Анжелика покоряет Москву
[b]– Ты с детства занималась в хореографической студии: концерты, гастроли... Собственно, в любом случае артистическая карьера была почти предопределена.[/b]– Еще в школе учительница литературы, жуткая театралка, все время водила меня по театрам. И говорила, что нужно поступать в театральное. Классу к десятому она в меня эту мысль вложила. Хотя я все же еще очень долго несерьезно к этому относилась. Даже уже поступив в Саратовскую консерваторию. Мне казалось, что вокруг все такие талантливые, а у меня ничего не получается![b]– Ну теперь уже многое получилось. Нина Заречная, например. Или роль экзальтированной поэтессы Регины Морской в спектакле «Па-де-де», недавно поставленного Станиславом Говорухиным… Чем тебе была интересна Регина?[/b]– Я в ней увидела тему, которую можно сыграть. Она заключается в том, что в каждом человеке, даже если он старый и больной, живет маленький ребенок, чистый, страдающий. В Регине это сильно сконцентрировано. И хотя в конце спектакля идет монолог женщины, которая просит, чтобы ее убили, я играла не отчаяние, а освобождение от него.[b]– Регина похожа на тебя?[/b]– Ну как же… Все мои героини в чем-то похожи на меня.[b]– Но ты в жизни абсолютно не экзальтированна.[/b]– Конечно, я так себя в жизни не веду. Я веду себя скромно ([i]смеется[/i]). Но и мне время от времени хочется что-то крикнуть миру в отчаянии – в такие минуты человек неадекватен в поведении. И я такая не одна. В одной своей подруге я тоже наблюдаю нечто подобное.[b]– У тебя в спектакле весьма эротичные костюмчики…[/b]– В этом трагедия моей жизни ([i]смеется[/i]). Как-то так получается, что и в роли Нины я оказалась эротичной… Но так придумал художник! А в том, что Регина надела пальто прямо на комбинацию, есть смысл: либо забыла надеть платье, либо платья у нее просто нет. Она такая![b]– На большую степень откровенности ты бы не пошла?[/b]– В Регине – нет. Наоборот, я с самого начала просила художника, чтобы она появлялась вся закутанная, как в кокон, из которого потом вылуплялась бы маленькая бабочка-капустница. Но художник Вика Севрюкова придумала по-другому. И я с ней согласилась. На сцене мне это нисколько не мешает. Но за пределами сцены я так ходить не могу ([i]смеется[/i]).[b]– В этом смысле для тебя существует разница между кино и театром? Правда, сейчас и на сцене голой грудью уже никого не удивишь…[/b]– Грудь может быть и художественной метафорой – тогда без этого никак… Недавно в сериале «Любовные авантюры» по Мопассану я снималась в прозрачном пеньюаре. Меня до конца не раздели, хотя и предлагалось. Я не видела смысла: для чего я должна показывать себя? В обычной игровой сцене? А вот, например, в «Холостяках» моим партнером оказался Марат Башаров, с которым я раньше даже не была знакома. И в первый же день мы снимались в эротической сценке.Мы сидели за диваном полуобнаженные и изображали страстный-страстный секс ([i]смеется[/i]), а потом вылезали и одевались. Но все это было решено с таким юмором!.. Хотя вообще-то я привыкла доверять режиссеру. Меня надо убедить – и я сделаю. Сидела же Маргарита в легендарном спектакле Таганки совершенно обнаженной. Я сейчас с Ниной Шацкой играю в «Чайке», у нас одна гримерка, и я вижу, что она очень скромный человек. Мне не всегда приятна сильная откровенность. А если это идет еще и на малой сцене… Мне кажется, когда со сцены долго демонстрируют обнаженную грудь, зрители воспринимают только грудь, – о чем же еще можно думать? Я это наблюдала. Стоит прикрыть грудь – и зал сразу подключается к действию![b]– Были ли в твоей жизни такие моменты, как у Регины, когда вдруг – раз! – и ты понимаешь, что жизнь только начинается?[/b]– У всех бывают. У меня вообще жизнь идет ступенчато. Бывали и угнетенные состояния. Психологически сложный момент был, когда я родила ребенка. Мне было уже не двадцать лет, я уже что-то понимала в театре, были роли, муж, появился ребенок, все вроде бы состоялась… Но при этом меня терзали мысли: «Неужели это все? И на этом жизнь заканчивается?!» Причем слом произошел одномоментно. Но тогда же для меня открылись внутренние горизонты, я вдруг поняла, что развиваться духовно можно бесконечно. И успокоилась.[b]– А в театре?[/b]– Еще какие были перепады! Вот, например, я же очень хотела играть Нину, а мне вначале ее не дали. Я даже собиралась уходить из театра. Была такая грань. В это время знакомые открыли детское агентство при Доме моды Вячеслава Зайцева. Пригласили меня поработать хореографом. Я очень увлеклась. Целый год работала. Видимо, у меня есть педагогический дар. Я люблю детей, а они меня. Но педагогика требует сильной отдачи, ты начинаешь себя реализовывать в другом человеке. И в какой-то момент я поняла, что уходит мое, личное, чего требует актерская профессия. А тут как раз начались репетиции «Чайки». Я ушла, потому что невозможно было тащить все. Но вернулась в театр с ощущением другого социального статуса. И тут мне дали Нину! И я помню, как в процессе репетиций я вдруг почувствовала себя настоящей актрисой. Потому что, представляешь, до этого я все-таки в себе очень сильно сомневалась… Хотя что там говорить – и до сих пор иногда сомневаюсь. Вот делаешь что-то, долго растишь роль, лелеешь, потом выносишь ее на публику – и понимаешь, что все! Что она тебе больше не принадлежит и начала жить по своим законам. Публика думает что-то свое… Критики наступают на пятки… И ты чувствуешь себя такой зависимой от этого! Тебя могут просто перечеркнуть. И вот тут нужно уметь вовремя отстраниться, переключиться, начать думать о новой работе.[b]– Как тебе работалось с Говорухиным? Он привнес что-то из кино[/b]?– Хотя для Станислава Сергеевича это третья постановка, на мой взгляд, он, конечно же, привнес киношную специфику. Например, он говорил: «Анжела, ты не монтируешься с Володей (то есть с Владимиром Шульгой), потому что ты вся в черном, а он, в чем попало!» ([i]Смеется[/i]). У него киношное видение, он замечает линии, красоту кадра. Он мог сказать: «Эта кушетка не монтируется с этой стеной». Мучил нас, чтобы мы текст произносили слово в слово, даже на уровне интонации. Трудно! Но в остальном все было хорошо.[b]– А какие впечатления о нем как о человеке?[/b]– Когда я его впервые увидела в театре, с трубкой в зубах, он показался мне суровым. Но уже на первой репетиции я поняла, что он очень добрый человек, не любит ссориться, не умеет долго обижаться на людей, ни на кого не держит зла. А были разные ситуации. Бывало, он бросал все и уходил с репетиций. И очень сильно потом переживал. На следующий день возвращался, мирился. Он очень чуткий человек: всегда видит, в каком ты состоянии, кому на сцене плохо. Безусловно, он интересная личность. У него потрясающая память: все время извергает из себя какие-то стихи, к месту и не к месту. Он очень сильный человек. Очень обаятельный.[b]– Твое состояние сильно меняется в зависимости от того, что ты репетируешь? Ведь кто-то даже стиль одежды меняет, покупает новые духи…[/b]– Так и есть. Потом это отходит. После Регины у меня поменялась вся цветовая гамма. Сначала я не обратила на это внимания. Потом заметила: у меня в гардеробе появилось много темной, черной одежды. В период репетиций я иногда вела себя резко, могла позволить себе какие-то неожиданные для себя слова.Конечно, в какой-то момент все-таки начинаешь сливаться с образом, хотя я человек не сумасшедший. Предполагаю, что люди более экзальтированные подвержены этой особенности больше. Я же совершенно обыкновенная. Более того, стремлюсь к обыкновенной жизни. Дорожу ею и люблю ее. Мне нравится семья, нравится встречаться с друзьями, справлять праздники. Не хочу путать сцену и жизнь. Я хочу покупать новый диван, ремонтировать кухню, ездить отдыхать, любить мужа, дочку. Мне удалось добавить немножко этого в Регину.[b]– А как ты чувствовала себя, когда репетировала Нину?[/b]– Все другое. Мне казалось, что жизнь должна быть необыкновенной, рваной. Что хорошо быть изгоем, непринятым, страдающим. Что главный смысл жизни Нины – в том, что она все-таки чувствовала себя актрисой, пусть и не признанной, она выбрала свою дорогу. И в этом был определенный смысл, драйв. Я же все вела к четвертому акту… В жизни в это время я очень нервничала. Даже не помню, что в этот период в быту происходило – все было несущественно. Дома на меня смотрели как на больную, потому что я разговаривала чеховскими фразами. Я все очень трагично воспринимала.[b]– Мне кажется, для тебя очень важен костюм, прическа… Не было ли вещи, которая дала какой– то толчок к роли?[/b]– Да, когда я репетировала Нину, на Арбате купила черную вязаную шапочку, которая была похожа на шапочку Жанны д’ Арк. И роль пошла после этой шапочки! Эта маленькая черная головка придавала какую-то закрытость. И я себя в ней ощущала Жанной д’Арк, жизнь которой трагична, но которая не сойдет с пути. В этом была такая сила… Я почувствовала, что Нина сильная героиня.[b]– Сегодня тебя очень занимает новая роль. А как ты сейчас относишься к Нине? Тебе было бы жалко расстаться с ней?[/b]– Нина для меня еще важна. Хотя сейчас я играю ее по-другому. Я стала взрослее, иначе себя ощущаю, меняется и она. К сожалению, мы сейчас редко играем чеховскую «Чайку», потому что у нас, как известно, три «Чайки», и я играю трех Нин. Это немного тяжело – тема несколько навязла, от этого устаешь. Опереточная Нина, конечно, сильную сумятицу внесла. Хотя я их играю по-разному.[b]– Однако и сейчас в четвертом акте во время твоего монолога в зале стоит такая тишина, и многие зрители плачут.[/b]– Нина Заречная – пожалуй, та роль, о которой я могу говорить бесконечно. Остальным я пока только радуюсь. А Заречная по-прежнему влияет на мою жизнь. Я часто замечаю, что в жизни вдруг возникают слова: из начала спектакля, из четвертого акта, какие-то реплики из диалогов с Тригориным, с Треплевым. Они как будто присутствуют в моей жизни. Я понимаю, что тема тесно вплелась в мою жизнь. Вообще, если бы я не сыграла Нину – то неизвестно, по какому пути пошла бы дальше. Ведь когда я училась в театральном, я не знала, кто я такая и играла острохарактерные роли. Я показывалась Райкину, Яновской, Левитину, и, как ни странно, меня брали как острохарактерную актрису. Я и сама ощущаю в себе клоунское начало, какую-то фарсовость.И рада, что это проявляется. Но Нина дала мне возможность почувствовать себя в лирическом качестве, заговорить от себя. Буду играть ее, пока не состарюсь ([i]смеется[/i]).[b]– У тебя были мечты о какой-то роли?[/b]– Нет. Я не могу сказать, что мечтала сыграть Офелию или Анну Каренину, например. Что тут лукавить? Я свою индивидуальность ощущаю. Я не боюсь быть некрасивой на сцене. Мне это даже нравится. Мне так легче, потому что красота – это жесткие рамки. Кстати, актриса не может быть некрасивой, если она талантливо и искренне играет. Например, от Раневской глаз было не отвести. Мне очень нравится, как умеет играть некрасоту Татьяна Васильева. А может быть и невероятно красивой. И какой она будет в следующий раз – невозможно угадать. Или вот красавица Анастасия Вертинская. В «Двенадцатой ночи» она играла Оливию совершено выцветшим существом. Но она мне безумно нравится в этой роли. Я вообще люблю пробовать острые вещи, очень люблю смешить. Но пока я все-таки, наверное, лирическая героиня, женщина-подросток. А в старости, возможно, буду играть комических старух. И это будет мой звездный час! ([i]Смеется[/i]).[b]ДОСЬЕ «ВМ»[i]Анжелика Волчкова играет в театре «Школа современной пьесы» в спектаклях: «А чой-то ты во фраке?»(Наталья Степановна), «Чайка» А. Чехова (Заречная), «Чайка» Б. Акунина (Заречная), «Чайка. Классическая оперетта» (Заречная), «Па-де-де» (Регина). Снималась в фильмах: «Любовные авантюры», «Театральный детектив», «Холостяки», «Возвращение Мухтара».[/b][/i]