Загадочный брюнет. Тайны лермонтовских портретов
Михаил Лермонтов погиб на дуэли 15 (27) июля 1841 года. Образ молодого офицера и поэта — ему было в сего 26 лет — хорошо нам знаком по его многочисленным прижизненным портретам: миловидный брюнет с черными, как уголь, пронзительными глазами. Однако даже самые известные изображения Лермонтова, как оказалось, полны сюрпризов. Исследователи портретной живописи, среди которых руководитель столичного Департамента культуры Александр Кибовский, до сих пор ищут ответы на некоторые вопросы.
— Чем интересна лермонтовская иконография? — говорит Кибовский. Со студенческих лет он увлекается атрибуцией портретов разных военнослужащих. — Лермонтов, прежде всего благодаря своей бабушке Елизавете Алексеевне Арсеньевой, был изображен во всех мундирах (а я напомню, что десять лет недолгой жизни поэта были связаны с военной службой), кроме Гродненского гусарского полка. До сих пор никто не обнаружил такого портрета.
В поисках изображения корнета лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Михаила Лермонтова историк-искусствовед Кибовский наткнулся на не менее любопытные факты о существующих портретах поэта.
Кто автор?
В своих работах Александр Кибовский опирается на метод историко-предметной атрибуции. Изучая портреты, он смотрит на детали, прежде всего награды и особенности военной формы человека, изображенного на картине. Внимательному исследователю они могут рассказать гораздо больше, чем, например, кисть художника. Тем более что иногда имя автора либо неизвестно, либо может оказаться под сомнением.
— Возьмем один из знаменитых портретов Лермонтова, — Александр Владимирович показывает изображение поэта в вицмундире лейб-гвардии Гусарского полка. — Вопрос о том, кто его написал — Филипп Будкин или все-таки Петр Захаров, больше известный как Захаров-чеченец — до сих пор вызывает споры.
Михаил Лермонтов изображен по пояс. На мундире красуются корнетские эполеты, на плечи накинута шинель с бобровым воротником, в руках — кавалерийская шляпа с белым султаном. Этот портрет, написанный масляными красками, в своем время в фамильной усадьбе Столыпиных нашел русский литератор Михаил Лонгинов. И у него не было сомнений, что поэта нарисовал Захаров, который, к слову, был дружен с Лермонтовым.
Позже с этого портрета сняли гравюру.
— Правда, не совсем точную, — указывает на ошибки Александр Кибовский. — Вместо одной звездочки корнета на парадных эполетах Лермонтова появились три звездочки поручика, поскольку к концу своей биографии у него был именно этот чин. При всем при этом шитье лейбгвардии Гусарского полка сохранилось, хотя поручиком поэт стал только в Тенгинском пехотном полку.
В таком виде «захаровский» портрет Лермонтова в 1865 году украсил издание «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» и получил широкую известность. Вопрос об авторстве не поднимался до тех пор, пока оригинальная картина не попала в музей. Дело в том, что однажды известный исследователь лермонтовской иконографии Николай Пахомов обнаружил на обороте портрета надпись, сделанную чернилами: «Писалъ Будкинъ 1834-го С.-Петербургъ». С тех пор и существует точка зрения, что автор картины — не Захаров, а Будкин.
— Хотя специалисты Русского музея провели экспертизу и не нашли общих художественных признаков между портретом Лермонтова и другими программными работами Будкина, — сказал Кибовский. — Так что вопрос авторства по-прежнему открыт.
Возможно, все точки над «i», по его словам, поможет расставить точная датировка картины. Именно от этой идеи в свое время оттолкнулся историк военного костюма Игорь Шинкаренко, обративший внимание, что на эполетах поэта изображены четыре витка.
— Лермонтов дважды был корнетом лейб-гвардии Гусарского полка: с ноября 1834-го по февраль 1837 года и с апреля 1838-го по декабрь 1839 года, — поясняет ход мыслей исследователя Александр Кибовский. — Ссылаясь на приказ военного министра, согласно которому четвертый узкий виток на эполетах офицеров был утвержден 17 декабря 1837 года, Шинкаренко пришел к выводу, что художник не мог написать портрет в 1834 году.
Однако, по мнению Кибовского, исследователь обратился не к первоисточнику, а к его упоминанию в справочнике под редакцией Висковатова «Историческое описание одежды и вооружения российских войск».
— Между тем в самом приказе есть интересная фраза: «Государь император неоднократно замечал, что господа штаб и обер-офицеры употребляют эполеты разнообразного вида и формы, произвольно отступая от установленных образцов», — обращается к историческому документу Александр Кибовский. — А учитывая, что Лермонтов, по воспоминаниям его друзей, был «плохим служакой» и неоднократно сидел на гауптвахте за то, что отступал от правил, — достаточно вспомнить знаменитый случай, когда он пришел на развод с детской саблей, — то на портрете поэта вполне могли появиться эполеты, оформленные не по уставу.
В поисках правды Кибовский заглянул в архивы и выяснил, что, оказывается, в легкой кавалерии, в отличие от пехоты, носили эполеты с четырьмя витками, начиная с 1827 года. Таким образом, Лермонтов в этой части правил не нарушал, а портрет могли написать как до 1837 года, так и после.
С учетом новых данных, исследователи продолжают устанавливать авторство знаменитой картины.
А Лермонтов ли?
Не менее интересная история связана с другим портретом, который хранится в Литературном музее. Автор не известен, поэтому искусствоведы называют его «вульфертовским» — по фамилии последнего владельца картины. Известный московский юрист и коллекционер литературных реликвий Владимир Вульферт однажды приобрел портрет Михаила Лермонтова. По крайней мере, он был в этом свято уверен. И в 1914 году, когда в стране праздновали 100-летний юбилей со дня рождения поэта, отправил фотографию картины в Лермонтовский музей при Николаевском кавалерийском училище, откуда снимок уже после революции попал в Пушкинский дом. Там его в 1930-е годы обнаружил писатель и литературовед Ираклий Андроников, который занимался изучением лермонтовского наследия. Увидев фотографию, он загорелся найти оригинал, вышел на потомков Вульферта, но оказалось, что картина исчезла.
— Свои перипетии Андроников хорошо описал в повести «Портрет», — советует почитать Александр Кибовский. Сама жизнь лихо закрутила сюжет. — В 1938 году случилось чудо: незнакомка принесла в Литературный музей пропавший портрет, хотела получить за него несколько рублей.
Николай Пахомов, который работал над выставкой о Лермонтове, купил эту картину и через год представил публике. Тогда ее впервые увидел вживую и Андроников.
— К слову, Пахомов не считал, что это портрет Лермонтова, — замечает Кибовский. — Об этом он сказал Андроникову. По мнению Пахомова, на картине был изображен офицер инженерных войск, о чем свидетельствовали красный кант на воротнике его сюртука, красные выпушки и серебряные эполеты.
Однако Андроников остался при своем и даже нашел подтверждение «гипотезы Вульферта» в словах знатока военной истории Якова Давидовича. Опубликовав повесть, литературовед блестяще защитил диссертацию — брюнет на «вульфертовском» портрете официально стал поэтом Михаилом Лермонтовым. Но через 20 лет, в 1967 году, в журнале «Искусство» появилась разгромная статья Игоря Шинкаренко.
— Разразился страшный скандал, — рассказывает Кибовский. — Чтобы установить истину, привлекли криминалистов. Они и доказали, что к Лермонтову этот портрет не имеет никакого отношения.
портрет Палена - полковника в отставке
Но кто же это тогда?
— Мне этот вопрос тоже покоя не давал, поэтому я пошел в Литературный музей взглянуть на оригинал картины, — делится своими наблюдениями Александр Кибовский. — Внимательно изучив портрет, я уловил почти незаметную деталь — красную полосу и белый полукруг на воротнике шинели. Никаких сомнений не было: таким образом художник изобразил суконный клапан и серебряную пуговицу. Маленькая, но важная деталь указывала на николаевскую шинель, которую разрешалось подбивать мехом. Такие шинели носили кавалергарды, поэтому перед нами, судя по золотой звездочке на эполете, корнет Кавалергардского Ее Величества полка, а не Лермонтов, который никогда и не служил в тяжелой кавалерии.
Кто именно? Еще предстоит выяснить.
— Хотя, — присматривается к портрету Кибовский, — офицер похож на Николая Мартынова, убийцу поэта: тот же широкий лоб, далеко расставленные глаза…
Впрочем, пока без научного доказательства это всего лишь предположение — не больше.
Чей портрет?
Единственный портрет Лермонтова в профиль хранится в Пушкинском доме. Карандашный рисунок сделал барон Дитрих фон дер Пален. На самом деле, он был штабс-капитаном Дмитрием Петровичем, как его называли в России, а не профессиональным художником. Пален служил вместе с Лермонтовым на Кавказе при обер-квартирмейстере Чеченского отряда бароне Льве Россильоне. Именно у него в начале 1880-х годов профессор русской словесности Павел Висковатый нашел уникальный карандашный рисунок, который Пален набросал в палатке во время стоянки у реки Сулак. После смерти Россильона картинку передали в Лермонтовский музей и напечатали в журнале «Русская старина». Особый интерес рисунок представляет для скульпторов: поскольку посмертной маски Михаила Юрьевича нет, работая над памятниками поэту, они ориентируются на профильный портрет Палена.
— В этой истории любопытна личность самого автора, — говорит Кибовский, показывая два портрета. На одном из них изображен молодой офицер, на втором — отставной полковник. — Это один и тот же человек, изображенный с разницей почти в полвека. Но мне пришлось немало потрудиться, чтобы это установить.
Однажды в Эстонском художественном музее Александр Кибовский обратил внимание на акварельный портрет русского военного. Никаких сведений о том, кто это, не было. Единственная подпись под портретом гласила: «…Pahlen 1847».
— Считалось, что автором картины была баронесса Мария фон дер Пален, — говорит Кибовский. — Но едва ли это так. Есть две Марии, которые потенциально могли написать портрет. Но одна из них тогда еще не родилась, а вторая стала фон дер Пален лишь в 1849 году, когда вышла замуж. Так кто же тогда автор? А главное — с кого списан портрет?
Кибовский решил начать с личности офицера. Военный мундир указывал на то, что он служил в лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригаде. На груди офицера были награды за боевые заслуги.
— Последним в ряду наград виден серебряный польский крест 5-й степени. Его вручали нижним чинам, принимавшим участие в подавлении Польского восстания 1831 года, — «читает» по наградам Александр Кибовский. — Однако у него нет серебряной медали за взятие приступом Варшавы в августе 1831 года, то есть он не участвовал в финальном событии Польской кампании.
Изучив списки офицеров лейб-гвардии 1-й Артиллерийской бригады, Кибовский выяснил, что единственным кавалером с нужными ему наградами был тот самый Дитрих фон дер Пален, который позже служил с Лермонтовым на Кавказе. Окрыленный успехом, историк поспешил сообщить о своей находке авторитетному специалисту по генеалогии балтийско-немецкого дворянства Михаилу Катину-Ярцеву. А тот, в свою очередь, рассказал ему о том, что в Польше хранится портрет барона, написанный его второй дочерью Ольгой Юлией, и помог с контактами куратора галереи.
— Разный ракурс, разный возраст, разная манера исполнения затрудняют их сравнение, — сопоставляет два изображения Кибовский. — Тем не менее общие черты, в частности характерный длинный нос, говорят нам о том, что мы видим разные портреты Палена.
По мнению Кибовского, акварельный рисунок — автопортрет художника-самоучки.
Однако чаще всего Пален писал скетчи, фиксируя образы своих сослуживцев. И в Петербург в 1844 году он приехал на службу с целым альбом из Чеченской экспедиции. Работы Палена пожелал увидеть Николай I. Но прежде чем показать рисунки императору, граф Петр Клейнмихель лично проверил, что на них изображено.
— Цензуру не прошел портрет генерала Фрейтага, — рассказывает забавный эпизод Александр Кибовский. — Храбрый герой кавказских войн был страшным картежником, и на рисунке Палена он запечатлен в игровом кураже с любимым трефовым тузом в руках. Естественно, графу это не понравилось, и он попросил художника исправить компрометирующий момент. В итоге Фрейтаг стоит у картежного стола и почему-то держит в руке рапорт.
Между тем, Николаю Павловичу так понравились рисунки Палена, что он оставил часть листов у себя. Пройдет 130 лет, прежде чем в фондах Эрмитажа найдется кожаный портфель-папка с девятью рисунками. На них изображены 15 офицеров-участников Чеченской экспедиции.
— Скорее всего, это и есть те самые листы, которые оставил себе император, — считает Кибовский-исследователь. — А значит портреты, к слову, сделанные в профиль, принадлежат сослуживцам Михаила Лермонтова.
СПРАВКА
Александр Кибовский в 2000 году защитил диссертацию по историко-предметному методу атрибуции произведении портретной живописи России. Впоследствии научная работа стала его главным увлечением. Кандидат исторических наук до сих пор в свободное от своей основной деятельности время возвращает имена неизвестным офицерам, изображенным на картинах, которые хранятся в галереях страны, исправляет исторические неточности и ошибки, уточняет авторство художественных произведений и дату их написания. Сейчас на счету руководителя Департамента культуры Москвы около 500 разгаданных портретов.