Офицерское Эльдорадо

Во второй половине XIX века Петровский парк оставался излюбленным местом как для дач, так и для увеселений, только теперь здесь появились и новые дачники, и новые увеселения. Тут стали строить виллы купцы, промышленники – они и принесли сюда свои развлечения в виде ресторанов с цыганскими представлениями и кутежами.

Ресторация Скалкина

Одним из самых известных заведений был ресторан Скалкина. Сейчас это пересечение улиц Красноармейская и Серегина, а тогда Зыковский и Пеговский переулки.
Купец Илья Арефьевич Скалкин обладал красивым тенором. Поначалу сам пел в ресторанах, потом собрал собственный хор, много лет работал со своими артистами в ресторане «Золотой якорь», в ноябре 1899 года приобрел собственный ресторан «Эльдорадо» в Петровском парке. Об этом даже написала газета «Новости дня».

Это был небольшой деревянный дом, обставленный однако с известной долей изящества. У Скалкина выступала знаменитая цыганка Варя Панина. Сюда приезжали смотреть на огненные пляски Саши Артамоновой. Купцы кутили, ресторан приносил колоссальную прибыль. И уже в 1908 году Скалкин отстраивает новое здание, по проекту, над которым трудились архитекторы Поликарпов и Кекушев. Кекушев разработал все металлические «украшения»: флагодержатели, фонари-торшеры, ограду. В залах стояла самая дорогая мебель, изготовленная по специальному заказу на фабрике художественной мебели В.Смирнова.

В ресторане был зимний сад, обставленный тропическими растениями, с поющими канарейками, которые жили в этом саду, пели и летали на свободе. А при этом же саде здесь имелись чудесно отделанные удобные кабинеты. В саду была устроена обширная сцена, на которой выступали арфистки, песенники и шансонетки. Хор считался хорошим. Недурен был и буфет. Официанты жили рядом, в дворовом доме.

Среди старых московских официантов Скалкин был фигурой легендарной. «Личность этого предпринимателя, – утверждал прекрасный знаток старой Москвы Евгений Иванов, – своей популярностью едва ли не равнялась с пресловутым разбойником Чуркиным. Так его даже называли. Рассказывали, что будто бы подвыпивших гостей своего ресторана он заманивал в ночное время к себе на дачу, угощал наркотиками, обыгрывал в карты, иногда просто грабил и в бесчувственном состоянии или мертвых завозил на пустыри и в канавы, где и бросал на произвол судьбы. Полиция у этого субъекта была вся своя, как называли тогда, купленная, на месячном жалованье, а в прокуратуре помогали невидимые связи».

Госпиталь

А потом началась война. Раненых помещали везде, где только было возможно, – в московских монастырях, в народных домах, при музее Александра III, в популярных местах развлечений: Славянском и Купеческом клубах, Литературно-художественном кружке. Главноначальствующий над Москвой предложил владельцам целого ряда популярных ресторанов и клубов: театра Зона, «Альказара», «Аполло», «Победы», ресторана Скалкина, «Аркадии», «Золотого якоря», «Тиволи», «Фантазии», Потешного сада, «Новых сокольников», Богородского сада-театра и Тестовского поселка – немедленно предоставить свои помещения в распоряжение городского головы для размещения раненых.

Примером помощи со стороны домовладельцев служит поступок Н. И. Скалкиной-Девойот – владелицы «Ресторана Скалкина». Благодаря ей и специально образованному под ее началом дамскому комитету в помещении ресторана было устроено пристанище на 350 человек. Большие залы приспособили под общежития для одиноких мужчин и женщин, а семейных разместили в артистических уборных. Одно из помещений отвели под «очаг» (ясли) для детей. Приют просуществовал до января 1915 года, когда хозяйка ресторана решила, что «гостям» пора и честь знать.

В других местах госпитали просуществовали до весны 1916 года.

Закрыли ресторан в 1918 году из-за очередного ночного скандала. В это время в стране был объявлен сухой закон, производство и продажа спиртного запрещалась, что, безусловно, негативно сказывалось на ресторанном бизнесе и, возможно, не всегда строго соблюдалось. Есть легенда, что на этом и погорели эльдорадовцы...

Дом офицеров

Здесь есть зал, в котором Ленин выступал в 1918 году с речью «Советская республика в опасности».

А в середине 1920-х тут расположился Дом Офицеров. Местная молодежь ходила сюда на танцы и в кино. Видимо в память бывшего ресторатора приглашение на танцы звучало как: «К Скалкину пойдем?».

В 1986 году, в кинозале Дома Офицеров перед сеансом обвалилась крыша, и как говорили чердачные перекрытия, никто не пострадал, так как зрителей в зал ещё не запускали. Около 12-15 лет после этого случая, здание простояло за забором, постепенно саморазрушаясь.

Затем Дом Офицеров выселили, и здание поставили на капремонт. Сейчас в нем расположилась металлургическая компания «Мечел», на ее же средства и был проведен ремонт здания.

Из городской хроники

«Московский листок» 25 марта 1905 года
Переполох в «Эльдорадо»
Вчера ночью загородном ресторане "Эльдорадо", в Петровском парке, произошел переполох. Один из посетителей некто Ф-в, вынимая из кармана портсигар, вместо него случайно вытащил револьвер, который обратно сунул в карман, причем произошел выстрел. Пуля попала в потолок, слегка ранив в щеку самого Ф.

«Московская жизнь» 23 мая 1906 года
21 мая, проживающий в доме Селезнева, на Бутырках, крестьянин Василий Гаврилов Соболев, 32 лет, сидя в общем зале загородного ресторана «Эльдорадо» в Петровском парке, внезапно схватил со стола бутылку из-под коньяка и запустил ею в артистку этого ресторана, германскую подданную, Антонию Клейн, сидевшую за несколько столиков от него, причем причинил Клейн рассеченные раны на левом виске и брови.
В ресторане произошел переполох. Клейн лишилась сознания. Ее перенесли в отдельный кабинет и здесь пострадавшей была подана первая помощь.
Соболева задержали и отправили в участок.

2 сентября 1919 года
В заметке «В наших красных театрах» рассказывалось о красноармейском клубе им. Розы Люксембург, что «в бывшем ресторане Скалкина, где в былые дни прожигала жизнь буржуазия», а ныне работает «Театр артиллеристов». Тут недавно поставили пьесу «Без солнца» Вейнберга, и сама пьеса очень посредственная, но играли хорошо, лучшими были тов. Тарабакина и тов. Красковский, а тов. Бобырь был очень неровен.

Эльдорадовские переулки

Мало кто в Москве знает где находится улица Эльдорадовская. А их было четыре, там жили цыгане из ресторанов Петровского парка. Она является продолжением улицы Пилота Нестерова, до Планетной.

Первоначально переулок назвался Монастырская Земля, в 1922 году получил название улица Цыганский Уголок, поскольку здесь жили цыгане, певшие в ресторане «Эльдорадо». По этому ресторану улица в 1951 году была переименована в 4-й Эльдорадовский переулок.

После исчезновения в 1968 году трёх остальных номерных переулков в названии этого переулка номер был устранен и он стал называться Эльдорадовский переулок. Впоследствии название было перенесено на соседнюю улицу.

Из книги Николая Соколова-Соколенка «По путевке комсомольской»

«…В нашем переулке и возвышался ресторан Скалкина, а совсем по соседству — перейти дорогу — знаменитая «Стрельня». Так что не раз мы бывали свидетелями различных художеств ресторанных и трактирных гуляк, частенько вырывавшихся из этих заведений на улицу. Теперь хозяевами достопримечательных зданий являются совсем иного назначения учреждения: в первом — Дом офицеров прославленной академии имени Жуковского; во втором — Центральный музей авиации и космонавтики (тут автор запамятовал и перепутал с «Аполло», «Стрельня» находилась в другом месте. – ОФ.)

Мне особенно запомнились ранние финалы кутежей известного фабриканта — не то Саввы, не то Викулы Морозова. Он наведывался к Скалкину частенько, по-видимому, это было излюбленное место отдыха богача. Гулянка кончалась обычно утром, но уже не в самом ресторане, а в полюбившемся ему мужицком трактире, находящемся на противоположном от ресторана углу. Сюда он переходил с ватагой своих нахлебников напоследок, чтобы выполнить ритуал посошка и отвести душу за чашкой чаю. Но главным для фабриканта было, по-видимому, все же не это.

Апофеозом всему становился его «парадный выход к народу», чтобы показать себя и поглумиться над простым людом. Кутила выходил со своей пьяной свитой на крыльцо трактира, по-купечески низко кланялся уже скопившейся для такого случая толпе завсегдатаев, затем медленно и важно вынимал из бокового кармана специально приготовленную пачку новеньких рублевок и, держа ее на виду, начинал хрипло-пьяным голосом держать речь. Звучала она примерно так.

— Здрасьте, добрые люди! Пришли со мной повидаться? Спасибо, спасибо вам. И я без вас не могу, так как сам из таких же вышел. Кто там гуляет, — показывал он на ресторан, — как вот и эти, что со мной, — все это мерзавцы, дармоеды паршивые. Захочу — всех с потрохами купить могу!.. А вот вам я от всего сердца! Нате, берите вашу долю! — И Морозов начинал разбрасывать в разные стороны по десятку рублевых бумажек. Начиналась невообразимая суматоха, давка. Все бросались ловить летящие бумажки, сбивая друг друга с ног и вступая из-за них в драки. Вот это ему, Морозову, по-видимому, и нравилось больше всего.

Был случай, когда одну рублевую бумажку ухитрился поймать и я, но тотчас же получил от какого-то детины оглушительный удар по голове и очнулся уже дома, да еще с вывихнутым коленным суставом. А чтобы не проявлял больше ненужной прыти, получил внеочередную «добавку» и от отца.

Скалкинский переулок, где проходило мое раннее детство, как, впрочем, и все прилегающие переулки, был заполнен маленькими, дачного типа, домиками, постояльцами которых были преимущественно цыгане различных московских хоров. Непосредственными нашими соседями по дому были цыгане знаменитого хора «Яра».

Среди цыган, живших в нашем переулке, нашелся и такой, которого мы, соседские ребята, по-настоящему любили и к которому были необычайно привязаны. Этот уже немолодой бородатый почитаемый нами дядя Сеня считался, как тогда говорили, чуть ли не «самым главным» гитаристом на всю Москву. Люди отдыхают по-разному — дядя Сеня свой отдых и удовольствие находил среди детей, организуя для нас всевозможные игры и занятия. Несмотря на заметную тучность, он с юношеским задором играл с нами в бабки, городки, лапту и горелки, а когда надоедало и это — вступала в права его любимая гитара, под аккомпанемент которой дядя Сеня начинал напевать вполголоса какие-то очень заунывные цыганские песни. И своей исключительной любовью к этому инструменту, которую я пронес через всю жизнь, я обязан именно времени далекого детства.

Однако, вспоминая о добром цыгане Сене, нельзя не сказать о самом главном, чем он буквально покорял наши мальчишеские сердца. Дядя Сеня был страстным любителем и великолепным мастером по изготовлению огромных, раза в полтора больше моего роста, бумажных и полотняных змеев. Для всех было большущим праздником, когда мы, ребята, вместе с ним строили и конечно же испытывали и запускали их на Ходынском поле, около которого тогда жили.

При этих праздничных запусках змеев захватывающе интересным было все. И сам поход на Ходынку, когда во главе нашей команды важно шествовал бородатый атаман, и запуск змея-гиганта, когда нам, ребятам, доверялось держать его на старте, чтобы вовремя и аккуратно отпустить на подъем, и конечно же после достижения змеем предельной высоты получить разрешение вместе с хозяином змея подержаться за бечевку и испытать, с какой силой рвется он вверх. Но особый восторг здесь вызывали у нас еще две вещи. Во-первых, послушать, как лихо работали прикрепленные к змею трещотки, от шума которых шарахались в стороны ломовые и извозчичьи лошади, а во-вторых, посылка — наших к змею — именных писем, которые потом раздавались нам как своего рода сувениры. Что касается эффективности змеевых трещоток, то о их силе воздействия на нормальную работу главного для тех лет конного транспорта можно судить хотя бы по такому факту. Как-то в один прекрасный день к нам на Ходынку пожаловал полицейский. Он заставил приземлить воздушного «нарушителя правопорядка» и пригрозил при повторении безобразий отбирать и ломать наши грохочущие самоделки, а дядю Сеню познакомить поближе с полицейским участком...

Жизнь по соседству с Ходынкой оказалась для меня счастливо-примечательной и потому, что мы, мальчишки этого района, стали свидетелями полетов здесь первых русских авиаторов: Уточкина, Ефимова, Прохорова и Россинского. Мог ли я подумать тогда, что всего через два десятка лет, в тридцатых годах, на этом же самом Ходынском поле будет базироваться летно-испытательная станция Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н. Е. Жуковского, которой я буду командовать, и, как летчик-испытатель, принимать участие в завоевании нашей авиацией новых высот и скоростей...»

Лев Николаевич Кекушев (1863-1917) 

Гражданский инженер. Один из лучших мастеров московского модерна.

Родился в Симбирской губернии. Первоначальное образование получил в виленском реальном училище. Окончил Институт гражданских инженеров (1883-88). Определен помощником производителя работ по постройке скотозагонных дворов и водонапорной башни на петербургских скотобойнях.

В 1889 направлен в Москву помощником архитектора Христофора Эйбушитца на постройку центральных бань и Охотного ряда. В течение всего этого времени производил работы по отделке интерьеров, а также изготавливал рисунки для бронзовых, деревянных и цинковых вещей для различных фабрик в городе Москве. Ему были поручены работы по декорированию думы, вокзала и коронации Александра III и павильона для встречи императора.

В 1893-98 - участковый архитектор Московской городской управы. В период подготовки к торжествам в честь коронации Николая II (1896), перестраивал Северный вокзал в Москве и станцию в Мытищах.

В 1897 - московский губернский архитектор.

Преподавал в Строгановском (1898-1901) композицию, серебряную и железную ковку и в Инженерном училище композицию и железную ковку (1903-05).

Член Совета Московской Глазной больницы, архитектор императорского Московского технического училища.

Архитектор Поликарпов

Николай Дмитриевич Поликарпов (биографические данные неизвестны) — русский архитектор, один из мастеров московского модерна. В 1901 году окончил Императорскую Академию художеств. Служил старшим техником при Московской полиции. С 1916 года состоял техником Московской городской управы. Основные работы Поликарпова осуществлены в стиле модерн и в псевдорусском стиле. Самым значительным произведением архитектора является старообрядческий Успенский собор «на Апухтинке». Кроме того построил ресторан Скалкина «Эльдорадо» (использован переработанный и дополненный проект Кекушева), осуществил устройство зверинца и зоологического музея во владении Владимира Дурова (1911—1912, улица Дурова, 4), приспособил дом Смирнова под синематограф (1912, Тверской бульвар, 18, во дворе).

Ресторан Эльдорадо.
Петровский парк.
Первопутка.
На Тверской-Ямской мороз трещит,
В Эльдорадо по ней троичка катит,
От коней клубами пар валит,
Снега пыль из-под саней летит.
Эй, брось, не морозь, погоди,
В Эльдорадо согреемся мы,
В Эльдорадо ведь хозяин уж таков,
Чем желаешь, всем уважит, вот каков!
Ямщик то и дело кричит: Эй, правей!
Первопуточку справляет купчик на ней;
Но вот стала тройка у крыльца,
Два швейцара встретили купца!
Эй, брось, не морозь, погоди,
В Эльдорадо согреемся мы,
В Эльдорадо ведь хозяин уж таков,
Чем желаешь, всем уважит, вот каков!
Купцу так весело было в Эльдорадо,
Что уж лучшего желать не надо,
И с веселою и радостной душой,
Купчик наш на троичке отправился домой.
Эй, брось, не морозь, погоди,
В Эльдорадо согреемся мы,
В Эльдорадо ведь хозяин уж таков,
Чем желаешь, всем уважит, вот каков!
Все там дешево и все там есть,
Всех затей нельзя и перечесть,
Всем весельям вы веселье там найдёте,
Развесёлые домой пойдете.
Сам Илья Арефьич Скалкин,
Веселя своих гостей,
Правит хором русских песен,
Угождая песней сей.