Человек-невидимка

[b]Все болельщики, конечно же, слышали в конце трансляции футбольного матча: "Режиссер - Ян Садеков". Мы не видим его на экране, не слышим его голоса, но без него мы бы вообще ничего не увидели.[/b][b]– Начну с традиционного вопроса – как ты попал на телевидение? У меня такое ощущение, что ты и телевидение – понятия абсолютно неразделимые.[/b]– Да нет, оно благополучно существовало и до меня. Я пришел лишь в 1966-м. В ту пору я учился на режиссерском отделении Института культуры, надо было начинать работать по специальности – то ли брать какой-то театральный коллектив…[b]– МХАТ, например.[/b]– Жаль, что ты мне тогда не посоветовал. Пришлось довериться совету жены, она уже работала на телевидении. Вот и я вслед за ней с октября 1966 года стал, как ты подметил, абсолютно телевизионным человеком. Мой первый учитель – замечательный режиссер Павел Романович Резников.[b]– Но в спортивную редакцию ты сразу не пошел.[/b]– Я фанатично любил спорт, был страстным болельщиком, во время службы в армии даже довелось сыграть на первенстве Украины за «Спартак» (Белая Церковь). Работать в спортивной редакции было моей мечтой, но пришлось бы бросить учебу, ведь тогдашнее спортивное телевидение – это работа день и ночь. Зато, получив диплом, сразу пришел в спорт, прекрасный человек и режиссер Николай Николаевич Аристов взял меня ассистентом. Первое время я больше занимался тематическими передачами, к прямым трансляциям он меня допустил не сразу, но, сидя рядом с ним, я не просто учился азам мастерства, а пытался выработать собственное видение, хотя возможности режиссерской фантазии тогда были ограничены всего лишь четырьмя камерами. Именно в ту пору появилась идея поставить одну камеру за воротами и показывать футбольные пенальти, так сказать, крупным планом. Кстати, впоследствии это, на мой взгляд, помогло отменить одно ошибочное решение, принятое футбольным руководством по указанию сверху.[b]– Ты имеешь в виду тот год, когда победитель матча в обязательном порядке определялся с помощью пенальти?[/b]– Конечно, все люди, мало-мальски понимающие в футболе, были против, и в первую очередь сами футболисты.Относились они к этому новшеству, мягко говоря, иронически, а иногда просто превращали послематчевые пенальти в фарс. Вот наша камера все это откровенно и показала – и как вратарь в недоумении обиженно разводит руками: мол, что же ты делаешь, договорились ведь, и как игрок команды соперника всем своим видом извиняется, а другой с откровенной ухмылкой бьет мимо.[b]– Ты показал, а я соответствующим образом прокомментировал…[/b]– В итоге обоим нам намекнули, что пора собирать вещички и на телевидении нам больше не работать. Если бы не статья, появившаяся на следующий день в «Правде» (а точка зрения центральной партийной газеты тогда была неоспорима), мы сейчас делились бы совсем другими воспоминаниями.[b]– Но на самом деле мне, как и тебе, невозможно представить свою жизнь вне телевидения.[/b]– Почти все наше поколение телевизионщиков – это романтики, которым было плевать на гонорары, популярность и прочее, мы просто вкалывали и получали удовольствие от хорошо сделанной работы. Я ведь детдомовский, мне нелегко пришлось пробиваться в жизни, все своим трудом, блата – никакого, денег – тоже, да и не имели они такого значения – место в эфире купить было нельзя.[b]– Я до сих пор помню твои трансляции с соревнований по такому статичному, маловыразительному, с точки зрения телевизионного показа, виду спорта, как штанга. Тогда в эфире царили два Яна – режиссер Садеков и комментатор Спарре.[/b]– Спарре был удивительный человек, фанат штанги, хотя блестяще комментировал и другие виды спорта. Может быть, его азарт передался и мне, захотелось не просто показать: подошел–взял–поднял. Мы поставили камеру за кулисами, чтобы зритель видел, как спортсмены готовятся к выходу на помост, наблюдают за соперником, реагируют на то, какой ему ставят вес… Я помню чемпионат мира 1974 года, последний подход Давида Ригерта, секунды бегут, напряжение страшное – а он замер, приложил палец к губам и поднял! Что тут было! На трибуне сидела его жена – она закрыла глаза. Это лицо и палец у губ за секунду до славы – таким кадрам могли бы позавидовать кинорежиссеры.[b]– Я думаю, во многом благодаря высококлассной работе режиссеров спорт был в те годы невероятно популярен в нашей стране.[/b]– Согласен, но я против того, чтобы спорт отождествляли с политикой. Интерес к хоккею, например, в 70-е годы был невероятным, достижения – блестящими, но на отношение к этому виду спорта влияло то, что Л. И. Брежнев был страстным его поклонником. Поэтому каждая игра нашей сборной, особенно с канадцами, приобретала масштаб политической акции. А не дай бог, если в кадре мелькнет флаг «неугодного» в ту пору государства – Израиля, Южной Кореи или Тайваня, весь матч сидишь как на иголках. Если на матче присутствовал Брежнев, была установка: показывать его только в первом периоде, ибо генсек сильно нервничал, начинал беспрерывно курить, лицо его багровело – в таком виде лидера страны не следовало демонстрировать советским зрителям. Нельзя было показывать драки между хоккеистами, особенно между нашими и чехами в конце 60-х годов, вскоре после чехословацких событий. Но что это за хоккейный матч без силового единоборства! Один раз, когда Васильев долго бил канадца Хендерсона у борта, я не выдержал и дал поясной план – голова Хендерсона моталась, как груша! Но все сошло с рук, потому что наши победили.[b]– Пришли новые времена. На Первом канале очень мало спорта.[/b]– Это больная тема. На всех центральных каналах спорта почти нет. Разве что ночной бокс из Лас-Вегаса.[b]– Может быть, это одна из причин того, что у вас с режиссером Паниной нет учеников?[/b]– Многие из тех, кто был у меня ассистентом, сейчас работают на других каналах – Гришин, Зеленов, Меркулова. Но вообще специальной подготовки телевизионных режиссеров, особенно спортивных, нет.[b]– Я знаю, что сам ты футбольный болельщик. Но почему именно «Торпедо»?[/b]– В студенческие годы я руководил Театром миниатюр во Дворце культуры автозаводцев, к тому же на ЗИЛе работали мои тесть, теща, шурин, но болеть за «Торпедо» я начал совсем пацаном, в первые послевоенные годы. Помню, играли на Кубок «Спартак» и «Торпедо», мы в детдоме слушали трансляцию по радио и все, буквально все, болели за «Спартак», а я решил, что это несправедливо, и решил болеть за «Торпедо». С тех пор это моя команда.[b]– Для меня «Торпедо» 1960 года, когда они выиграли Кубок и чемпионат страны, – лучшая команда в нашей стране, которую я видел за всю свою жизнь. А как ты относишься к перемене названия на новое, «Москва»?[/b]– С сожалением, даже с горечью. Для меня понятия «Торпедо» и ЗИЛ неразделимы. Но команде все равно буду верен.[b]– А что, кроме телевидения есть в твоей жизни? Книги, музыка?[/b]– Люблю Гершвина. Читаю историческую литературу. Современных авторов не воспринимаю – скучно…[b]– А театр? Телевизионная режиссура сродни театральной?[/b]– Нет, она, скорее, ближе к кинематографу. Но режиссер телевидения обладает уникальной возможностью – возможностью живого монтажа. Это то, что я люблю больше всего – работа в прямом эфире, тебе подвластны несколько камер, и ты, как кукловод, дергающий за нити, не имеешь права ошибиться… Как-то довелось транслировать скучнейший футбольный матч, вялые игроки буквально ползали по полю, мы сами чуть не засыпали перед мониторами – и вдруг на перекладину ворот село десяток воробьев.Я стал их показывать. Воробьи сидели спокойно – атак на ворота не было, их никто не беспокоил. Именно эти воробьи помогли точно передать характер матча, в котором ворота превратились в «край непуганых птиц». Мне потом рассказывали, что зрители у экранов буквально рыдали от смеха. А например, во время одной трансляции оператор подсмотрел целующуюся парочку на верхнем ряду трибун – и я ее дал в эфир, хотя, как ты помнишь, тогда в СССР секса у нас не было.[b]– Ведь это ты придумал начинать трансляции со стадиона «Динамо» с показа Ленинградского проспекта, хотя в первый раз чуть не довел до инфаркта отдел выпуска: они ждали футбола, а тут на экране станция метро, люди, спешащие на стадион… Я, кстати, вел тот репортаж.[/b]– И добавил лирики: заговорил о запахе свежескошенной травы.[b]– Одним словом, мы тогда «не вписались в формат». А как ты попытался совместить луну с мячом…[/b]– Я держал луну крупным планом, а потом плавно перешел на мяч – и тут началась игра.[b]– Какие виды спорта наиболее сложны для показа?[/b]– Для меня – легкая атлетика и гимнастика, где соревнования проходят одновременно на нескольких площадках, в разных секторах стадиона.[b]– Наверняка за твою долгую телевизионную жизнь происходило немало интересного, смешного, курьезного?[/b]– Достаточно вспомнить хотя бы тот эпизод, когда я по твоей милости сидел полуголый в аппаратной…[b]– Это была жертва во имя общего дела. В те времена нельзя было выходить в эфир «без галстука». Я пришел на работу в куртке, поскольку, естественно, появляться на экране не собирался. Но возникли непредвиденные обстоятельства: матч надолго задерживался, нужно было выйти в эфир, дать разъяснения зрителям – и вот тогда пришлось собирать мне одежку «с миру по нитке»: с диктора сняли пиджак, а ты мужественно снял с себя рубашку и галстук.[/b]– Мы с тобой были свидетелями еще одной поистине трагикомической ситуации, произошедшей с Николаем Озеровым. В те годы хоккейные репортажи велись прямо с трибун, комментатор располагался у самого бортика, рядом ставили монитор, в руки микрофон – и давай! Однажды игроки, завязав силовую борьбу, врезали Николаю Николаевичу клюшкой прямо по лбу. Кровь залила лицо, Озеров упал. И все это на глазах у 15 тысяч зрителей! Озерова увели, все волновались: что с ним, как? Но после перерыва дядя Коля опять был на месте с пиратской повязкой на глазу и фирменным: «Мы продолжаем наш репортаж…» А сам все посматривал на правительственную ложу. Я после матча ему сказал: «Николай Николаевич, наверняка вам теперь дадут Героя».[b]– Кстати, после этого случая Владимир Писаревский решил вести репортаж в шлеме, который оказался на два размера больше и все время сползал ему на глаза.[/b]– Помню, кто-то из хоккеистов подъехал и шутя ударил ему по шлему клюшкой. Вспоминать истории можно бесконечно. Прямой эфир – это сплошные неожиданности. Сколько раз с одним только светом возникали проблемы! Помню, «Спартак» играл с «Торпедо», счет 3:3, и вдруг на восточной трибуне гаснет свет. И как раз в этот момент Кечинов забивает гол! Хорошо, его с нижней камеры удалось показать. Но сколько нервов! Впрочем, напряжение всегда страшное, но такое удовольствие получаешь, когда приносишь людям радость… Поэтому можно сказать: жизнь мы прожили не зря.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[/b][i]Садеков Январь Юсипович. Режиссер спортивной редакции Первого канала. На телевидении – 38 лет. Работал на чемпионатах мира, Московской Олимпиаде, Играх доброй воли и многих других международных состязаниях. Провел тысячи трансляций с внутрисоюзных и российских соревнований. Лауреат приза РФС имени Николая Озерова.[/i]