Борис Голдовский отмечает свой 70-летний юбилей

— Борис Павлович, как случилось, что вы — сын известного авиаконструктора, с детства вращающегося в среде приятелей вашего отца, проплававший несколько лет в открытом море на крейсере «Киров», связали свою жизнь с куклами?

— Это произошло достаточно случайно, как и у многих кукольников. Я не пошел в авиацию, несмотря на то, что к моему отцу действительно приходили интересные люди, они сидели за столом, вели увлекательные разговоры. Но поскольку это были шестидесятые, время оттепели — своеобразной трибуной, с которой звучали очень важные мысли и новые слова — был театр, который я очень любил и бегал постоянно на спектакли по всем театрам Москвы. Но настоящим потрясением для меня стал Театр имени Моссовета, в который я пошел работать после школы осветителем. Им в то время руководил великий Юрий Завадский, там работали Раневская, Плятт, Марецкая, Бероев… Выпускалась замечательная студия, где учились Терехова, и мой хороший приятель Саша Леньков, с которым мы вместе «зажигали» на гастролях в Санкт-Петербург. В этом театре шли полные молодой дерзкой энергией спектакли «Театр Гарсии Лорки», а много позже «Эдит Пиаф» с Ниной Дробышевой. Не влюбиться во все это было совершенно немыслимо.

В итоге после службы в Кронштадте я поступил в актерскую студию при Московском театре кукол, который был создан в 1929 году и которым по замечательному стечению обстоятельств я сегодня и руковожу. Параллельно учебе я в ту пору работал и художником по свету этого театра. И, видимо, был неплохим художником. Однажды нас посетила Наталья Сац и, посмотрев мои спектакли, сказала, что «в этом театре работает один из лучших художников по свету в Москве». Приятно.

В ту пору я начал писать, поступил к Павлу Александровичу Маркову в ГИТИС на театроведческий факультет. И Павел Александрович неожиданно предложил мне присмотреться внимательно к этой «незанятой еще никем кукольной территории».

— Вас ведь пригласили стать завлитом Московского областного театра кукол, что расположен на Таганке, когда вы еще не закончили институт?

— Верно. Я еще был студентом, но в этом театре проработал пятнадцать счастливых лет. Мне очень нравился мой кабинет, который находился во флигеле особняка купцов Алексеевых, где родился Константин Сергеевич Станиславский. Туда ко мне приходили замечательные авторы — Эдуард Успенский (который только что написал для нас пьесу «Дядя Федор, Пес и Кот»), Феликс Кривин, который написал для нас пьесу «Замок Агути», Григорий Остер (мы ставили спектакли «38 попугаев» и «Клочки по Закоулочкам»). Там бывали Александр Курляндский, Сергей Козлов, Татьяна Толстая... В конце концов я всерьез увлекся темой «Театр кукол в России XV-XVIII», по которой и защитил кандидатскую диссертацию.

Однажды театр посетила Наталья Сац и сказала, что «в этом театре работает один из лучших художников по свету в Москве» / Фото: предоставлено пресс-службой Московского театра кукол

— А потом в вашей московской квартире раздался звонок Сергея Владимировича Образцова, который пригласил вас работать с ним?

— В Театре Образцова были очень интересные архивы, был музей, и с переходом туда начиналась какая-то новая интересная жизнь. Я работал с Образцовым до его кончины (он ушел 8 мая 1992 года). Сергей Владимирович был человеком интересным и неожиданным. Однажды прихожу к нему в кабинет, а у него бронзовый бюст Ленина повернут носом в угол. Спрашиваю: «За что вы вождя в угол поставили?» «А большевики меня обманули, — отвечает, — обещали, что будет коммунизм, а на дворе сами видите, что (шел 1991-й год)». Мысли у него были всегда неожиданные. «Знаете, — как-то спрашивает он меня, — чем старый человек отличается от молодого? Старый лежит на диване и думает о прошлом. А молодой лежит на диване и думает о будущем». Старость он характеризовал так: «Это когда лень тапочки из-под кровати достать». Я запомнил это на всю жизнь и иногда спрашиваю, не стало ли мне лень лезть под кровать за тапочками? Пока не стало, к счастью. С внуками Сергея Владимировича я дружу по сей день. Когда его не стало, для нас наступили тяжелые времена: нужно было любой ценой сохранить театр, создать мемориальную квартиру Образцова, для чего пришлось довольно упорно поработать. В моем подчинении оказался музей, издательский отдел, затем труппа театра и куча театральных служб, — я уже выполнял работу заместителя директора по творческой работе. Я горжусь тем, что придумал и сделал Фестиваль Сергея Образцова и первые десять лет — с 2001 года сам проводил его.

— Ну а как же вы снова оказались в Московском театре кукол?

— К 2011 году работа в Театре Образцова была уже отлажена, все складывалось прекрасно, я защитил докторскую диссертацию, за последние тридцать лет было издано около 30 моих книг по истории, теории театра кукол, две крупные энциклопедии, статьи, исследования, пьесы, киносценарии, даже несколько книг для детей. Для любимого мной Театра Образцова я сделал все что мог, поэтому решил закончить там свою работу. И тут мне неожиданно позвонил мой хороший знакомый из Московского театра кукол. Ситуация там была сложная: его пытались переформатировать в некий «новый европейский театр», убрали почти всю труппу и всю дирекцию. Набрали новую и несколько эффективных менеджеров, выделили средства. Но «европейского театра» как-то не случилось, через несколько лет и денежка закончилась, а в репертуаре осталось всего лишь три спектакля на большой сцене и два на малой, в труппе — сорок актеров, и почти полностью отсутствовал зритель, поскольку все эти спектакли он давно видел. Я не очень-то хотел идти туда: решающим стало то, что я в нем когда-то начинал. Это была новая задача, и я чувствовал, что это мое дело. Я стал художественным руководителем этого театра. С тех пор прошло четыре с небольшим года, я очень рад, что сегодня у нас отличные спектакли, аншлаги, сильная молодая труппа и замечательные перспективы.

Когда идет талантливый спектакль, куда вложено много таланта и энергии, артисты всегда чувствуют ответную энергию — зрительские эмоции  / Фото: предоставлено пресс-службой Московского театра кукол

— Поделитесь формулой успеха?

— Я с годами понял, что театр становится успешным, когда в нем возникает некая критическая масса талантливых людей — актеров, администраторов, даже уборщиц. Как только она появляется, коллектив начинает генерировать творческие идеи.

— А есть ли, с вашей точки зрения, перспективы у куклы как таковой? В нашу жизнь ведь все больше врывается техника и «компьютеризация всей страны»?

— Это очень интересный вопрос! Если о перспективах, то средства театра кукол все больше заимствуют другие театральные виды — драма, опера, балет… Сейчас театр кукол, как говорят, — «в тренде». Появились и новые возможности. Знаете ли вы, что сегодня в мире уже есть механические артисты? Это роботы, которые работают наравне с живыми людьми на сцене? Это куклы с искусственным интеллектом. Я тут как-то видел японский спектакль по мотивам «Трех сестер» Чехова, где младшая из сестер Ирина — робот. Причем не только в Японии, но и в Южной Корее очень распространены такие спектакли. Видел я и несколько французских вот с такими куклами-роботами, которые играют вместе с драматическими актерами. Думаю даже в будущем году провести в своем театре фестиваль таких спектаклей, где кроме актеров действуют актеры с искусственным интеллектом. Это интересно и перспективно.

Когда в начале XX века появился синематограф, все говорили: «Театр умер». Но он не умер, а продолжил развиваться и даже искать новые формы. Так и сейчас / Фото: предоставлено пресс-службой Московского театра кукол

— Не боитесь, что они постепенно вытеснят артистов со сцены и профессия кукольника уйдет в небытие?

— Ничуть. Вот ведь и в начале XX века, когда появился синематограф, все говорили: «Театр умер». Но он не умер, а продолжил развиваться и даже искать новые формы. Робот на сцене — всего лишь одна из многочисленных систем театральных кукол. Есть перчаточная кукла, есть марионетка — кукла на нитях. Есть тростевая кукла — та, которая работает, скажем, в «Необыкновенном концерте». И есть кукла-автомат, она, кстати, появилась несколько тысяч лет назад и с годами усовершенствовалась. И все эти системы друг друга не заменяют, а дополняют. А режиссер берет то, что ему нужно для решения тех или иных задач.

Я, кстати, вспоминаю один разговор с Сергеем Владимировичем Образцовым. В начале девяностых я его спросил: «Какой театр будет в XXI веке?» В ту пору нам XXI век казался чем-то очень далеким. Образцов надолго задумался и ответил: «Не будет в XXI веке никакого театра. Будет только зре-ли-ще!» Зрелища действительно очень много. Но театр оно не вытеснило.

— У вас огромное количество молодежи. Обычно молодые люди хотят быть драматическими артистами, чтобы народ видел их лица, узнавал. По началу всегда так. В конце концов и Пушкин писал «Желаю славы я». Почему же молодежь идет к вам, туда, где их лица спрятаны за ширмой?

— Когда идет талантливый спектакль, куда вложено много таланта и энергии, артисты всегда чувствуют ответную энергию — зрительские эмоции. Это настоящее счастье для любого актера — и кукольного и не кукольного-драматического. К тому же артист театра кукол нынче универсален. Он должен владеет куклой, должен владеть искусством драматической игры, пантомимы, даже элементами циркового искусства. Это сложная и благодарная для артиста профессия. Среди наших актеров есть и совсем молодые — 20-25 лет, есть и те, кому 35-40 и более старшее поколение. Все они отлично работают, а я рядом с ними чувствую себя моложе. Впрочем, может быть еще и потому, что всю жизнь играю в куклы…