Штаб полиции Наполеона

Стоит свернуть в какой-нибудь старый двор, потом завернуть за угол. И вот перед вами открывается совершенно новый и необычный мир, где все дышит историей и памятью былых обитателей этих мест.

Конечно, речь прежде всего, идет о старой Москве. И одним из моих излюбленных мест стали переулки и старые дворы Покровки. Рядом городской шум, сутолока, суета, гомон пешеходов и рев машин, но зайдешь в арку старого доходного дома, и все шумы остаются где-то в другом измерении.

Знакомство с палатами

Так произошло и во время одной из моих давних прогулок по Покровке. Если вы идете от Китай-города в сторону Садового кольца и свернете, не доходя до Колпачного переулка, то почти сразу вам откроется дом, который некоторые исследователи числят за Колпачным переулком, а некоторые за Покровкой. У исследователей старой Москвы он запротоколирован как дом на Покровке №6, строение 2. Но чаще его называют по имени самых известных владельцев - палаты князей Долгоруких. Есть на нем и охранная доска, надпись на которой гласит, что это памятник архитектуры XVI-XVIIl веков.

Это бывший главный дом усадьбы князей Долгоруких – особняк в стиле барокко, построенный в 1764 году на основе стоявших здесь белокаменных и кирпичных палат XVI-XVII веков.

В 1995 году начались работы энтузиастов, которые готовили находившийся в плачевном состоянии дом к реставрации. Прошли натурные исследования, был создан эскизный проект. Почти одновременно была начата и сама реставрация.

В 1997 году работа по восстановлению памятника была завершена и получила диплом конкурса 1996 года «За лучшую реставрацию и реконструкцию в историческом центре Москвы».

Теперь мы можем любоваться этим действительно красивым домом, пережившим пожар 1812 года. Но это его современная история. А в прошлом он пережил множество человеческих трагедий и драм…

Во власти французов

В 1812 году здесь размещалась французская генеральная полиция во главе с комиссарами Виллерсом и Пюжо. Здесь же проходил и суд над 26 московскими поджигателями.

24 сентября 1812 года в доме князя Долгорукова начал действовать военно-полевой суд, или военная комиссия, под председательством генерала Мишеля, командира 1-го гренадерского полка гвардии. Под караулом, без оков, сюда были приведены 26 обвиняемых в московских поджогах. Сохранились протоколы комиссии, где, в частности, признается факт множественных самосудов, когда французские солдаты убивали на месте любого человека, взятого с чем-либо, могущим вызвать пламя, даже свечой.

Из 26 человек 13 были преклонного возраста, возможно, из-за этого не покинувшие город. Девять были солдатами московской полиции. В отношении 10 человек комиссия посчитала вину доказанной, они были приговорены к расстрелу, который должен был быть свершен в течение 24 часов. Остальных, 16, отправили в тюремное заключение «для избежания вреда, который бы они причинить могли».

Одновременно велись работы по созданию полиции.

Ее поручили Мортье и генералу Мийо, а с 20-х чисел сентября к ним присоединился Лессепс.

12 октября появилось объявление о создании police génèral. В нем сообщалось, что «всеобщая полиция учреждается в доме Долгорукова на Покровке в приходе Успения. Канцелярия открыта будет каждодневно от 8 часов утра до 7 вечера. Генерал-комиссары или полицмейстеры будут давать каждодневно аудиенции по утру от 9 до 10, а ввечеру от 3 до 5 часов, кроме воскресенья.

Неподалеку, в доме Румянцева на Покровке, разместился московский муниципалитет. Структура и состав городской полиции были следующие. Во главе 2 генеральных комиссара (обер-полицмейстера): Виллерс и Пюжо. Территория города была разделена на 20 участков, во главе которых были участковые комиссары (приставы). В первую очередь, по мнению историков, таким образом французы хотели показать, что идея поджога Москвы принадлежит не им.

Московская легенда гласит, что церковь Успения на Покровке (ныне не существует, располагалась возле дома по адресу: ул. Покровка, 5) поразила Наполеона своей красотой, и он велел окружить ее караулами и отстаивать от огня. Скорее всего караулы спасали от огня целый квартал: вокруг жили армянские купцы, которые могли обратиться с просьбой о помощи к командиру наполеоновских телохранителей мамелюку Рустаму Разы, армянину по национальности.

Рустам родился в Тифлисе. В 12 лет был украден и продан в рабство. После долгих скитаний и смены хозяев Рустам попал в качестве подарка к Бонапарту, который назначил его своим телохранителем. Находясь в 1812 году в Москве, Рустам часто посещал местных армян.

Сохранился любопытный документ, проливающий свет на поведение мамелюка во время пребывания императора в Москве. «В доме гг. Лазаревых жил в 1812 году французский благонамеренный генерал; как он, а больше еще приближенный императора Наполеона, некто из армян, любимый мамелюк Рустам, испросили у Наполеона повеление, чтобы весь квартал, от Покровки до Мясницкой улицы, и все то, что принадлежит Армянской церкви, было сохранено и не подвергалось бы пламени, для чего были повеления и военные французские караулы, что соблюдалось до выхода французов». Позже мы еще вернемся к этому персонажу, благодаря которому уцелели некоторые важные архитектурные объекты исторической Москвы.

Пыточные Малюты

Но людская молва связывает с этим домом и более древние легенды. Говорят, что и сегодня здесь можно услышать по ночам стоны, которые доносятся глубоко из-под земли. По поверью на этом месте были пыточные подвалы Малюты Скуратова. Призраки замученных им людей, чьи души так и не смогли успокоиться, и стонут по ночам, наводя леденящий ужин на случайно забредших в глухой дворик прохожих.

Архитектор Дмитрий Сухов, которому принадлежит заслуга реставрации Кремля в ХХ веке и первый директор Государственного музея архитектуры им. Щусева Николай Виноградов считали, что в XVII столетии палаты принадлежали боярину Василию Стрешневу, тестю царя Михаила Фёдоровича, заведовавшему Приказом золотых дел, а затем Кириллу Нарышкину, воеводе и деду Петра Великого. Новый владелец - стольник Лука Софронович Хитрово до 1710 (год его смерти) завещал палаты жене Ирине Михайловне (Голицыной). А та продала вдове Василисе Парфеньевне Еропкиной, уступившей владение сестре Ксении Парфеньевне (в 1714), вдове стольника Ивана Петровича Бунакова.

Дом был дом завещан ее внучке, княжне Екатерине Борисовне Куракиной, по мужу Бутурлиной.

В начале XVIII века этими палатами владели Бутурлины, потом генерал-майор князь Константин Кантакузен, потомок древнего византийского рода, представители которого обосновались в России после Прутского похода Петра I.

В 1744 году палаты были куплены капитаном Бутырского пехотного полка князем Алексеем Долгоруковым. Он был потомком тех самых Долгоруких, которые вели свой род от основателя Москвы. Он через несколько лет приобрёл два соседних участка и начал перестраивать старые палаты, значительно их увеличив.

Долгоруков перестроил палаты, поручив архитектору Василию Яковлеву создать дворец в стиле пышного елизаветинского барокко. Дворец вышел на славу — фасад и план этого здания великий русский зодчий Матвей Казаков поместил в свой альбом наиболее примечательных строений Москвы.

Алексей Алексеевич Долгоруков умер в 1782 году и завещал дом в пользу бывшей крепостной, купчихе Мырновой, и общим детям (1805). После его смерти, в самом начале XIX века дворец стал предметом судебной тяжбы, в связи с чем была составлена подробная опись владения.

Описание усадьбы

От Покровки усадьба отделялась каменным забором с железными воротами, за ними на площади в полгектара располагался фруктовый сад из 80 деревьев, а уже за садом, в глубине, находился главный двухэтажный каменный дом, к которому вела от улицы широкая въездная аллея.

Парадный двор, своими сложными криволинейными очертаниями скрадывающий асимметрию основной планировки, опоясывала невысокая декоративная ограда со львами, держащими в зубах цепи. Рядом с палатами находились кузница, конюшня, деревянные флигели, а на берегу пруда стояла баня.

Интерьеры господских покоев поражали роскошью: стены были отделаны штофом, комнаты обогревались голландскими изразцовыми печами, в залах стояла дорогая мебель, подвалы ломились от съестных припасов и вин.

Среди примечательных жильцов дома (на время судебного разбирательства он находился в опеке и сдавался внаем) были калужский губернатор (в 1811-16 гг.), впоследствии сенатор, действительный статский советник Павел Никитич Каверин (1763-1853) — отец Петра Каверина (1794-1855), члена «Союза благоденствия», кутилы и дуэлянта, приятеля Пушкина.

Затянувшееся судебное дело о наследстве закончилось лишь в 1818 году, и новым хозяином стал отставной капитан князь Михаил Долгоруков, племянник предыдущего владельца.

Человек он был жестокий и вздорный, за издевательства над своими крепостными его сослали в Вятку, а усадьба вновь оказалась в ведении опеки.

В дальнейшем, после его смерти через 10 лет после ссылки в 1841 году, владение перешло в купеческие руки Перешивкина и Сиротинина и стало использоваться для хозяйственных и торговых нужд.

В начале XX века под палатами случайно обнаружили подземную галерею, где на полу лежали несколько старинных книг и палка с золотым набалдашником.

Старожилы дома утверждали: ещё в 1905 году плита в полу поднималась, и в галерею можно было проникнуть. Во время последующих ремонтов плиту замазали цементом.

Этот вход Игнатий Яковлевич Стеллецкий, археолог и исследователь подземной Москвы, обнаружил в нижнем этаже дома, в той комнате, где в стенах и потолке были вмурованные кольца, но получить разрешение на вскрытие плиты, как ни бился, не смог.

Битва за дом

Впрочем, на реставрации в конце прошлого века злоключения дома не закончились. Еще пять лет назад Москомнаследие билось за его спасение. Прошло заседание Арбитражного суда Москвы по делу об изъятии объекта культурного наследия за нанесение ущерба у собственника - ООО «Аудит Хаус». В 2001 году собственником здания стало ООО «Аудит Хаус». Компания взяла на себя полную ответственность за сохранность памятника и обязалась в 2001-2002 годах полностью его отреставрировать и благоустроить территорию, сказала сотрудница комитета.

По ее словам, в 2002 году собственник частично починил кирпичную кладку и белокаменные детали, затем работы остановились. Неоднократные проверки Москомнаследия фиксировали неудовлетворительное состояние здания: обрушение части стен, отсутствие кровли, стропил, чердачного перекрытия, полов и потолков. Несколько лет направляемые в адрес собственника предписания о необходимости возобновления ремонтно-реставрационных работ оставались без ответа. Тогда Москомнаследие направило в Арбитражный суд Москвы заявление об изъятии здания у собственника. Суд 10 сентября 2008 года запретил собственнику распоряжаться объектом и совершать любые сделки.

Сейчас дом находится во вполне приличном состоянии. Но вот жизни в нем мне обнаружить не удалось. Разве что исключением спортивного клуба то ли рукопашников, то ли каратистов, которые обосновались в его подвале и проводили тренировки на свежем воздухе. Вряд ли они задумываются о прошлом этого удивительного дома. Да и стоны замученных призраков их тоже, скорее всего не беспокоят.

Архитектор Николай Виноградов

Исследовавший палаты Долгорукова архитектор Николай Дмитриевич Виноградов заслуживает отдельного рассказа. Он был не только реставратором и архитектором, но и замечательным фотографом и коллекционером. Родился в селе Гнилец (Глинец) Орловской Губернии 15 мая 1885 года, где дед по материнской линии (Федор Иванович Бакхаус), агроном из Австрии, управлял имениями.
Его отец - земский фельдшер, получил работу на строительстве Китайско-манчжурской железной дороги, и семья перебралась в Томск, а затем в Харбин.

С 1901 года Виноградов учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, которое окончил в 1915 году. Во время учебы работал у ряда московских зодчих (например, Клейна). Был известен как «староста» (распространитель билетов) Художественного театра, один из руководителей боевой дружины училища, просидевший после московских событий 1905 года около 7-ми лет в тюрьмах.

Виноградов был организатором «Первой выставки лубков» (1913), сотрудничая с художниками авангарда Ларионовым и Гончаровой. С этого момента он стал собирать пряники и его коллекция составила около 2500 штук (ныне в Государственном музее этнографии. Санкт-Петербург).

Во время Первой мировой войны Виноградов работал в земском строительном отряде на линии фронта, затем был во Пскове, где фотографировал памятники древнерусской архитектуры. В 1918 году был приглашен архитектором Малиновским в Наркомат имуществ республики в качестве его заместителя, руководил там комиссией по охране памятников, перешедшей в подчинение Моссовета. Он тиражировал «Окна РОСТА», будучи другом художника-инициатора их создания Черемныха. Естественно, общался с Владимиром Маяковским.

Как специалист по охране наследия Виноградов сотрудничал с Щусевым, принимая участие в обосновании генерального плана «Новая Москва». Он был инициатором обследования городской застройки для выявления ценных деревянных зданий, организовал выставку «Уходящая деревянная Москва» (1921).

В 1923 году Виноградов создал при общественной комиссии «Старая Москва» секцию регистрации архитектурных памятников (1926), передав в нее собранные ранее материалы и списки московских зданий. С 1925 года Виноградов занимался реставрацией Китайгородской стены, Сухаревой башни, Триумфальных ворот и Красных ворот, грота в Александровском саду и ограды сада.

Сегодня отреставрированные палаты Долгоруких неожиданно открываются любопытным путешественникам во всей красе. / Фото: Олег Фочкин, «Вечерняя Москва»

С 1931 года Виноградов занимался реставрацией стен и башен Московского Кремля, а также Благовещенского собора, установив его первоначальные формы. В середине 1930-х годов он был инициатором создания и ведущим сотрудником Музея Всесоюзной академии архитектуры, писал «паспорта» на памятники и составлял их списки. Он вел реставрацию театра Гонзаго в усадьбе Архангельское, выявлял первоначальные формы Покровского собора (храма Василия Блаженного) на Красной площади. Перед самой войной и вплоть до эвакуации 1941 года он занимался организацией музея Московского архитектурного института, руководил студентами и аспирантами. В годы войны Виноградов (ранее член специальной комиссии по работам в Троице-Сергиевой лавре), возглавлял ее реставрацию.

С 1947 по 1957 год Виноградов создавал Государственный музей русской архитектуры при поддержке Щусева и был первым директором этого музея.