Мужской взгляд. О сердечной боли и общем недомогании

[b]Если не сказать круче – пренебрежительно, без всякого уважения. Или так – свысока. Нет-нет, хочу быть правильно понятым. Кстати, вот что происходит, когда предаются забвению правила и заповеди великого, могучего и – главное – богатого русского языка… Под «мужскими болезнями» я имею в виду исключительно исполненные драматизма моменты болезни мужа, а под «женщинами» в данном случае – жен. И не более.[/b]А что, не так? Стоит мужу прихворнуть, прилечь и огласить квартиру парочкой тяжких стонов, первая реакция супруги – поджатые губы и неприкрытый скепсис. Ну отчего, с какой стати женщины пребывают в убеждении, что мужчины по природе своей симулянты и совершенно не умеют болеть? Как будто этому можно научиться! Человеку плохо, ему неможется, его крутит и ломает, а вместо сочувствия первая реакция со стороны супруги – подозрение во взгляде, а вторая и уже словесная – мол, пустяки какие, подумаешь, под лопаткой кольнуло. И в доказательство – собственный пример, она-то с подобными болячками справляется, не отходя от плиты и не прекращая стирки.– А знаешь ли ты, – говорит супруга, вытягивая губы в ниточку, отчего становится похожа на учительницу младших классов, тайную садистку. – Знаешь ли ты, дорогой мой, как я рожала, как мучилась столько часов. Вот это была боль, вот это были мучения!После этого следует небольшая лекция о схватках с такими натуралистическими подробностями, что жуть берет.Однако устыдиться и раскаяться для меня сейчас равноценно признанию ее правоты и, соответственно, собственной несостоятельности. Это будет совсем не по-мужски, поэтому я через силу заявляю:– А знаешь ли ты, каково два года провести в рядах наших доблестных Вооруженных сил! Это, между прочим, тоже не фунт изюма.– Причем тут армия?– А при том, что женщин на строевую не берут (Израиль не в счет, там хоть и цивилизованное общество, а все равно не наше), потому что им детей рожать. Следовательно, одно приравнивается к другому. Ты в роддоме кричала, я – службу тянул. Так что роды не в счет.– Ну ты сравнил.– Это не я, это в стране так устроено. Исстари.Парировать супруге нечем, поскольку историческая правда на моей стороне, но – я же вижу! – переубедить ее мне не удалось. Назревает конфликт, и чтобы не доводить ситуацию до критической точки, я великодушно оставляю скользкую тему и жалобно говорю:– Сердце что-то жмет. Мне бы таблеточку какую.И тут возможны два варианта, причем неизвестно, какой хуже.Первый: я получаю вожделенную таблетку, после чего супруга удаляется, оставляя больного ждать, когда лекарство подействует. А мне же поговорить охота, или даже не поговорить, а чтобы посидел кто-то рядом, пожалел, поохал и поахал.Черствые все-таки женщины существа. Вот когда им недужится, мы, мужчины, всегда готовы… ну хорошо, не всегда, часто. В общем, супруга удаляется, мне обидно до невозможности, и от обиды этой как-то пропадает желание болеть.Вариант второй: тебя начинают лечить. То есть лечить активно, с каким-то даже олимпийским азартом. Грелки, банки, порошки-микстуры… Тебя ни на минуту не оставляют в покое. И от всей этой кутерьмы появляется острое желание выздороветь.Два варианта, а желание одно. И это любопытно, над этим стоит поразмыслить.Через час я уже на ногах и иду выносить мусор… Только опять-таки прошу понять меня правильно, все выше сказанное относится к общим недомоганиям, легким, несерьезным и оттого довольно частым. Гниловаты мужики пошли, им бы полежать на диване, и чтобы вокруг них все крутилось. Добавляет, знаете ли, самоуважения.Но когда они заболевают серьезно, тут уж не до театральных сцен и ссылок на армию. И жены их ведут себя совсем иначе.Женщины сразу понимают, когда человеку действительно плохо. И тогда нет ничего, что бы они для тебя не сделали. А ты лежишь такой слабый, хилый, весь в свою болезнь погруженный, и нет у тебя сил даже спасибо сказать. А ведь есть за что. Кто, если не жена? Спасибо!