда, в не очень хорошем районе. Ну машина. А кто ее не имеет, если нормально вкалывает. И все. Золото, бриллианты — чего нет, того нет. Да я и не накопительница. Мне нравится тратить сейчас, сию минуту.Это так замечательно взять и забыть про завтрашний день, оттянуться, позволить себе дорогую еду, в дорогом ресторане, хорошее вино. Тем более, что сама я готовить практически не умею. Как-то мы сели с Бари Алибасовым утром, прямо на пол. Поставили рядом ящик хорошего вина. Говорили до вечера. И почти все выпили. А потом встали и рванули к холодильнику, не сговариваясь. Бари прекрасный собеседник, мне с ним легко работалось. Тяжелее всех было с Магомаевым. Я брала у него интервью ровно три месяца. Он очень долго ко мне привыкал, не подпускал к своей личной жизни. В итоге все произошло, как я хотела, но чего мне это стоило, страшно вспомнить.[b]— Вы придаете большое значение тому, во что одеты? [/b]— В целом да, как и любая женщина. Но не делаю из этого культ. Да и финансы не позволяют. Было бы много денег, пошла в какой-нибудь классный бутик и прикупила бы все, что нравится. А так приходится, как большинству, там что-то ухватишь, здесь что-то. Вроде модно, вроде где-то это в журнале видела. Но главное требование к одежде — удобство и функциональность.[b]— Вы мечтаете когда-нибудь встретить свой идеал? [/b]— Без устали. Только этим и занимаюсь.[b]— Каким вы его себе представляете? [/b]— Трудненький вопросик. Конечно, не глупым. Конечно, с чувством юмора. Не бедным. Да, очень не бедным. Деньги это выражение состоятельности мужчин. Внешность большого значения не имеет. Мне встречались потрясающие некрасивые мужчины. Но с таким могучим обаянием, что я замирала от восторга.[b]— Даша, в мире множество известных, дерзких, приятных, умных мужчин. Вам дается право выбрать пятерых из них и усадить за свой стол. Кого бы вы предпочли и почему? Итак, пятеро.[/b]— Клинтон. Он недурен собой. И у меня крутится один вопрос, который я ему бы задала: способен ли он ради женщины еще раз пережить то, что пережил? Вторым за мой стол сел бы Чубайс. Магнетическая личность, сексуален своей цельностью, силой. Третий — султан Брунея. Он храбрый летчик, обаятельный мужчина, щедрый, независимый, богатый. Конечно же, Ди Каприо. Самый притягательный персонаж мирового кино, абсолютная совместимость невинности и сексуальности. И наконец, Явлинский. Здесь без женских инстинктов.Попыталась бы понять в общении с ним, как случилось, что удивительная по рисунку и краскам ткань положена на такую непрочную основу.[b]— В этой пятерке не нашлось места ни одной из наших попзвезд или актеров. Такой выбор: Киркоров, Газманов, Костолевский, Меньшиков… [/b]— Я вас умоляю. Они даже в постели с женщиной все время ищут зеркало, чтобы посмотреть, как он выглядит и справляется ли с ролью? [b]— Где бы вы хотели сейчас оказаться, Дашенька? [/b]— В Югославии.[b]— Почему там? [/b]— Война. Вы же знаете, я люблю быть на войне. И потом, сербы самые красивые мужчины в мире.
Развлечения
Юрий Скуратов: Ни одна страна, кроме России, не выдержит такого воровства
[b]Предисловие к интервью [/b][b]Прежде всего хочу заметить, что это моя первая публичная встреча после того, как я был зарегистрирован кандидатом в президенты. Симптоматично, что она проходит в редакции одной из интереснейших и старейших газет Москвы. Не хотелось бы перегружать нашу беседу какими-то программными заявлениями, типичными для предвыборной кампании. Но в то же время, полагаю, надо немного выйти за рамки той традиционной разоблачительной и коррупционной тематики, с которой обычно связывают имя Скуратова. Хотя и без этого, видимо, не обойтись.[/b][i]Мне хочется поделиться своим видением целого ряда других проблем, которые стоят перед нашим государством. Иначе и не стоило ввязываться в эту бодягу, именуемую президентскими выборами. Итак, почему я пошел, так сказать, бороться за президентский пост.Типичная черта российской интеллигенции — мы все знаем, все понимаем, что происходит в стране, чувствуем реальную опасность для общества. Но среди нас очень мало людей, которые начинают что-то реально делать, чтобы эту ситуацию исправить. Между тем ситуация обострилась до крайности. И я для себя решил, что не могу больше оставаться в стороне.Не могу смириться с тем, как власть в демократической России передается по наследству. Я слишком неплохо знаю человека, принявшего сейчас бразды правления, чтобы согласиться с таким порядком вещей.Предполагаю, чем это кончится для нас. Я еще не забыл ту горечь и личную трагедию, которые вызвал во мне распад Советского Союза. Я тогда занимал немалую должность в ЦК КПСС, был зам. завотделом по законодательным инициативам и правовым вопросам, мотался по Прибалтике, уговаривал тех же эстонцев, литовцев: давайте все же подумаем, как нам остаться вместе в едином правовом, в едином жизненном пространствах. Но это уже никому не было интересно.Мой сын задает мне вопрос: папа, как же так, ты вроде не последним человеком был в стране, все понимал, почему же сейчас мы оказались все в разных квартирах, почему все пострадали от этого, за исключением разве националистов во власти, для которых ковровая дорожка дороже, чем интересы собственной страны? Бедствуют все: даже Украина, которая громче других кричала о том, что кормит Россию. И сейчас она жива только тем, что, извините, ворует российские энергоносители.К чему я об этом вспомнил? К тому, что сейчас абсолютно реальна угроза развала России. И не потому, что губернаторы, удельные князьки, как их называют, свою самостийность отстаивают. А потому, что у нас нет национально ориентированного на защиту интересов страны высшего государственного руководства.То есть такого руководства, которое не продает высшие посты в стране, не продает государственные интересы.В этих условиях я для себя четко решил, что не могу оставаться в стороне, что должен все сделать для того, чтобы моим внукам, которые, я надеюсь, у меня тоже будут, было бы не в чем меня упрекнуть. В конце концов каждый нормальный человек должен осознавать свою личную ответственность за судьбу собственной страны. И если мы сейчас не объединим усилия, то даже такая для кого-то абстрактная вещь, как преступность, попросту раздавит Россию. Даже официальная статистика сейчас дает цифру за 1999 год — 3 миллиона преступлений. Реальные цифры — это порядка 12—14 миллионов. А мы все спокойно на это смотрим. При разложении верховного государственного руководства, при тотальном оттоке средств за рубеж мы делаем вид, что нас это напрямую не касается.Я не строю несбыточных надежд. У меня нет подробной экономической программы, я вообще скептически отношусь к тому, что можно сейчас в столь сжатые сроки такую экономическую программу создать.Сколько у нас было написано программ?! Начиная с программы 500 дней. Сколько их было при Черномырдине?! Но у меня есть свои определенные взгляды на экономику, на то, что необходимо сделать в первоочередном порядке.Первое. Это обеспечение законности в сфере приватизации, которая была проведена очень уродливо.Эффективного собственника мы так и не получили.Лучшие куски промышленности, финансы, недвижимость были расхватаны за бесценок ловкачами типа Березовского.[b]Что я предлагаю? Не тотальный пересмотр итогов приватизации, а выборочная ревизия. Надо посмотреть, где она была проведена с грубыми нарушениями законов, где не выполнены инвестиционные условия, почему те или иные предприятия не работают, почему люди не получают зарплату. В этих случаях надо пересматривать итоги приватизации через суд. При определенной политической воле эти вопросы можно решить быстро. Это первое, что нужно сделать.Второе. Навести элементарный порядок. Наладить учет государственной собственности и эффективно ее использовать. У нас госдоли в разных акционерных обществах попросту брошены. Государство не получает дивиденды на те пакеты акций, которые ему принадлежат. Структура Газпрома — одна из самых богатых — в свое время кормила полсоюза. Госпакет акций в Газпроме до 35 процентов, а государство ничего с этого не имеет. Хотя тот же Газпром отстроил Богородское, отгрохал офис за 800 миллионов долларов. Деньги идут куда угодно, только не в госбюджет. Извините, говорят, опять прибыли не получилось. Как же при таком хозяйствовании она получится.Таких примеров сотни. Те же банки возникали ведь не на пустом месте, а на базе государственных финансовых институтов. Итак, учет госсобственности. Получение реальной прибыли от нее.Нужны инвестиции в реальный сектор экономики.Когда мы столкнулись с августовским кризисом, я, вникая в его причины, ужаснулся. Мне говорят, в России-де инвестировано почти 4 миллиарда долларов в год. Ничего подобного. Эти инвестиции, примерно три четверти из них, были вложены в рынок ценных бумаг. Иностранцы купили ГКО. Наши ГКО обладали очень высокой доходностью. То есть денежки из России выкачали, и на этом инвестиции закончились. Инвестиции же в реальную экономику — скорее, исключение из правил.Нужно обеспечить доходность государственных ценных бумаг не более 5—6 процентов, а у нас доходило до 60. Это экономика абсурда.Финансовые ресурсы для реальных инвестиций есть — это возврат средств, незаконно вывезенных из России. Я давно об этом говорю, больше года.Разработан и механизм этого возврата. Мы с Примаковым просто не успели этого сделать. Запад нам бы помог в этом вопросе. Часть этих денег пошла бы на расчеты по нашим долгам. Остальное — на инвестиции в реальный сектор. Когда у нас появятся деньги, когда будут созданы все правовые предпосылки, можно говорить о конкретных экономических программах, выбирать варианты. Но пока мы не решим проблему коррупции, нас не спасет никакая программа. Деньги будут вновь разворованы. Я в этом абсолютно убежден. Победим коррупцию — двинемся вперед.[/i] -Итак, Юрий Ильич, вы начали с горечи по поводу распада Союза. Но разве процесс распада не был инициирован объективными причинами? [/b]— Увы, субъективных было значительно больше. Вспомните поведение Горбачева, его нерешительность, его метания. У него не хватило стержня, политической воли, честности. Когда начались события в Нагорном Карабахе, Прибалтике, Тбилиси, вместо того чтобы сказать: да, это я направил туда военнослужащих, это моя конституционная обязанность — в том числе и силовым путем — обеспечить единство государства, он изворачивался, врал. То, что происходит в Чечне, — прямое следствие гигантского катаклизма, произошедшего на 1/6 части планеты.И вообще, не надо было затевать Горбачеву подписание какого-то нового союзного договора.Ведь он сразу подорвал легитимность договора 1922 года и Конституции 1924-го, которая была нормальной правовой базой для создания Союза. Ведь никто же сейчас не вспоминает, как строила федерализм Америка. Мало того, что была кровавая гражданская война между Севером и Югом, штат Луизиану просто купили у Франции, Флориду у Испании, все создавалось на костях. А ведь ни один американец не выступает против единства своей страны, хотя и знает ее не всегда демократическую историю.Словом, объективных оснований для распада Союза не было, сработали чисто субъективные факторы. Так называемая роль личности в истории, которая в России всегда была велика.[b]— Но в республиках сильны были настроения, что-де Россия их объедает. То же, кстати, сейчас происходит в регионах по отношению к Москве.[/b]— Этому можно было противостоять. Ну а уж если в свое время не смогли, то почему впоследствии никаких значительных шагов навстречу друг другу не сделали? Естественно, что объединяться надо на новой основе. Но для начала остановить процесс обособления. СНГ — фикция, структура, призванная обеспечивать цивилизованный развод. СНГ никогда не работал на интеграцию. Борису Николаевичу это было не нужно.Он и страной-то, по сути, не управлял после 96-го года, а уж какую-то конструктивную роль в СНГ играть и вовсе был не готов. В интеграции государств в основе должен быть экономический интерес. Если его нет, то никакими политическими формами народы не сблизишь.Казалось бы, ясный вопрос — союз с Белоруссией. Но обратите внимание, как его подают некоторые наши СМИ. Оказывается, количество белорусов, выступающих за союз с Россией, постепенно уменьшается: то было 60 с чем-то процентов, потом стало 50 с небольшим и так далее. Для всех очевидно, что Белоруссия не самое отсталое государство. Это таджиков надо кормить или киргизов, а белорусы сами себя прокормят.А что касается упреков в адрес процветающей и всех объедающей Москвы, то мы это уже проходили. Жаль, что ничему не научились. Кстати, некоторые наши политики портят дело интеграции тем, что ведут себя по отношению к бывшим советским республикам с великодержавных позиций.Встречался я с Алиевым, полтора часа один на один беседовали.Умнейший человек. Он говорит: понимаете, мне хочется сотрудничать с Россией. Мы открыли месторождение, но у нас нет новой техники, чтобы взять нефть. У вас нет денег, чтобы проинвестировать эти проекты, вы не заплатите нам столько, сколько заплатят другие, а мне надо кормить свой народ. Пусть я настроен пророссийски, но что мне остается делать? И как только я иду к западникам, меня сразу начинают упрекать в предательстве интересов России. Надо учитывать экономические реалии. Без этого сближение невозможно.[b]— Юрий Ильич, ваш постулат о тотальной коррумпированности высших чиновников очень впечатляет. Неужели во власти честные люди вообще не попадаются? [/b]— Редко. Как исключение из правил. Например, Вениамин Яковлев, председатель Высшего арбитражного суда, бывший союзный министр юстиции, которого я знаю еще по Свердловску. Убежден, что Евгений Примаков — честный человек. Прежде хорошо относился к председателю Верховного суда Лебедеву, но когда он под давлением Кремля принял незаконное решение, я очень сильно разочаровался. Анатолий Куликов — честный человек. Вояка, силовик, но человек он искренний и честный.[b]— Последние годы страной в основном управляли, скажем так, теневые фигуры, «семья», серые кардиналы. Что вы думаете о легитимности подобной ситуации? И о том, почему Ельцин остановил свой выбор преемника на Путине? [/b]— Ситуация определялась чисто российской спецификой, а именно — состоянием здоровья президента. Я на себе испытал это состояние. Ельцин мог подписать любой указ, если кто-то из ближайшего окружения ему шепнет, что это хороший указ и нужный. Понятие «семья» возникло потому, что президент был недееспособен. Он не контролировал ситуацию, приезжал в Кремль три раза в неделю на 2 часа максимум. Чтобы управлять такой страной, нужно по 18 часов в сутки работать.Если придет к власти Путин, он будет реально решать дела. Он человек, которому власть будет доставлять удовольствие. Уверен, вся эта группа олигархов, а также Волошин будут оттеснены. Другой вопрос — у нас Конституция была выстроена под президента Ельцина. Нет ни одной конституции в мире, где президент обладал бы столь жесткими и столь широкими властными полномочиями. Мы же в своем российском усердии обслуживать власть зашли ой как далеко. И трагизм ситуации в том, что суперсильная вертикаль исполнительной, по сути неконтролируемой, власти сейчас попадет в руки человека, склонного к авторитарному правлению. Поэтому одно из положений моей программы состоит в том, что нужна немедленная конституционная реформа, чтобы передать часть нынешних полномочий президента Совету Федерации, Государственной думе, правительству России.Известно, что «семья» очень тщательно проводила конкурсный отбор на роль преемника. Примаков не подошел. Степашин был суперлоялен к Борису Николаевичу, лоялен до неприличия, но тоже не подошел. Лебедь был отвергнут.Подошел Путин. Почему? «Семья» все просчитала, получила твердые гарантии личной безопасности и неприкосновенности принадлежащей ей собственности. Но одних слов и клятв верности для этого недостаточно. Поэтому наверняка на Путина имеется информация компрометирующего свойства, которую в любой момент можно будет предъявить. И третий момент.Ведь Путин не с Луны прилетел, он вырос в кремлевском питомнике, в этой же коррумпированной среде.Когда говорят, что он начнет бороться с коррупцией, я в это не верю. У него была возможность это делать на посту директора ФСБ, и еще раньше — в Санкт-Петербурге, когда он курировал блок правоохранительных органов. Докурировался до такой степени, что город стал криминальной столицей России. Была возможность нанести удар по коррупции, когда он стал главой правительства. Он этого не сделал.И, наконец, его указ номер один.Ну не позор ли?! Хотя бы номером два его сделали. Ведь даже у Ельцина указ номер один был об образовании. Далее, уход от ответственности Бородина. Никакого прогресса по громким уголовным делам. Преследование вашего коллеги Хинштейна. Ситуация с Бабицким.[b]— То есть вы убеждены, что Путин — это человек двойных стандартов? [/b]— Помните, Путин призвал провести президентскую кампанию без грязи и компромата. Возникает вопрос: а где ты раньше был? При твоем благословении Доренко обливал грязью Лужкова с Примаковым. А сейчас он боится, что кто-то сольет грязь на него. Я вижу по Интернету, что они меня подозревают в готовности обвинить Путина в убийстве Собчака. Такая вот невероятная версия, но она существует. Ну и самое главное, как я уже сказал, — реперные точки в отношении СМИ. И вообще государства в целом. Военизация. Возрождение начальной военной подготовки в школах. Призыв резервистов. Действия в Чечне. Надо же дойти до того, чтобы благодарить Шойгу за то, что он решил вопрос об обустройстве беженцев в Ингушетии. Мы все видели, как люди умирали в очередях. Отношение к человеческой жизни, как к соринке, — оно же уже прослеживается.Лучше сейчас об этом говорить, чем потом, когда уже нам не дадут возможности высказаться.Кстати, Путин подписал и еще один указ — по Конституционному суду. И когда я говорил, что Конституционный суд вынесет решение не в мою пользу, потому что судьям Конституционного суда обещано обеспечение на уровне вице-премьеров, все сбылось.[b]— Вы хотите сказать, что вершителей высшей конституционной воли просто подкупили? [/b]— Членам Конституционного суда сделали поистине царский подарок — им разрешили выкупить за приемлемую цену те дачи, которые они занимают сейчас в Усове.О каком же независимом правосудии можно говорить, если идет такая подкормка? А председатель Конституционного суда, уважаемый господин Баглай, за два года получил от администрации президента четыре квартиры. Я трехкомнатную квартиру поменял на четырехкомнатную, комнату себе добавил, и то сейчас сколько спекуляций на эту тему. А тут человек за два года получил четыре квартиры, причем на дочерей, на одну дочь двухкомнатную, на другую двухкомнатную, на третью дочь трехкомнатную квартиру и на себя с супругой трехкомнатную квартиру площадью 137 метров. И все молчат. Конечно, тут будешь принимать нужное, правильное решение.Наша трагедия в том, что мы лишились уголовной юстиции как независимого института. Она поставлена на службу Кремля. Для них это был вопрос жизни и смерти. Ведь сначала они полагали: если в России вдруг будет что-то не так, они выезжают за рубеж, куда ценности давно переведены.Сейчас же они столкнулись с жесткой позицией швейцарцев, с решимостью американцев довести до конца расследование по «Бэнк оф Нью-Йорк» и поняли, что достанут их и там. Значит, надо сделать так, чтобы не утратить контроль над Россией, где им придется жить вместе с нами. И прежде всего над правоохранительными органами. Они же всех вычистили. Они убрали Катышева. Моего зама по следствию. Убрали начальника управления по расследованию особо важных дел Казакова. Сменили следователя, который расследует «Мабетекс».Пушкаренко, Дедухина убрали из управления экономической контрразведки, почему? Те знали ситуацию с коррупцией в Кремле. И все тихо, спокойно. Вот что страшно.[b]— Вы располагаете материалами о финансовых аферах примерно шестидесяти чиновников и депутатов Госдумы, но никогда не называли конкретных имен. Держите их в качестве тяжелой артиллерии? [/b]— Вопрос непростой. Во мне живет натура юриста. Я надеялся, что материалы по «Мабетексу» будут доведены до конца в установленном законом порядке. Следствие будет расследовать, выйдут и на дочерей президента, и на него самого, поэтому не считал себя вправе об этом говорить до времени. Сейчас я убедился в том, что следствие не проводится.Вместо того чтобы выяснить нефтяной след в этом деле, алмазный след, торговлю оружием, допрашивают меня, Мыцыкова, который по моему поручению это расследование проводил. Игоря Воронова, работника международного управления Генпрокуратуры, спрашивают, на каком основании он продлял визу Филиппу Туро... не было ли у него личной заинтересованности? Но раз они не хотят эти дела расследовать, буду решать, называть эти фамилии или нет. Список внушительный. Много интересных фамилий.Тут вот еще какой момент. То, что я пока не делаю, делает Запад.И очень успешно. Мне остается только кивать головой. Швейцарцы и американцы сейчас демонстрируют всему мировому сообществу, что Россия не хочет бороться с коррупцией.[b]— В одной из первых передач «Власть народу» был задан вопрос, как относиться к тому, что вчерашние завлабы вдруг стали миллионерами и олигархами. Откуда все взялось? Ваша позиция.[/b]— В принципе, прокуратуру не интересуют такие вещи. Это должно интересовать налоговую полицию, налоговую инспекцию. Для нас существует такое понятие, как презумпция невиновности. Если есть основания, нарушения, признаки преступления, тогда да, мы должны включаться и расследовать это дело.[b]— Но это тот случай, когда умолчание подрывает доверие к политическим фигурам.[/b]— Согласен. Правильно было введено декларирование доходов среди чиновников. Сколько я бился тогда! Но этого мало. Справки все заполнили, но никто же не проверяет реально, насколько указанные цифры соответствуют действительности. Я не помню ни одного уголовного дела, которое возникло бы по материалам подобной проверки. Там же в основном липа. Так ведь есть с кого пример брать. Тот же Ельцин указывал в своей декларации машину «БМВ», которая реально стоит в 4—5 раз дороже. Я ввел декларирование в прокуратуре. Но из этого процесса вывели МВД, ФСБ, судей. Потому и коррупция, что нет реального контроля над доходами чиновников.[b]— Юрий Ильич, интересно, в скольких чемоданах умещается ваш компромат на высокопоставленных правонарушителей? [/b]— Чемоданами измерял компромат Руцкой, моя-то ситуация другая. Я же ведь никуда не унес этот чемодан, я все это оставил в уголовных делах. И позиция Запада в этом смысле, швейцарцев в особенности, доказывает, что мои обвинения реальные. Но я еще раз уточняю — мне бы не хотелось, чтобы вся моя избирательная кампания свелась к демонстрации моей готовности бороться с коррупцией. И потом я только один из многих, кто знает всю подноготную разграбления страны. Кремль думает, что если зачистить Генпрокуратуру от непослушных (а оттуда убрали уже 48 человек), никто ничего и не узнает. Наивные люди! Во всех звеньях прокуратуры остались люди, которые поддерживают меня. Я отлично знаю обо всем, что там происходит. Это несмотря на развернутый надо мной тотальный колпак спецслужб.[b]— В «Комсомольской правде» был анекдот в тему. Психиатр говорит пациенту: «Я долго следил за вами повсюду, прослушивал ваши разговоры с помощью «жучков», организовал за квартирой круглосуточное наблюдение… И сделал печальный вывод: у вас мания преследования».[/b]— Нет, у меня мании преследования нет. Порядочных людей много везде. Но власть, чувствуя опасность, ведет себя по-своему логично. Эти люди дело знают. Это не Ельцин. Владимир Владимирович человек серьезный. Сугубо конкретный.[b]— Последний вопрос. Какая же у вас должна быть личная охрана, если вы наступили на мозоль стольким высокопоставленным людям! [/b]— Да тут никакая охрана и не поможет. Без поддержки общества я беззащитен. Я уже сказал, что во мне идет внутренняя борьба. Я не знаю, чем она закончится.Может сложиться такая ситуация, что я увижу — все эти уголовные дела, о которых мы говорим, вдруг по мановению волшебной палочки начнут реально расследоваться. И по «Мабетексу», и по операциям физических лиц на рынке ГКО, когда всех нас 17 августа так, грубо говоря, кинули. И по первой волне российской коррупции, где сделки с продовольствием в обмен на нефть, которые подписывал еще Кулик. По этому делу только по решению Стокгольмского арбитражного суда 900 миллионов долларов наших российских за рубежом заморожено. По Петрову чистая взятка, деньги в Андорре, картой с этого счета пользовался, все доказано.А ему сейчас меру пресечения изменили. Какой ущерб он нанес одними взаимозачетами, векселями. Колоссальный! Какая же экономика такое выдержит? Никакая страна, кроме России, такого воровства не выдержит. А дело по федеральной продовольственной корпорации! 13 триллионов ей было выделено денег. Закуплено было продовольствие на сумму 2,9 триллиона. 10 триллионов разворовали.Если расследование этих дел пойдет нормально, если в поведении самого Путина что-нибудь изменится, если мы увидим, что он делает какие-то серьезные телодвижения… Трудно сказать, как все дальше сложится. Жизнь покажет… Но дальше жить с закрытыми глазами нельзя.
Общество
Чистосердечное признание
[b]Мой собеседник — лейтенант одного из отделений милиции Москвы. Ему 35 лет, 15 из них он отдал службе. Наверное, мог бы иметь и больше звезд на погонах, но говорит, что не особенно к этому стремился, не лебезил, дескать, перед начальством, не одаривал кого положено в таких случаях.[/b]Хотя, вполне возможно, он попросту ленился, ведь учеба в юридическом институте, пусть и заочная, требует каких-никаких усилий и времени. Впрочем, это уже неважно, ведь завтра он, скорее всего, будет уволен из органов, суд определит ему меру наказания. Вполне вероятно, она будет условной. Статьи, по которым судят Дмитрия — превышение служебных полномочий и вымогательство взятки, — висят, по его словам, практически над всеми московскими милиционерами. Да и не только московскими. Они все просто обречены жить, нарушая закон. Почему так, об этом мы и говорили с пока еще лейтенантом. Прежде чем воспроизвести его монолог, надо сказать следующее.Дмитрий не искал у меня сочувствия, не оправдывался за содеянное им, не желал никому зла, он просто хотел, чтобы как можно больше людей знало, что толкает нашу милицию к беззаконию, произволу, поборам. Итак, монолог милиционера.– Дядя у меня тоже работал в милиции. Он вышел в отставку капитаном, уважаемым человеком с приличной по тем временам пенсией и окопался на своем садовом участке. Сейчас он разводит кроликов, потому что пенсии на жизнь не хватает. Глядя на дядю, и я еще при Горбачеве подался сразу после армии в милицию, в патрульно-постовую службу. Сел за баранку милицейского «УАЗика». Платили нам тогда нормально, в отпуска ездили мы бесплатно. Я даже на Байкале с ребятами был. Но потом с каждым годом жизнь милиционеров становилась все хуже и хуже.С нас сняли все надбавки, за переработку ничего не доплачивали. А я еще взял да женился, появился один ребенок, потом второй. Жена — воспитатель в детском саду, зарплата мизерная. Как жить? Москву тогда резко взяла под раздел бандитская братва. В начале 90-х не осталось ни одного рынка, ни одной бензозаправки, да считай, ни одного киоска, которые не крышевали бы чеченцы, армяне, солнцевские, долгопрудненские, люберецкие и прочие. Мы, милиция, ОВД, как бы в стороне оказались. Нет, конечно, вся бытовуха и «хулиганка» остались за нами, а вот от разборок с бандюками нас как бы удерживали. Хотя всем патрульным было известно, какой группировке платит тот же Бутырский рынок, какой – Минаевский, какой – Лужники. Авторитет милиции падал все ниже и ниже. Я уже подумывал об уходе. Знакомый открыл свою автошколу, ну и предлагал идти к нему инструктором.Да еще жена каждый день на мозги капала — дочкам не на что купить школьную форму, пора менять холодильник, за квартиру должны за четыре месяца… а я там не прописан — льгот никаких, так что, считай, треть моей зарплаты надо отдать за жилье, электричество и телефон. Сейчас, кстати, такая же пропорция. Официальная зарплата моя — две тысячи, а за квартиру платим шестьсот.Все решил случай. На дне рождения подруги моя дочь грохнула какую-то крутую японскую вазу. Ну танцевали девчонки, всякое бывает. Звонит мне папаша именинницы и заявляет, что я ему должен за ту вазу сто пятьдесят долларов. А у меня в кармане полсотни рублей до зарплаты. Я ему вежливо так объясняю, что плоховато сейчас с деньгами, через месячишко отдам. На что он мне говорит: «Что-то слабо верится: мент — и без денег. Найдешь». Ну я думаю про себя: до каких же пор копейки буду считать, здоровый мужик, а дочерям бананов не могу купить, себе уже и забыл, когда обнову справлял, у отца на сигареты деньги стреляю… На следующий день мы с напарником заехали в недавно открытый армянами автосервис. Поговорили с хозяином. Так, мол, и так, зарплата у нас маленькая, жизнь дорожает; если он проблем с милицией не хочет, пускай немножко с нами делится. Тот сразу понял, что к чему. Но стал мне лепетать про какую-то свою крышу. Ну я возьми и скажи: «Мне твоя крыша по фигу. Захотят с нами поговорить — мы готовы, только пусть помнят, что у нас в стволах не холостые патроны». В общем, хозяин автосервиса был первым, кто добровольно начал нам приплачивать. Потом появилась мебельная фабрика, там ребята кровати делали под фирму и у них неплохо дела шли. Потом палаточники к нам пришли, сами попросили защиты от вконец обнаглевших бандитов.Скоро я понял, что почти у каждого милицейского наряда есть какие-то кормушки, у кого кафешки, у кого шиномонтажные, у кого бабульки с пирожками. Правда, работу свою мы делали честно: если кого под себя берем, то уж в обиду не давали. И скоро на нашей территории бандюков осталось совсем мало, разве что казино они продолжали крышевать, банки, супермакеты. Особенно легко было договариваться с кавказцами. Они в Москве себя никогда не чувствовали своими и привыкли платить за все – и чиновникам, и милиции.Отдельная песня — свидетельство о регистрации. Это самая верная статья наших милицейских доходов. Уж не знаю почему, но кавказцы панически боятся ходить в паспортные столы и ДЕЗы и предпочитают откупаться, если их задерживаешь для проверки документов. Деньги это небольшие, но если десятка два азеров, ну, в общем, кавказцев, вечерком остановить, половина, считай, окажутся без документов.В среднем сто рублей твои с каждого. Ну и в отделение для порядка двух-трех доставишь, чтобы отчетность была соответствующая. В общем, южане, азербайджанцы, грузины для московской милиции – спасение, не будь их, все мы давно бы ноги протянули или разбежались кто куда.Потихоньку я вроде бы встал на ноги. Дочки обуты, одеты, телевизор купили, холодильник. Взял подержанную «Волгу», довел до ума, не иномарка, конечно, но по нашим дорогам в самый раз. Честно скажу, ничего лишнего я себе не позволял. В самый лучший месяц получалось три-четыре сотни зеленых. Однажды повезло: задержали угонщиков, они вскрывали «Ауди» во дворе. Положили лицом в снег, на шум выскочил хозяин машины, угонщиков чуть не затоптал ногами, еле оттащили, а нам с напарником подарил по сотне долларов. Взяли, а чего выпендриваться, мы ведь жизнью рисковали — у одного из угонщиков за пазухой заточка оказалась.Но, как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарейкайся. В начале этой зимы передали нам по рации вызов на бытовую ссору.Обычное дело, мы за держурство два-три раза на квартирные скандалы выезжаем. Ну приехали, поднялись на четвертый этаж, там дверь нараспашку, вопли, стоны. Хозяйка квартиры в крови, хозяин, муж ее, понятное дело, поддатый, а в руках ружье — двустволка. Я ружье отнял, скрутили мы мужика, хотели в отделение везти, а тут жена его взмолилась — отпустите, сует нам две пятисотенные, плачет. Я с напарником переглянулся: почему бы не отпустить, милые бранятся — только тешатся. Но и ружье оставлять пьяному нельзя. Ну я ему и говорю — протрезвеешь, завтра зайдешь днем в отделение, ружье свое получишь. Но не просто так, а за две тысячи. Уже потом подумал, ну зачем я с этим делом связался?! Нехорошее какое-то предчувствие было.Тот мужик, как договорились, за ружьем пришел. Отвел я его к своей «Волге», открыл багажник, говорю: «Бери ствол и деньги клади». Он как-то хитро так улыбнулся и взял завернутое в тряпку ружье. И конвертик в багажник кинул. «Пересчитай», — говорит. Я, дурак, за конверт взялся, заглянул в него, тут меня, как говорится, и повязали. Обыкновенная подстава, которую организовал отдел собственной безопасности. В тот период в МВД разворачивалась борьба за чистоту рядов, и наверх надо было докладывать о первых ее результатах.Дальше все было как положено. Арест, содержание под стражей, следственный изолятор, допросы. Я все взял на себя. Но следователю было этого мало, он требовал от меня признания в том, что деньги, которые мы якобы получали от разных фирм, передавались нашему милицейскому начальству. Но зачем говорить то, чего не было? Камера, где меня держали, была привилегированной: пять мест, мужики сидели солидные — чиновники, офицер внутренних войск, какой-то железнодорожник. Кто-то попал за хищения, кто-то за взятку.Если бы меня заперли вместе с уголовниками, я вряд ли, как говорится, дожил до рассвета. О тюремной жизни рассказывать не хочу, не дай бог кому туда попасть.Через пару месяцев благодаря адвокату мне сменили меру пресечения на подписку о невыезде. Но предварительно я подписал чистосердечное признание. Теперь дело за судом. Я готов ко всему, даже самому худшему. Но никакой, даже самый гуманный, суд не разрешит мне остаться в милиции, которой я отдал почти пятнадцать лет и где был не на самом плохом счету. В общем, профессию придется менять так и так. Оно и к лучшему, меньше соблазнов.Но вот что я иногда думаю. Мое место займет другой человек, москвич или провинциал — не имеет значения. Ему тоже надо будет как-то жить, на что-то содержать семью.Недавно наш новый министр где-то сказал: не можешь, мол, прожить на зарплату, уходи из милиции. Он вроде бы мужик не глупый, но неужели не понимает, что тогда должны уйти чуть ли не все. Кто же останется? Дружинники?[b]Р.S.[/b] [i]Не приводим фамилию «героя» этого признания по понятным причинам: вряд ли органы, в которых он все еще числится, обрадуют его откровения. Спокойнее делать вид, что все нормально, что милиция трудится изо всех сил, насаждая в обществе уважение к закону и борясь с преступностью. Но можем ли мы чувствовать себя спокойно, пока правопорядок поддерживают люди, озабоченные своим выживанием? Готовы опубликовать мнение милицейского начальства.[/i][b]НАША СПРАВКА[/b][i]Как сообщили корреспонденту «ВМ» в пресс-службе ГУВД Москвы, на сегодняшний день средняя зарплата рядового и сержантского состава патрульно-постовой службы милиции составляет 2500 рублей. Со всевозможными «мэрскими» надбавками и доплатами за выслугу лет зарплата постового вряд ли превысит 3000 рублей.Столичное Управление собственной безопасности, сотрудники которого занимаются отловом нечистых на руку стражей порядка, некоторое время назад было выведено из состава ГУВД Москвы и переподчинено напрямую МВД РФ (в министерстве это объяснили усилением борьбы с коррупцией). В этой связи информацией о точном количестве уволенных за взятки московских милиционеров владеют только «на самом верху».[/i]
Происшествия
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Андрей Кошкин
Андрей Кошкин

Деньги тут уже не помогут: почему кредит от США еще сильнее загонит Украину в яму

Татьяна Еременко
Татьяна Еременко

Лучшие среди равных: наша замена «Оскару»

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Молодильные яблочки: почему стыдно быть старым

Георгий Бовт
Георгий Бовт

Боится ли заяц волка

Александр Лосото
Александр Лосото

Сколько будут жить наши внуки

Александра Ерошенко
Александра Ерошенко

Как мы видим идеальную семью

Никита Миронов
Никита Миронов

Иноагентов нужно сажать?

Все мнения
О проекте
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.