Балет-загадка, разрешить которую до конца не удалось пока никому

«Жизель» принято считать вершиной романтического балета, но не только: это еще и балет-загадка, разрешить которую до конца не удалось пока никому. Не стал исключением и британский хореограф Акрам Хан, который объединил в своем творчестве черты двух культур: европейской и восточной.

Сохранив сюжетную линию вечной темы «разлада любви и действительности», Хан перенес действие своей «Жизели» в наши дни, сделав акцент на актуальной сегодня и, вероятно, особенно близкой ему теме жизни мигрантов, ищущих счастья на чужбине. Отсюда такая мешанина западных и восточных мотивов в музыке и танцах. Отсюда конгломерат весьма противоречивых представлений и ощущений о мире, в котором соседствуют откровенный эпатаж и революционная провокационность, изощренная жестокость и слезливая сентиментальность…

В версии Акрама Хана Жизель больше не наивная девушка-пейзанка. Она многое повидала и пережила в этой жизни, но каким-то чудом сумела остаться открытой и искренней в своих мечтах и чувствах. Влюбившись в сына хозяина фабрики, девушка сохраняет эту любовь и после того, как он ее предал.

«Мы любим тех, кто нас не любит, мы губим тех, кто в нас влюблен», — утверждал поэт и был прав. Именно такого героя представил нам виртуозный танцовщик Джеффри Сирио в образе мигранта Илариона, безответно влюбленного в Жизель.

Действо балета разворачивается в полумраке сцены на фоне бетонной стены с мокрыми отпечатками ладоней — символами людского горя и отчаяния. В первом акте стена — непреодолимый барьер между мигрантами и «хозяевами жизни», а во втором — фон заброшенной фабрики, где обитают духи умерших девушек, которые не выдержали тяжелой жизни.

Артисты солируют, проверяют себя в дуэтах, выпендриваются друг перед другом и перед зрителями, временами пародируют, чуток кокетничают — одним словом, дурачатся / Фото: Пресс-служба Международного Чеховского театрального фестиваля

Спектакль начался тревожными интонациями симфонического саундтрека Винченцо Ламаньи, которые оповещают о надвигающейся беде — неотвратимой как рок. Гипнотическое воздействие множество раз повторяющейся ритмической фигуры с усилением ударных и электронно-шумового фона создает необычайное эмоциональное напряжение. Этот ритм нарастающего драматизма проходит через весь балет — от едва ощутимого до трагически обостренного, перерастая в разрывающий душу реквием.

Романтическим пиком первого акта стало адажио героев. Мужественная стремительность танца Альбрехта (Исаак Эрнандес) хорошо сочетается с угловатым и в то же время полным радости танцем Жизели (Эрина Такахаси). Если танец Жизели — это полет любви, то танец Альбрехта — чувственный, импульсивный, но с «задним планом». Здесь проявилось актерское дарование танцовщиков: тонкая нюансировка роли, богатство эмоциональных оттенков и полутонов.

Второй акт — акт духов — завершает драму разрушенной мечты Жизели. Но и в этом фантастическом акте бесцветных теней Эрина Такахаси находит эмоциональные краски для раскрытия поэтической природы своей героини, которая предстает перед нами в образе любящей и страдающей женщины. По приказу повелительницы духов Мирты (Сара Кунди) она начинает стремительно танцевать… Ее быстрые, порывистые движения будто разрывают невидимые путы смерти.

Появление Альбрехта Жизель встречает отстраненно, но оживают воспоминания… Танец Жизели-призрака с Альбертом упоителен и самозабвенен. Он мог бы длиться и длиться, если бы безжалостные духи не пожелали смерти пришельцу. И тогда Жизель бросается на защиту возлюбленного. Она не молит призрачных подруг о пощаде, она требует своего права карать или миловать.

В «Жизели» Хана больше многоточий, чем точек, и в этом, по-моему, особая заслуга хореографа, который дает нам пищу для души и разума, не предлагая окончательных решений.

Спектакль получился необыкновенно театральным и зрелищным.

Теперь о «Тихом вечере танца» Форсайта, цель которого, по мысли автора, «заставить людей лучше видеть балет».

Артисты солируют, проверяют себя в дуэтах, выпендриваются друг перед другом и перед зрителями, временами пародируют, чуток кокетничают — одним словом, дурачатся / Фото: Пресс-служба Международного Чеховского театрального фестиваля

Быстро летит время. Трудно поверить, но Уильяму Форсайту в декабре этого года исполняется 70 лет. В преддверии юбилея хореограф, слывущий «талантливым разрушителем» классического балета, предложил зрителям необычную двухчастную программу, рассказывающую о классических корнях его экзерсисов с линиями и формами тел танцовщиков в пространстве, положивших начало балетной эстетике геометрических линий.

На сцене — семь исполнителей, семь давно состоявшихся артистов, признанных ветеранов «балетного театра Форсайта», обладающих способностью проникновения в самую суть танца и внутренний мир человека, посвятившего себя этому волшебному искусству.

Первое отделение — это своеобразная закулисная разминка перед спектаклем в форме хорошо подготовленной и срежиссированной импровизации. Без музыки. Без декораций. С минимумом света. Слышно только дыхание танцовщиков: то шумное, то тихое, то сбивчивое, прерывистое, то ритмичное… Сложная фразировка дыхания артистов — основной аккомпанемент танца, помогающий выделить геометрические истоки классического балета.

Артисты солируют, проверяют себя в дуэтах, выпендриваются друг перед другом и перед зрителями, временами пародируют, чуток кокетничают — одним словом, дурачатся. Не забывая при этом повторять и представлять классические азы базовой механики балетного языка Форсайта.

Второе отделение — сам спектакль. Используя излюбленный прием музыкального контрапункта, на этот раз музыки барокко Жана-Филиппа Рамо и абстрактного экспрессионизма Мортона Фельдмана, Форсайт сочинил эмоционально-пластическую драматургию сопоставления балетных эпох — классики и современности. Яркие цветовые маркеры перчаток и обуви подчеркивают сложность придуманных Мэтром движений и одновременно создают некую постоянно меняющуюся абстрактную картину бытия на фоне черного задника сцены.

Форсайт сочинил эмоционально-пластическую драматургию сопоставления балетных эпох — классики и современности / Фото: Пресс-служба Международного Чеховского театрального фестиваля

Получился спектакль-концерт, в котором, как в калейдоскопе, исполнители рассыпаются то на солистов, то на дуэты, то на группы, демонстрируя редкостную синхронность индивидуальностей, чистоту линий рук-крыльев парящих в пространстве тел-птиц. Здесь раскованная пластика Форсайта дает простор для искрометного таланта исполнителей.

Двоих хочется отметить особо. Это виртуозный танцовщик Рауф Ясит по прозвищу Резиновые ноги, который на основе уличного брейк-данса создал собственный уникальный язык танца, и имеющий «русскую школу» албанец Бригель Гьокка, выпускник балетного училища в Тиране, организованного в 1956 году русскими педагогами и первыми албанскими профессиональными артистами балета, успешно закончившими хореографические училища в Москве и Ленинграде (ныне — Петербург).

В последний раз опустился занавес. Чеховский театральный фестиваль на примере творчества хореографов Акрама Хана и Уильяма Форсайта вновь убедительно показал, сколь велика сила традиций в искусстве. Художники разных поколений и судеб, разного мироощущения и разного творческого кредо едины в поиске в хореографии своего смысла — телесного и духовного — на основе «классики»; поиске весьма перспективном и успешном.