Весной 1941 года я успела окончить 4-й курс Московского геолого-разведочного института (МГРИ). Была патриоткой, комсомолкой, свято верила в «ум, честь и совесть» партии.По распределению поехала на Урал, где геологи разведывали бокситно-алюминиевые руды. А к декабрю 1941 года почти все мужчины нашего геолотряда ушли на фронт, и меня назначили руководителем отряда.Итак, 1941 год. Северный Урал. Тайга. Река Тошемка. Зона «Тошемка» – одна из многих зон «Ивдельлага».От зоны «Тошемка» до «Ивдельлага» тянется узкая гужевая дорога. Вблизи зоны – погост; большинство крестов – новые. Вокруг зоны – высокий забор со спутанной колючей проволокой – поверху и злыми собаками – понизу. В зоне – заключенные: политические, немцы Поволжья и уголовники – в основном люди нестарые.Правление зоны «Тошемка» обязано было обеспечивать наш геологический отряд рабочей силой. Рабочая сила – это зэки.В бараках на территории зоны они размещены вперемешку. Уголовники чувствуют себя хозяевами: других заключенных избивают, отнимают еду, издеваются над ними. Ведь политические – враги народа, а немцы Поволжья – «фашисты». Правление зоны поведение уголовников и их доносы на других поощряет.Каждый день, будь то зимний лютый мороз либо летний зной, заключенных направляют на лесоповал, кто-то попадает на работу к нам.В теплое время года на лицах людей нет накомарников: их заедает гнус. Кажется, над колонной висит живая серая кисея.Зимой плохо одетых людей часто подолгу держат в неподвижном строю. В морозном сумраке люди походят на ледяные статуи. Умирали многие, но на смену приводили новых, так что в зоне «Тошемка» всегда тесно.Первый этап рабочих, приведенный конвоирами на участок горных работ, состоял из немцев Поволжья. Люди были больными и слабыми. Они старались добросовестно работать, но от бессилия еле поднимали тяжелый горный инструмент (ломы, кирки, лопаты).Я чувствовала себя преступником, заставляя больных людей выполнять тяжелую работу. Показывая, как нужно рубить породу, я их потихонечку расспрашивала: кто они? Оказалось – врачи, артисты, педагоги, юристы.Я узнала, что в зоне действует правило: если человек выполняет дневное задание, ему полагается на ужин дополнительная пайка еды. Составляя рапорт для зоны о выполненной работе «моими» рабочими, я указывала завышенные проценты, чтобы люди получали дополнительную пайку. Однако так продолжалось недолго: прораб зоны обвинил их в симуляции: «На лесоповале не хотят работать, а на горных работах перевыполняют план». «Моих» рабочих наказали, опять направили на лесоповал, а мне привели новых, но таких же больных и слабых. Когда об этом инциденте кем-то было доложено в Спецотдел Геолуправления, мне довелось пережить много горьких минут. Услышала угрозу самой оказаться за забором зоны, а за невыполнение плана горных работ получила выговор.Внутри зоны находилась большая железная клетка, подобная звериной. Провинившегося человека охранники вытаскивали из барака, в любую погоду заталкивали в клетку и оставляли на «исправительный срок». В морозную погоду человек бегал по клетке, плакал, молил о помощи Бога и, случалось, замерзал.Однажды «виновного» поместили в клетку морозной ночью. Он стоял, глядел в звездное небо и молился. Срок наказания вышел, и его загнали в барак.Спустя некоторое время он опять «провинился». Его вновь поместили на морозе в эту же клетку. И все повторилось: человек стоял, смотрел в небо и молился. В мистическом ужасе охрана втащила его в барак «досрочно».Применялись к заключенным и такие жестокие наказания: в холодном домике, расположенном поблизости от бараков геологов, запирали двоих людей: один из них – каннибал (вероятно, сумасшедший человек), второй – «виновный». Каннибал избивал «виновного», затем обгрызал у него мягкие части тела. Мы слышали ужасные стоны и крики, просьбы о помощи, но помочь не могли: не имели права.Вспоминаю доктора Германа Дика – немца Поволжья. Это был молодой, умный и доброжелательный человек. Он – заключенный расконвоированный. Лечил заключенных и руководство зоны. Но это не избавляло его от позорного арестантского клейма на одежде.Ему и его помощникам благодарна за избавление меня от смертельной опасности: дважды уголовники проигрывали меня в карты, и я должна была погибнуть, но каждый раз кто-нибудь из заключенных тайно предупреждал меня об опасности.По делам службы мне приходилось ездить в Свердловск (наше Геолуправление). Там мое «личное дело» продолжало распухать. Иногда ночью за мной на квартиру приезжали неизвестные люди, везли в закрытой машине в какое-то учреждение, где я стоя подолгу дожидалась «приема». Затем был допрос с пристрастием о какихто секретных материалах, о сочувствии фашистам. После допроса меня выпускали на улицу, и мне приходилось ночью одной пешком добираться до квартиры или сразу идти на работу.«Спецы»-садисты знали, что мой муж тяжело ранен на Сталинградском фронте; находится в госпитале в Тбилиси. Но я не имела права уехать к нему. Он умер в одиночестве среди чужих людей.Так постепенно таяла моя вера в политику партии. Вероятно, судьба меня специально направила в зону «Ивдельлага», чтобы через страдания и сомнения я поняла истину жизни.[b]Е. Н. КАЧУРИНА[/b]