Приметы и советы Народный календарь. Что отпугнет нечисть от дома на Авдея Радетеля, 2 декабря Народный календарь. Почему нельзя выбрасывать детские игрушки 1 декабря Народный календарь. Зачем нужно покувыркаться по свежему снегу на Григорий Зимоуказателя 30 ноября Народный календарь. Почему нельзя сидеть на столе на Матвеев день, 29 ноября Народный календарь. Почему нельзя жадничать и сплетничать на Гурьев день, 28 ноября
Одиночество гения
Сюжет:
Воскресное чтение24 июня 1945 года репортаж с Парада Победы на Красной площади вели две знаменитости — Юрий Левитан и Владимир Яхонтов, чье имя сегодня практически не упоминается. Мы решили узнать, почему великий актер и мастер слова был забыт.
Спустя три недели после трансляции Яхонтов покончил с собой. Его имя ушло с афиш, а о юбилее актера вспоминал лишь канал «Культура». Нет человека — нет проблем... Но как это могло произойти с кумиром?
«Детство мое всегда со мной…»
Володя Яхонтов родился в Польше, но детство провел на Верхней Волге, в Городце. Мама, красивая полячка, «недолго гуляла по этому городку». «Варшавянка заблудилась в наших русских васильках», — так объяснял сам Яхонтов пережитую семейную драму. Родители разошлись, и горький вкус утраты будет преследовать его всю жизнь.
Мир маленького Володи состоял из звуков — объемных, ярких, ощутимых. Звуки жили в словах-оболочках, точно в тюрьмах. Ему нравилось открывать замки и выпускать «арестантов» наружу. Он учился читать стихи у органа и скрипки, а мама из далекой Москвы все беспокоилась о математике — отец увез Володю в Нижний Новгород, он учился в Дворянском институте имени Александра II, не водя дружбы с точными науками.
А вот любительские спектакли ему нравились. Однажды он играл чеховского Иванова. Когда стрелялся, упал на сцену — оказалось, пистолет был заряжен и его ранило. Все суетились вокруг, а он не верил — разве может искусство убить? Но рана была настоящей. Это было знаком судьбы...
Ученик мэтров
Он приезжал к маме — теперь она жила в Москве. Она хмурила брови и спрашивала про математику, но уступала сыну и покупала билеты в театр. Он упивался МХАТом, а в 1918 году Станиславский принял его в школу-студию, посоветовав тренировать «л» — Яхонтов его «глотал». На вопрос про амплуа он ничего не ответил, и записали «любовник-неврастеник» . Он и не возражал, а искал себя.
Здоровье Яхонтова не было блестящим. В 1921 году родственники отправили его лечиться в Кисловодск. На вокзале купил винограда и астру. С этими покупками в руках остановил девушку и начал читать ей стихи. Ее звали Оля; она удивилась, но выслушала, а затем дала адрес сестры в Кисловодске, рассудив, что и Лиля может позабавиться, ведь она сама почти актриса — выступает в цирке, у нее обнаружили способности медиума...
Яхонтов пришел по адресу.
И влюбился в Еликониду, Лилю Попову, до беспамятства. С ней вдвоем и вернулся в Москву.
Позже Лиля и сама не могла объяснить, отчего он так нуждался в ней. Может быть, она была его камертоном, первой слушая его исполнение стихов.
В том же 1921 году МХАТ стал ему тесен. Он пошел к Вахтангову; «прочел отрывок из «Идиота» да и вел себя на экзамене аналогично».
«Вы меня не взяли?» — изумился он. «Нет, вы неврастеник!» — уронил печальноглазый Вахтангов. «Этого не может быть!» — выдохнул убитый Яхонтов.
Вахтангов вздрогнул. В одной фразе он услышал все — и тоску по творчеству, и внутренний огонь, сжигавший душу актера. «Вы меня убедили», — ответил мэтр. И не пожалел об этом.
Яхонтов впитывал Вахтангова. Дышал им.
Играл... Но мэтр умер раньше, чем указал ему истинный путь. Он завещал лишь одно — верить в себя.
Теперь Яхонтов стучится к Мейерхольду. Ему интересны эксперименты, но работа у еще одного мэтра убеждает — ему нужен репертуар, которому он сам будет хозяином. Мейерхольд поручает ему роль Чацкого, доволен им, но потом отказывает: актер может конкурировать со звездой — Завадским! Точка поставлена. Он не приживается и тут. А грудь рвет желание творить и шестое чувство: не там ищешь себя! Воздух сгущается и душит слова. Им нужен выход. И в 1927 году он создает крошечный театр «Современник». Это новый вид театра — «Театр одного актера». В труппе — только он и помощники. Главная из них — Лиля. Еще Сергей Владимирский, музыканты Михаил Цветаев и Елизавета Лойтер. Театр будет жить восемь лет.
...Что он творил на сцене! Труппа актеров, и та не могла бы так управлять вниманием зрителей так, как Яхонтов — один! В поставленном им «Петербурге», спектакле, сотканном из обрывков гоголевской «Шинели», «Белых ночей» Достоевского и пушкинского «Медного всадника», безумный портной кромсал пространство-материю ножницами так, что зрители видели обрывки «ткани»...
Это была магия, волшебство, для сотворения которого ему нужен был только он — одиночка. Так рождался его, и только его, метод художественного слова.
Публика принимает Яхонтова с восторгом. Критики видят в нем блистательного чтеца, но не актера. Это Яхонтова злит. Актера в нем видят другие — например, великий Таиров и Симонов, но он к ним идти не хочет.
Первые признаки депрессии он ощущает на пике известности, в 1936 году. Холодные щупальца отчаяния оплетают шею по ночам все чаще.
Мандельштам, друг… Как нравилась ему эта пара, Осип и Надежда! В один из вечеров дома у Яхонтова Осип читает: «Мне на плечи бросается век-волкодав…» Яхонтов качает головой: «Нет, для меня этот век не таков!» Он прячется от реальности за псевдосоветскостью. Но темные люди бродят вокруг него... Его уже вызывали на Лубянку. Разговор был будто ни о чем, но он понял — если где-то кто-то что-то скажет, лучше бы ему внимательно запомнить это и рассказать товарищам… Он в смятении и ужасе ушел домой, понимая главное: несмотря на удушающий страх, еще страшнее увидеть в зеркале подлеца. Он не сможет «стучать»… В 1937 году он получает первую премию на Всесоюзном конкурсе мастеров художественного слова. Награда останется для него главной.
Черное время войны
… У войны лицо страшное, морщинистое, черное. Все, что связано с ней, имеет вкус дыма и горечи — даже слова. Он работает как сумасшедший.
Только в Магнитогорске за один месяц дает 80 концертов! Его ненависть к тем, кто пришел убивать, безмерна.
Да, он в глубине души не советский, но сейчас для него нет ничего дороже этой страны, этих людей. Депрессия уступает место идее — собрать деньги на строительство танка, назвать его в честь любимого поэта, Владимира Маяковского, и передать фронту. Разрешение получено. И 12 сентября 1944 года танк «Владимир Маяковский» передан экипажу старлея Сычева. «Поэтическая машина» встретит Победу в Берлине.
…Смотрю запись сюжета о передаче танка. Яхонтов — и зрелый мужчина, и совсем мальчишка. Безмерно счастливый в этот момент. С легкой грустинкой в глазах… В конце войны изношенный, выпотрошенный болью за происходящее и усталостью Яхонтов уехал на гастроли в Киев. К 24 июня 1945 года он вернется по вызову — надо вести вместе с Юрием Левитаном Парад Победы с Красной площади.
«Нужен я, не забыт!» — повторял он. А в руках — корзинка клубники для Лили.
Все проходит блестяще.
И после финала репортажа накатывает горечь — а что теперь? Он приезжает на Белорусский вокзал, стоит в толпе встречающих эшелоны с фронта. Рядом с людским счастьем видит горе. «Как они будут теперь жить — после увиденного, во что верить? Чем их утешить?!» Ответа нет. Щупальца на шее...
«Наш» и «не наш»
...В советские времена Яхонтов воспринимался как образец верности советскому строю. Фантастический чтец Маяковского, автор постановки о Ленине, красавец, любимец — как он мог не быть «плотью от плоти?» Но — мог! Личные обстоятельства жизни Яхонтова проливают некий свет на то душевное состояние, в котором находился артист. Так, например, в 1941 году его семье удалось пережить почти классический любовный треугольник: в Ташкенте, где оказалась Еликонида Ефимовна, в нее влюбился музыкант Михаил Цветаев. Ташкент был местом эвакуации интеллигенции, роман разворачивался на глазах у всех, включая Ахматову и Надежду Мандельштам, но бурно не расцвел — Лиля, как пишет в мемуарах писательница Галина Козловская, больше любила Яхонтова. А он был странно отстранен от всего... Что любопытно, и Надежда Мандельштам, и Эмма Герштейн приходят примерно к одному выводу: не Яхонтов, а именно Лиля Попова была человеком по-советски убежденным.
Уже после смерти Яхонтова, выйдя все же замуж за Михаила Цветаева и пережив его арест, Лиля не изменила убеждений. «Лиля свято верила именно в исправительное значение места пребывания ее мужа, — пишет Э. Герштейн, — ездила к нему на свидания и очень хвалила начальника лагеря, характеризуя его как замечательного психолога и педагога». Мужа своего Лиля считала виновным — он вел дневник, где высказывался «в духе Ницше, Шпенглера и все такое».
В Яхонтове же не было законченной советской непоколебимости. Да, он блестяще читал стихи о советском паспорте и русскую классику. Да, коллекционировал всякие пошлости — дурацкие открытки и иные образцы падения культуры. Но его сознание сопротивлялось тому, что он понимал. Вот и Любовь Бершадская, актриса и политзаключенная, в мемуарах пишет: «Яхонтов был настоящий русский человек, он весь растворился в искусстве, и ничего советского к этому человеку не привилось... И именно из-за этого его и затравили».
Без света и надежды
От депрессии его спасала только работа. Но тут начались проблемы с памятью. К врачам обращаться не хотел — частично из опасения, что о его проблемах узнают.
14 июля 1945 года Яхонтов отыграл последний спектакль. Это было в Доме ученых, играл он «Настасью Филипповну». Накануне, 13-го, он подал заявление на вступление в партию. Дома он сказал, что идет прощаться со зрителями. Отыграл блестяще.
Утром следующего дня он вышел из дома — жил он в то время на Никитском (Суворовском) бульваре в доме номер 7, Доме Гоголя. Около полудня появился в комнате дома в Климентовском переулке с томиком Петрарки. На следующий день лежал на диване, затем написал резкое письмо правительству, опять лег, открыл газ... Квартирная хозяйка газ выключила. Проснувшись 16 июля, он ни о чем не просил, был один. Около пяти вечера он открыл окно и ушел в вечность.
...Писатель Лев Друскин несколько иначе описывал этот страшный финал: «Он почувствовал признаки приближающегося безумия и бросился в лестничный пролет, как Гаршин...» Надежда Мандельштам была однозначна: он покончил с собой от страха, что за ним придут.
■
О Яхонтове писали Ираклий Андронников и Наталья Крымова, но в целом о нем забыли. Правда, не так давно вскрылись новые обстоятельства... Коллекционер и друг нашей газеты Юрий Метелкин сделал записи бесед с сыном Пастернака Евгением Борисовичем.
И тот рассказывал о том, что когда-то в квартире известного чтеца Сергея Балашова в Доме писателей в Лаврушинском был установлен заграничный магнитофон, привезенный органами госбезопасности. Микрофон был вмонтирован в стол в гостиной. Гости ничего не подозревали, а хозяин включал режим записи. Среди гостей бывал и Яхонтов. По словам С. Пастернака, «Балашов делал многократные попытки, включая угрозы, заставить актера работать на МГБ, но тот отказывался и находился в подавленном состоянии...» И однажды просто не выдержал.
Почему же о нем забыли? Думается, Яхонтов «разочаровал систему». Он мог стать ее рупором, а выбился из строя. Ему этого не простили.
Рассказать о Владимире Яхонтове редакцию попросил наш читатель — публицист, ветеран Великой Отечественной войны Стефан Ляхович. Его воспоминания об актере можно прочесть здесь.
Эксклюзивы Как побороть зависимость от капель для носа Подробный гороскоп для Овнов на 2025 год: что ждет представителей знака Почти деликатес: как питаться в Рождественский пост без вреда для здоровья На каждом континенте: есть ли в России «горячие точки» Врачебные тайны: в Театре Вахтангова премьера — спектакль «Ионыч» по рассказу Чехова
Приметы и советы Народный календарь. Что отпугнет нечисть от дома на Авдея Радетеля, 2 декабря Народный календарь. Почему нельзя выбрасывать детские игрушки 1 декабря Народный календарь. Зачем нужно покувыркаться по свежему снегу на Григорий Зимоуказателя 30 ноября Народный календарь. Почему нельзя сидеть на столе на Матвеев день, 29 ноября Народный календарь. Почему нельзя жадничать и сплетничать на Гурьев день, 28 ноября
