Михаил Шемякин: Даже ядовитость эпиграмм Гафта важна — для отрезвления!

— Когда видишь, как подробны, какими деталями наполнены рисунки, удивляешься. Вы долго работали над книгой?

— Можете не поверить, но целый год! Ко мне с этим предложением обратился Леонид Роберман. Предложение было интересным, но сначала я долго отказывался, но не потому, что не хотел этого, а потому, что живу в сумасшедшем графике, в нечеловеческом режиме, в котором крайне трудно найти окошко. Но потом я его нашел, а когда нашел — не пожалел. Конечно, работа была колоссальной, говорю без всякого преувеличения. Книга разделена на десять тематических главок: «Беспокойство» и «Любовь», «Детство» и «Философия»… Мне были присланы стихи и обозначены эти циклы, каждый из которых должен был сопровождаться рисунком. И над каждым листом станковой графики я в результате работал месяцами, подолгу. Посмотрите — одних булыжников там можно насчитать тысячи!

— Да там вообще все сплошь из деталей. Улицы, дома, а стоит взглядеться — это превращается в силуэт человека, «растворенного» в городе. Кропотливая работа. Купидоны со стрелами — вроде и иллюстрация, но и насмешка. Стрела куда хочет, туда и попадает.

— Да, правда. В какие места она попала в данной ситуации — тоже видно... Самое главное, мне надо было сначала ознакомиться со стихами, и не просто понять их, а осознать, в чем основная мысль в данной серии, в данном цикле, и найти ключевые моменты, которые потом уже я переносил в рисунок.

«Купидоны», предваряющие главу «Мои эпиграммы» / Рисунок Михаила Шемякина к книге «Ступени»

— Опыт иллюстрирования у вас был, и богатый. Один Высоцкий чего стоит, ваши иллюстрации к его стихам и песням. Но там было другое.

— Другое, верно. Это ведь разные поэты, разные люди, разные судьбы. Это была громадная многолетняя работа. И входило в нее очень многое, просто пышных слов про «воспоминания» и все такое я не люблю. А рисунки к стихам Гафта тоже заняли в жизни большое место. Хорошо, что сейчас вспомнили о книге. Наша беда в том, что все мы несемся, будто в пляске святого Витта, в одно ухо нам что-то влетает, из другого вылетает, поток информации огромен — и что-то неизбежно уходит. С выхода книги прошло несколько лет. Сначала о ней говорили. Но, к сожалению, многие вещи довольно быстро исчезают из человеческой памяти. Думаю, что если бы мы заостряли внимание на определенных книгах и иллюстрациях к ним и делали бы из этого хоть небольшое, но событие, это ничуть не помешало бы нашим, скажем так, образовательным программам. Поскольку сегодня положение с образованием, на мой взгляд, печальное, а в том, что касается нашей памяти и впитывания интересных материалов, так тут вообще наблюдается катастрофическое пустота.

— Стихи Валентина Гафта были для вас откровением?

— Я очень люблю Валентина Гафта как замечательного, энергичного актера, но он, конечно, еще и поэт — многогранный, неравнодушный, что я тоже пытался передать через рисунки. Всегда удивлялся его остроумию, ядовитости его эпиграмм, очень нужных для отрезвления… Я не взялся бы за эту работу, не будь он поэтом настоящим. И моей задачей было создание некоего многогранного листа, состоящего из фрагментов его стихов, трансформированных, переведенных в графику. Все, что я получил, внимательно вычитывалось, обмозговывалось, а потом выплескивалось на бумагу. На счастье, он довольно фигуративный мастер… Вот, скажем, Бродского, с томиком которого я не расстаюсь никогда, я так и не проиллюстрировал. Мне кажется, перевести его поэзию в графику почти невозможно. Но в случае с Гафтом все, надеюсь, получилось.

Заставка главы «Мои посвящения» / Рисунок Михаила Шемякина к книге «Ступени»

— А как бы вы назвали стиль, в котором созданы иллюстрации?

— Вообще это станковая графика. Но… Да, наверное это метафизический сюрреализм. Поскольку сочетание несочетаемого присутствует в каждом рисунке. Что же касается Гафта как личности, то это, во-первых, настоящий профессионал высоченного класса, во-вторых — обаятельнейший человек, а в-третьих — он человек необычайно смелый, что ныне я, признаться, наблюдаю редко. Я человек иной эпохи. Я помню время, когда между строк могли узреть что-то «эдакое», после чего человек мог загреметь и в психушку, а то и дальше. Но Гафт писал и читал свои смелые стихи уже тогда, за что, как говорят французы, перед ним можно снять шляпу. Стоит вчитаться в его строки, и любой поймет, что Гафт — человек очень мужественный. Это одно из тех качеств, которое бесконечно меня в нем восхищает, не говоря о том, что я считаю его грандиозным актером. Вообще в человеке я больше всего ценю честность, мужество и неподкупность и презираю трусость, которой в современном обществе довольно много. В Гафте ее нет.

— А он так и не хочет признавать свои стихи настоящей поэзией…

— В этом тоже большой его плюс — как профессионала, творца. Настоящий творец всегда собой недоволен. Высоцкий, например, страшно комплексовал, не считал себя поэтом, хотя после его ухода Бродский говорил, что в его лице Россия потеряла одного из уникальнейших поэтов, который «ворошил» пласты русского языка, будучи его хранителем, как и экспериментатором. И книгу он ему подписал — «Великому русскому поэту Владимиру Высоцкому», но Володя все сомневался и сомневался… Признаки настоящего мастерства — неудовлетворенность, желание идти вперед и вперед, дальше и дальше. И все это в полной мере присутствует в Гафте. Он относится к себе с некоторым пренебрежением и юмором, что восхищает. Ведь многие, как вы знаете, «несут себя на ладонях», что иногда необходимо для выживании: я топлю всех и таким образом остаюсь на плаву. В творческом мире редко встречались такие дружелюбные люди, как Ван Гог, который мечтал о колонии художников… Обычно каждый из художников считает себя гениальным, а остальных вокруг — бездарями. И идет «кусала» — как говорят на Брайтон-Бич.

— Прелестное слово. У нас кусалы такой тоже достаточно!

— Все дело в том, что в узко очерченной среде творческих людей существовать непросто, это же почти коммунальная квартира, где в одной комнате сидят художники, в другой — еще кто-то, а на кухне происходят баталии. Внутри коммунальной квартиры разыгрываются коммунальные склоки… Учитывая, что интеллигенция — это тоже изолированное в какой-то степени общество, то философски это тоже своего рода коммунальная квартира, в одной комнате которой сидят музыканты, в другой — художники, а на кухне моют друг другу кости. Но возвращаясь к Гафту... Он — отрезвляет. Заставляет на себя посмотреть. И я рад, что мы создали с ним достойную книгу.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Валентин Гафт: Важно не прослыть старым идиотом