Чистосердечное признание

[b]Мой собеседник — лейтенант одного из отделений милиции Москвы. Ему 35 лет, 15 из них он отдал службе. Наверное, мог бы иметь и больше звезд на погонах, но говорит, что не особенно к этому стремился, не лебезил, дескать, перед начальством, не одаривал кого положено в таких случаях.[/b]Хотя, вполне возможно, он попросту ленился, ведь учеба в юридическом институте, пусть и заочная, требует каких-никаких усилий и времени. Впрочем, это уже неважно, ведь завтра он, скорее всего, будет уволен из органов, суд определит ему меру наказания. Вполне вероятно, она будет условной. Статьи, по которым судят Дмитрия — превышение служебных полномочий и вымогательство взятки, — висят, по его словам, практически над всеми московскими милиционерами. Да и не только московскими. Они все просто обречены жить, нарушая закон. Почему так, об этом мы и говорили с пока еще лейтенантом. Прежде чем воспроизвести его монолог, надо сказать следующее.Дмитрий не искал у меня сочувствия, не оправдывался за содеянное им, не желал никому зла, он просто хотел, чтобы как можно больше людей знало, что толкает нашу милицию к беззаконию, произволу, поборам. Итак, монолог милиционера.– Дядя у меня тоже работал в милиции. Он вышел в отставку капитаном, уважаемым человеком с приличной по тем временам пенсией и окопался на своем садовом участке. Сейчас он разводит кроликов, потому что пенсии на жизнь не хватает. Глядя на дядю, и я еще при Горбачеве подался сразу после армии в милицию, в патрульно-постовую службу. Сел за баранку милицейского «УАЗика». Платили нам тогда нормально, в отпуска ездили мы бесплатно. Я даже на Байкале с ребятами был. Но потом с каждым годом жизнь милиционеров становилась все хуже и хуже.С нас сняли все надбавки, за переработку ничего не доплачивали. А я еще взял да женился, появился один ребенок, потом второй. Жена — воспитатель в детском саду, зарплата мизерная. Как жить? Москву тогда резко взяла под раздел бандитская братва. В начале 90-х не осталось ни одного рынка, ни одной бензозаправки, да считай, ни одного киоска, которые не крышевали бы чеченцы, армяне, солнцевские, долгопрудненские, люберецкие и прочие. Мы, милиция, ОВД, как бы в стороне оказались. Нет, конечно, вся бытовуха и «хулиганка» остались за нами, а вот от разборок с бандюками нас как бы удерживали. Хотя всем патрульным было известно, какой группировке платит тот же Бутырский рынок, какой – Минаевский, какой – Лужники. Авторитет милиции падал все ниже и ниже. Я уже подумывал об уходе. Знакомый открыл свою автошколу, ну и предлагал идти к нему инструктором.Да еще жена каждый день на мозги капала — дочкам не на что купить школьную форму, пора менять холодильник, за квартиру должны за четыре месяца… а я там не прописан — льгот никаких, так что, считай, треть моей зарплаты надо отдать за жилье, электричество и телефон. Сейчас, кстати, такая же пропорция. Официальная зарплата моя — две тысячи, а за квартиру платим шестьсот.Все решил случай. На дне рождения подруги моя дочь грохнула какую-то крутую японскую вазу. Ну танцевали девчонки, всякое бывает. Звонит мне папаша именинницы и заявляет, что я ему должен за ту вазу сто пятьдесят долларов. А у меня в кармане полсотни рублей до зарплаты. Я ему вежливо так объясняю, что плоховато сейчас с деньгами, через месячишко отдам. На что он мне говорит: «Что-то слабо верится: мент — и без денег. Найдешь». Ну я думаю про себя: до каких же пор копейки буду считать, здоровый мужик, а дочерям бананов не могу купить, себе уже и забыл, когда обнову справлял, у отца на сигареты деньги стреляю… На следующий день мы с напарником заехали в недавно открытый армянами автосервис. Поговорили с хозяином. Так, мол, и так, зарплата у нас маленькая, жизнь дорожает; если он проблем с милицией не хочет, пускай немножко с нами делится. Тот сразу понял, что к чему. Но стал мне лепетать про какую-то свою крышу. Ну я возьми и скажи: «Мне твоя крыша по фигу. Захотят с нами поговорить — мы готовы, только пусть помнят, что у нас в стволах не холостые патроны». В общем, хозяин автосервиса был первым, кто добровольно начал нам приплачивать. Потом появилась мебельная фабрика, там ребята кровати делали под фирму и у них неплохо дела шли. Потом палаточники к нам пришли, сами попросили защиты от вконец обнаглевших бандитов.Скоро я понял, что почти у каждого милицейского наряда есть какие-то кормушки, у кого кафешки, у кого шиномонтажные, у кого бабульки с пирожками. Правда, работу свою мы делали честно: если кого под себя берем, то уж в обиду не давали. И скоро на нашей территории бандюков осталось совсем мало, разве что казино они продолжали крышевать, банки, супермакеты. Особенно легко было договариваться с кавказцами. Они в Москве себя никогда не чувствовали своими и привыкли платить за все – и чиновникам, и милиции.Отдельная песня — свидетельство о регистрации. Это самая верная статья наших милицейских доходов. Уж не знаю почему, но кавказцы панически боятся ходить в паспортные столы и ДЕЗы и предпочитают откупаться, если их задерживаешь для проверки документов. Деньги это небольшие, но если десятка два азеров, ну, в общем, кавказцев, вечерком остановить, половина, считай, окажутся без документов.В среднем сто рублей твои с каждого. Ну и в отделение для порядка двух-трех доставишь, чтобы отчетность была соответствующая. В общем, южане, азербайджанцы, грузины для московской милиции – спасение, не будь их, все мы давно бы ноги протянули или разбежались кто куда.Потихоньку я вроде бы встал на ноги. Дочки обуты, одеты, телевизор купили, холодильник. Взял подержанную «Волгу», довел до ума, не иномарка, конечно, но по нашим дорогам в самый раз. Честно скажу, ничего лишнего я себе не позволял. В самый лучший месяц получалось три-четыре сотни зеленых. Однажды повезло: задержали угонщиков, они вскрывали «Ауди» во дворе. Положили лицом в снег, на шум выскочил хозяин машины, угонщиков чуть не затоптал ногами, еле оттащили, а нам с напарником подарил по сотне долларов. Взяли, а чего выпендриваться, мы ведь жизнью рисковали — у одного из угонщиков за пазухой заточка оказалась.Но, как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарейкайся. В начале этой зимы передали нам по рации вызов на бытовую ссору.Обычное дело, мы за держурство два-три раза на квартирные скандалы выезжаем. Ну приехали, поднялись на четвертый этаж, там дверь нараспашку, вопли, стоны. Хозяйка квартиры в крови, хозяин, муж ее, понятное дело, поддатый, а в руках ружье — двустволка. Я ружье отнял, скрутили мы мужика, хотели в отделение везти, а тут жена его взмолилась — отпустите, сует нам две пятисотенные, плачет. Я с напарником переглянулся: почему бы не отпустить, милые бранятся — только тешатся. Но и ружье оставлять пьяному нельзя. Ну я ему и говорю — протрезвеешь, завтра зайдешь днем в отделение, ружье свое получишь. Но не просто так, а за две тысячи. Уже потом подумал, ну зачем я с этим делом связался?! Нехорошее какое-то предчувствие было.Тот мужик, как договорились, за ружьем пришел. Отвел я его к своей «Волге», открыл багажник, говорю: «Бери ствол и деньги клади». Он как-то хитро так улыбнулся и взял завернутое в тряпку ружье. И конвертик в багажник кинул. «Пересчитай», — говорит. Я, дурак, за конверт взялся, заглянул в него, тут меня, как говорится, и повязали. Обыкновенная подстава, которую организовал отдел собственной безопасности. В тот период в МВД разворачивалась борьба за чистоту рядов, и наверх надо было докладывать о первых ее результатах.Дальше все было как положено. Арест, содержание под стражей, следственный изолятор, допросы. Я все взял на себя. Но следователю было этого мало, он требовал от меня признания в том, что деньги, которые мы якобы получали от разных фирм, передавались нашему милицейскому начальству. Но зачем говорить то, чего не было? Камера, где меня держали, была привилегированной: пять мест, мужики сидели солидные — чиновники, офицер внутренних войск, какой-то железнодорожник. Кто-то попал за хищения, кто-то за взятку.Если бы меня заперли вместе с уголовниками, я вряд ли, как говорится, дожил до рассвета. О тюремной жизни рассказывать не хочу, не дай бог кому туда попасть.Через пару месяцев благодаря адвокату мне сменили меру пресечения на подписку о невыезде. Но предварительно я подписал чистосердечное признание. Теперь дело за судом. Я готов ко всему, даже самому худшему. Но никакой, даже самый гуманный, суд не разрешит мне остаться в милиции, которой я отдал почти пятнадцать лет и где был не на самом плохом счету. В общем, профессию придется менять так и так. Оно и к лучшему, меньше соблазнов.Но вот что я иногда думаю. Мое место займет другой человек, москвич или провинциал — не имеет значения. Ему тоже надо будет как-то жить, на что-то содержать семью.Недавно наш новый министр где-то сказал: не можешь, мол, прожить на зарплату, уходи из милиции. Он вроде бы мужик не глупый, но неужели не понимает, что тогда должны уйти чуть ли не все. Кто же останется? Дружинники?[b]Р.S.[/b] [i]Не приводим фамилию «героя» этого признания по понятным причинам: вряд ли органы, в которых он все еще числится, обрадуют его откровения. Спокойнее делать вид, что все нормально, что милиция трудится изо всех сил, насаждая в обществе уважение к закону и борясь с преступностью. Но можем ли мы чувствовать себя спокойно, пока правопорядок поддерживают люди, озабоченные своим выживанием? Готовы опубликовать мнение милицейского начальства.[/i][b]НАША СПРАВКА[/b][i]Как сообщили корреспонденту «ВМ» в пресс-службе ГУВД Москвы, на сегодняшний день средняя зарплата рядового и сержантского состава патрульно-постовой службы милиции составляет 2500 рублей. Со всевозможными «мэрскими» надбавками и доплатами за выслугу лет зарплата постового вряд ли превысит 3000 рублей.Столичное Управление собственной безопасности, сотрудники которого занимаются отловом нечистых на руку стражей порядка, некоторое время назад было выведено из состава ГУВД Москвы и переподчинено напрямую МВД РФ (в министерстве это объяснили усилением борьбы с коррупцией). В этой связи информацией о точном количестве уволенных за взятки московских милиционеров владеют только «на самом верху».[/i]