Сплошное наказание

[b]Ф. Достоевский. «Преступление и наказание». Режиссер Е. Невежина.[/b]МХАТ Несколько лет назад во МХАТе уже ставили «Преступление и наказание» — Олег Ефремов не стал лишать Виктора Сергачева права на режиссерскую пробу. Под конец этого сезона МХАТ предпринял новую попытку — Елена Невежина, режиссер фоменковского «вероисповедания», известная своей тягой к интеллектуальной зарубежной драматургии, мало знакомой отечественному зрителю, обратилась к роману Достоевского, который проходят в школе.Если сочинение по роману (так определен здесь жанр, под стать которому декорация Владимира Максимова из осколков школьной доски, исписанной мелом) выносить на сцену, то замысел спектакля зависит от соотношения двух слагаемых – преступления и наказания. Например, у Юрия Любимова зрители, входя в зал, спотыкались о трупы старухи-процентщицы и ее сестры. Преступление представало величиной неизменной и не искупаемой наказанием – не отвернуться и не отвертеться. В спектакле Елены Невежиной нет преступления как такового. Как нет Свидригайлова, Лужина, Катерины Ивановны — многих героев и сюжетных линий. Есть лишь человек, одержимый гибельной идеей, в окружении тех, кто его любит, и чья боль для него страшнее любого наказания.Раскольникова Невежина привела с собой от «фоменок» — Евгений Цыганов только в прошлом году закончил ГИТИС и сразу же закрыл в своем театре огромную брешь, сыграв вместо Сергея Тарамаева главную роль рубахи-парня Михеева в «Одной абсолютно счастливой деревне». Елена Невежина не стала делать из Раскольникова героя, заедаемого средой, или революционера-ницшеанца. Затравленный волчонок, который сам загнал себя в угол и огрызается оттуда, не смеет смотреть прямо в глаза и не дает залечить свою рану, нанесенную самому себе, бесконечно жалкий и одинокий. Бог есть любовь, и Высший суд есть любовь, и именно любви больше всего боится этот Раскольников, поставивший себя вне закона. Раскольников окружен любовью, как волчонок красными флажками. Любовью безотчетной и безразмерной, как у матери (Наталья Кочетова), у которой разум мутится от раздвоения: уверилась в том, что сын ее великим будет, но чувствует совсем другое – ее первенец обрек себя на огромные страдания. Любовью духовной и деятельной, как у Сони (Елена Панова), на которую обессиленный Раскольников перекладывает свой грех как неподъемную ношу. Или такой по-собачьи пре данной, как у Миколки (Александр Салминов), — сначала тот подбирает брошенную одежду Раскольникова, точно фанат за кумиром, а после с восторгом берет на себя его убийство.Или такой, если хотите, исследовательской, человековедческой, как у Порфирия Петровича (Андрей Ильин), чей персонаж вообще стоит здесь особняком. Сначала он точно прикидывается дешевым искусителем и паяцем, меняющим костюмы (то восточный халат, то старушечий чепчик a la «Домик в деревне» – помни, мол, процентщицу, – то шутовской колокольчик в руке). А в финале на нем шапочка-беретка – точь-в-точь как у Лузги Приемыхова из «Холодного лета 53-го» или булгаковского Мастера. И взгляд, полный теплоты и сострадания.Порфирий Петрович здесь – это человек, который потерял в жизни все, но не разучился удивляться причудливым проявлениям жизни и любить людей.Спектакль Елены Невежиной силен не жесткой концепцией-конструкцией, а атмосферой, в которой она бережно – как нежные цветы – вырастила несколько замечательных сцен: объяснение с Соней, расставание с матерью, разговор с Разумихиным (Максим Виторган), которому Раскольников дарит надежду, что друг его любим, отчего сам на миг становится счастливым…А еще выводом, которым положено заканчивать сочинения. Когда все социальные идеи, равно как и их развенчание, потеряли смысл, когда человек заплутал где-то на полпути между своей рухнувшей концепцией мира.