Дмитрий Крымов готовится к Золотой маске

"Вокальным спиритизмом по вызыванию прошлого" назвала "Опус 7" Дмитрия Крымова газета Нью-Йорк Таймс - спектакль показали в Бруклине 8 раз при полном аншлаге. Три года назад "Опус" стал лауреатом "Золотой маски", а на нынешнюю "Маску" номинирована прошлогодняя премьера его Лаборатории - "Горки-10". Режиссер Дмитрий Крымов поделился впечатлениями от американских гастролях и рассказал о некоторых "лабораторных "работах.

- Что такое театр St. Annе Warehouse в Бруклине, где вы показали ваш «Опус7»?

- Это бывшие складские помещения при церкви. Их переоборудовали и приглашают понравившиеся коллективы со всего мира. Находится это в Дамбо - той части Бруклина, где начинается мост, соединяющий его с Манхеттеном. Раньше там были руины, а сегодня  туда переезжает много артистической молодежи – такую ситуацию используют для повышения реал стэйт. Мы  сыграли 8 спектаклей - в России играем в зале на 150 мест, там добавили еще сто. Билеты были проданы за два месяца до нашего приезда - может, потому, что там прошлым летом играли спектакль «В Париже» на Линкольн центр фестиваль, который я поставил с Михаилом Барышниковым и с некоторыми моими актерами

- Что за публика пришла на спектакли русского театра?

- Американцы! Русских было совсем немного. На первых спектаклях зритель включался минут через двадцать, но с каждым спектаклем это время сокращалось – по мере того, как распространялась информация и выходили какие-то хорошие статьи. Американская публика дико преклоняется перед газетой Нью-Йорк-Таймс, и, если там выходит хорошая статья, и они понимают, что их реакция – соответствует,  включаются с первой минуты. Основное удовольствие от этих гастролей было в том, что в стране, которая далеко, которая имеет совсем другие культурные традиции,  где даже земля другого цвета – замечательно нас приняли и поняли.   

- Что удалось посмотреть в тамошнем театре?

- В Бруклинской Академии музыки играли спектакль Питера Брука «Костюм», новую версию. Я был на спектакле, но даже не поверил до конца, когда Питер Брук  выразил желание со мной поужинать (он нашего спектакля не видел). Мы говорили о Станиславском – это было в дни празднования юбилея,  но он не смог приехать в Москву и послал на конференцию в МХТ видеообращение, содержание которого пересказал. Говорил про спектакль, который собирается ставить - по произведению русского психиатра,  о человеке со специфическими особенностями – когда слышит музыку, то видит цвет, а когда видит цвет, слышит музыку. Спрашивал у меня совет – какого русского актера можно пригласить на роль? Я не смог никого посоветовать – нужен был хороший актер 50-55 лет, говорящий по-английски. Я таких не знаю.

У меня схожее впечатление было от предыдущего папы Римского.  От него будто свет шел. (Может, потому что знаешь, что это – Папа Римский, а это –Питер Брук?). Я сидел напротив Брука и думал: «Боже мой! «Вишневый сад», «Отелло», «Король Лир», «Гамлет», «Махабхрата» – как же этот человек все это потянул? Потом приехал домой, стал книгу его читать – какая умная книжка! Все годится в дело! Я читал ее и студентам, и актерам. Вроде все просто – но какой мудрец!

- На «Золотую маску» номинирован ваш самый непонятный спектакль – «Горки- 10» - где актеры по очереди примеряют на себя маски Ленина, Крупской, Дзержинского и еще десятка персонажей. Что стало отправной точкой?

- Мы очень странно работаем над спектаклями, если делаем коллаж. Сама работа – это удовольствие, ради которого мы собрались. Первоначальный замысел может совсем уйти. Я не хочу рассказывать, каков был первоначальный замысел, потому сейчас как раз делаю такой спектакль, от которого мы ушли в процессе «Горок». Хотя, можем и опять уйти. Была мысль начать буквально с картины Исаака Бродского «В.И. Ленин в Смольном», смотреть на которую мы ходили в Третьяковку и пытались потрогать пыльные чехлы кресел, их складки - там мастерство удивительное, по-своему. А потом, когда картинка оживет, все окажется другим. Хотя мы не изменили ни одного слова у Погодина, фрагмент пьесы которого «Кремлевские куранты» стал литературной составляющей этого фрагмента. Но те же слова, если их произнести с другой интонацией, кардинально меняют саму картину. А потом таким же образом создается и вторая, и третья… Это как раз осталось от того первоначального замысла – чтобы актеры превращались то в одного, то в другого персонажа. Такая волшебная возможность, которую блестяще осуществлял когда-то Аркадий Райкин, мгновенно меняющий маски.  

- Актеры прекрасно справились. Вы не пожалели, что обычно ваши постановки почти не позволяют раскрыться их актерскому дарованию?   

- Это миф, что они не играют! Даже в спектакле «Опус 7», где все построено на трюках,  и им, кажется, надо только все четко, механически  делать (кроме Ани Синякиной,. которая играет Шостаковича.) Когда они вжились в эту структуру, как трудно их там заменить! Каждый находит свою жизнь. Они – не статисты, они – актеры. Которые рассказывают тему – нося куклу, выплескивая краску, разрезая картон. Не монологами в зал, не диалогами между собой, но всеми перечисленными действиями. Тему довольно трудно определить, но  она нас всех занимала в то время, когда мы это делали.. Мне Лия Ахеджакова после «Опуса» сказала: «Димочка, мне твой папа говорил: «Лия, не надо играть образ. Играйте тему!» И у меня тогда как глаза открылись. А она говорит: «Вы это и делаете».

- Вы сейчас репетируете сразу два спектакля. Один из них, по-слухам – «Три сестры». Такую постановку вы уже делали– по «Королю Лиру». Теперь это – Чехов? А что за второй спектакль? 

- Скажу, что «Три сестры», по Чехову - у всех сразу челюсть сводит: «Скучно, опять эти сестры!» Я понимаю этот скепсис, он и во мне есть, и в людях, к которым я прислушиваюсь. Хотя мы ставим всю пьесу Чехова, но с пьесой спектакль сравнивать не надо, и называться это будет по-другому.  Мы ставим то, что меня беспокоит, в  той форме, которая меня беспокоит. А о втором я просто не могу ничего сказать. Там просто нет литературной основы.

- Вас часто номинируют и награждают. Не ловите себя на головокружении от успехов?

- Я очень боюсь перед началом и во время каждой работы. Этот страх сильнее того, что я могу о себе подумать в третьем лице в связи с премиями. Премии дает человек, а отнять то, за что их дают, может кто-то другой. Я свой первый спектакль сделал в 50 лет. Поэтому понимаю, что без этих актеров, их доверия, веселых приключений может и не быть.