Маршал советского кино

Художников такого калибра — маршалов советского кино, как и настоящих маршалов, в СССР насчитывалось не более двух десятков человек.

Покойный писатель Петр Проскурин однажды рассказывал мне: «Фильм по моему роману «Судьба» поручили снимать Матвееву — прекрасному актеру и режиссеру толковому, этого у него не отнимешь. Но, по моим соображениям, в роли Захара Дерюгина должен был сниматься парень лет двадцати пяти, максимум — тридцати. А Матвеев эту роль взял себе. Ну и пошло дальше все наперекосяк. По книге, если ты помнишь, 27-летний Захар лезет в окно к своей возлюбленной Мане Поливановой. И это понятно, оправданно. А когда таким делом занимается 57-летний мужик, ничего кроме недоумения у меня, да и у зрителя это вызвать не может. Эпизод пришлось убирать... Я спрашивал Женю: неужели так трудно подобрать другого актера? Но надо знать ураганную натуру Матвеева. Он мне говорит: «Как ты, Петя, не понимаешь, что Захар — моя лебединая песня! И не волнуйся, я все сделаю так, что комар носа не подточит. Это же кино!» Я и согласился с его резонами. А теперь вижу, что фильм не получился. Во всяком случае, не получился таким, как замышлялся».

Впоследствии «Судьбу» я уже смотрел как бы через призму достаточно веских аргументов Петра Лукича и был уверен: дал маху Евгений Семенович! Не подходит, в самом деле, ему герой по возрасту. И оказался неправ. Сегодня трудно представить, чтобы какой-то другой актер воссоздал на экране такую запредельную степень накала страстей главного героя Захара Дерюгина, что была заложена в романе и чего недооценил даже сам его автор.

19 августа 1996 года. На съемках фильма «Любить по-русски-2»: оператор-постановщик Юрий Любшин (слева) и Евгений Матвеев / Фото: Александр Яковлев/ТАСС

Или, скажем, можно ли вообразить кого-то иного, кроме Матвеева, в образе Нагульнова в «Поднятой целине», в ролях главных героев фильмов «Я — Шаповалов Т. П.», «Родная кровь», «Воскресение», «Любовь земная», «Емельян Пугачев», «Почтовый роман», «Особо важное задание», «Любить по-русски»? Без Матвеева это были бы совершенно другие фильмы.

Потому что в каждого героя он не просто вкладывал душу, а разрывал ее в клочья — такое немногим доступно.

Хотя как человек, друживший с Евгением Семеновичем, многим ему обязанный и просто влюбленный в него, пристрастности здесь не исключаю. И далеко не я один такой. Если перечислить людей, которым в разное время Матвеев помог в решении так называемых бытовых вопросов, то список получился бы весьма внушительным. А еще как многолетний российский депутат Верховного Совета он помогал сотням своих избирателей. Между тем сам за десять лет секретарства в кино не воспользовался ни путевкой на курорт, ни поездкой за границу, ни другими благами мощного по тем временам цехового союза.

Бдительная цензура коверкала его работы точно так же, как и всех прочих кинематографистов. Вот пример. Сыр-бор разгорелся в фильме «Судьба» со сценой взрыва завода при отступлении наших войск. Цензоры встали надолбами: «Нельзя такое показывать!» Матвееву пришлось в ЦК по этому поводу искать правду. А вот еще. Захару Дерюгину, во сне взрывавшему храм, цензоры запретили креститься. «Но он же русский человек, — почти рыдал Матвеев. — Грех великий совершает и понимает это: жест этот — крест на себя наложить — в его генах веками заложен!» Разрешили оставить лишь вторую часть осенения крестным знамением. Вот вам и «любимец власти»...

Тут самое время обвинить меня как бы в обелении облика артиста и режиссера, который во времена застоя соловьем воспевал тоталитаризм и даже сыграл в кино дряхлеющего генсека Брежнева. В силу данного обстоятельства противников творчества Матвеева всегда было достаточно. Особенно сплоченно они проявляли себя на знаменитом V съезде кинематографистов. Ну так могу им сказать: спокойно, граждане, я все вопросы освещу сполна. Но прежде признаюсь читателям, что при жизни Матвеева я сделал с ним полсотни, если не больше интервью. Поэтому кое-что из наших бесед позволю себе здесь привести.

Кадр из фильма «Ради жизни на Земле» (1973).Слева направо: Армен Джигарханян (Цховребов), Семен Морозов (адъютант), Евгений Матвеев (Шаповалов), Виктор Филиппов (начальник штаба) / Фотохроника ТАСС

— Евгений Семенович, в самом деле, зачем вы взялись за роль Брежнева?

— Тут целая история. В фильме Юры Озерова меня на роль последнего утвердили в самых высоких партийных верхах и как бы поставили перед фактом. Я не стал кочевряжиться, однако генеральному директору «Мосфильма» Николаю Сизову все же изложил сомнения: «Нельзя мне эту роль играть.

Я ростом длиннее и возрастом постарше буду». Николай Трофимович подключил к делу председателя Госкино СССР Филиппа Ермаша, и они вдвоем меня «образумили»: решение принято секретариатом ЦК, «Сам» не возражает, а ты — народный артист СССР — играть должен! И я для себя решил так: в военный период своей деятельности Леонид Ильич вряд ли в страшном сне видел себя на столь высоких постах. А значит, был и чище, и проще: не окружал себя подхалимами, не впадал в самолюбование. Такого и играть буду!

— Давайте поговорим о вашем пути в искусстве. Слышал, что жизнь вас, скажем так, не всегда баловала…

— Что правда, то правда... Даже на свет Божий я появился от невенчанных отца с матерью, простых, бедных крестьян. Немногие сейчас знают, каково жилось тем, кто не вписывался в те, патриархальные, условия. Правда, на счастье мое, люди на жизненных росстанях попадались мне неординарные. Еще в 1939 году меня заметил в областном драмтеатре народный артист Николай Черкасов. В школе при Киевской киностудии меня учил Александр Довженко. А педагогом он был блестящим. Не удалось мне и среднюю школу окончить. Началась война. Призвали в Тюменское пехотное училище. Трижды писал рапорт: отправьте на фронт! Не отпускали. Наверное, потому что я хорошо учил молодых лейтенантиков. Даже из безнадежных делал сносных командиров. Уволился из армии в 1946 году. Женился, дочь родилась. Нужно было их обеспечивать. Пошел в Тюменский драматический театр. Вкалывал зверски. По три часа в сутки спал. Вот почему меня в Малый театр пригласили. Такого понятия, как блат, протекция, тогда не знал.

— Да мне любой читатель скажет: «блат» у Матвеева на роже был написан. Красавец, женщины по нему сохли. Они и двигали его по актерской карьере…

— Конечно, гадким утенком я не был. Только ведь в Малый никогда не брали по внешним данным. Без таланта даже в его прихожую не попадешь. Однако и здесь меня подстерегали трудности. Тогдашнее руководство категорически выступало против отвлечения артистов на другие работы. А мне как раз начали поступать предложения одно заманчивее другого: Лобанов из «Искателей», Нагульнов из «Поднятой целины». И я чувствовал, что мне под силу справиться с этими ролями без ущерба для основной работы, однако начальство полагало иначе. После того как меня утвердили на роль Нехлюдова из «Воскресения» по Толстому, пришлось с театром расстаться. Это я сейчас так спокойно тебе говорю, а тогда воспринимал свой уход, как жизненное крушение. Сцена ведь была моей религией, как была религией и партия. Но, повторяю, жизнь то и дело испытывала меня на прочность. Снимаясь в «Поднятой целине», я упал с лошади. Травма на несколько месяцев приковала к постели. Спустя некоторое время свалился с тачанки и стал инвалидом. Два с половиной года пролежал без движения. Вот тогда я и решил: встану на ноги — займусь режиссурой. Полагал, наивный, что это легче актерской работы. Святая простота! Тем более что к съемкам «Цыгана» на родной Киевской киностудии приступил, находясь в гипсе.

Евгений Матвеев в роли Емельяна Пугачева в одноименном фильме (1978) / Фото: Николая Малышева/ТАСС

— «Цыганом» вам не грех гордиться: его посмотрели более 60 миллионов человек.

— Люди же не дураки: прекрасно понимают, какая вещь сделана ремесленником с холодным сердцем и трезвым расчетом, а где художник, что называется, жилы рвет. Я только так работаю. И потом не забывай: «Цыган» — мелодрама. Это едва ли не самый трудный, но и самый действенный жанр искусства. Он повествует, если хочешь, о той самой частной жизни людей: об их радостях и горестях, о надеждах и неудачах, о любви и ненависти, о добре и зле. И, как правило, без политики, будь она неладна...

— Вы стали членом КПСС в 1946 году. Вам не кажется, что партия вас, впрочем, как и всех нас, кинула, предала?

— Это очень для меня сложный вопрос... Я вступил в партию по глубокому убеждению, совершенно не связывая этот шаг с меркантильными, тем более карьерными соображениями, будучи еще офицером. Даже если что-то в партийных постановлениях и решениях вызывало во мне неприятие, я сознательно гнал от себя всякие сомнения, потому что, повторяю, свято верил в партию. Она призывала на БАМ, и я там шесть раз побывал.

До этого звала на целину — четыре раза туда съездил, когда еще, кроме вагончиков и непроходимой грязи, там ничего не было. Медаль имею за целину. Сегодня все это даже не доблесть, а как бы грех какой. Мне трудно воспринять такую перестройку. Поэтому, полагаю, не партия меня предала, а те люди, которые действовали от ее имени. И подставили они меня однажды очень коварно, когда почти силой принудили подписать письмо, осуждающее деятельность Сахарова. И гонения на меня устраивались с их молчаливого согласия. Но Бог им судья. Я не хочу на душе держать мстительную тяжесть. А мудрое время само расставит акценты: кто прав, кто виноват.

— Когда-то, беседуя с замечательной Вией Артмане, я с молодецкой хамоватостью неопытного журналиста спросил ее: а не было ли у вас чего-то амурного с Матвеевым? Она деликатно, но жестко поставила меня на место. Вашими «любовницами» в разное время считались самые красивые актрисы. И что, никакого греха ни с кем из них у вас не было?

— Слушай, я же мужчина! Даже если бы что и было — под артиллерийскими стволами не признался бы... Хотя был случай: я влюбился. Ходил сам не свой. Жена сказала: «Что ж ты сам мучаешься и нас мучаешь? Определись. Утром просыпаюсь, а на столе — гора чистого белья. Не хочу, говорит, чтобы ты в грязном из дому уходил. Я и ушел, но не к той, по которой воздыхал, — к другу. Пожил у него неделю и домой вернулся, хотя Лида мне сказала: год тебя будем ждать. И все. С тех пор мы живем с Лидией Алексеевной уже более полувека! Двоих детей, троих внуков имеем. Вот это и есть, брат, любовь по-русски.

— Вы прекрасно выглядите, а на сколько лет себя ощущаете?

— Лет на сорок девять, примерно. Но если быть честным... В Анапе однажды меня увидела, надо полагать, моя поклонница и, ничтоже сумняшеся, выпалила: «Боже ж ты мой! Что я детям скажу? Видела живого Матвеева, а он — старый и поганый!» Актриса Лидия Смирнова воскликнула: «Кошмар!» А я другого мнения относительно этого эпизода. Знать, сердечно и душевно относится ко мне эта простая женщина, коли ее так взволновал возрастной вид мой. Последний раз мы свиделись с Матвеевым в конце весны 2003 года. Он уже знал свой страшный диагноз — рак легких. Мы сидели на балконе его квартиры на 11-м этаже по 2-му Сетуньскому проезду. Панорама столицы дух захватывала. Матвеев сказал тогда: «Режиссура моя очень проста. Я всегда стремлюсь к великой простоте и красоте. Хочу видеть красивых людей, красивую природу, красивые души. Хочу помочь человеку жить». Он и сам был красивым человеком.

ОБ АВТОРЕ

Михаил Захарчук Советский и российский журналист. Работал в «Красной звезде», ТАСС, был главным редактором журнала «Вестник ПВО». Полковник в отставке.