УМНЫИ ХОРОШЕГО НЕ ЖДЕТ
[b]М. Павич. «Вечность и еще один день». Режиссер В. Петров.МХАТ им. Чехова[/b] [i]Самый знаменитый серб, «автор первой книги ХХI века», «рассказчик, равный Гомеру» и прочая, и прочая. Книгами Павича сегодня завалены все магазины – а значит, МХАТ, выпустив премьеру его «Вечности и еще одного дня», попал в струю.[/i]Впрочем, свой выбор омский режиссер Владимир Петров, увлекший и Олега Табакова, объясняет просто – «зацепило». Павич убежден, что читать линейные тексты человечеству давно наскучило: «Я написал один роман в форме словаря, другой в форме кроссворда, третий в форме песочных часов, а четвертый как книгу предсказаний». Его пьеса «Вечность и еще один день» составлена в форме меню: к основному блюду полагается три варианта закуски (завязки) и десерта (развязки) – на девять вариантов спектаклей. Режиссер «приготовил» две версии: мужскую (с трагическим финалом) и женскую (с хеппи-эндом), а зрителю предоставил право выбора. Получив жетоны, публика голосует за ту или иную версию. Перед началом ей объявляют результаты голосования (узнав на премьере, что победила трагическая версия, народ обрадовался – точно по Павичу: «Хороший конец только дурачкам нравится, умный ничего хорошего не ждет»). Актеры же морально готовы сыграть любой вариант.«Вечность и еще один день» – мозаика из мифов и легенд, собственной версии изгнания из рая, разлуки души и тела, которые веками ищут друг друга, из уроков мудрости, похожих на разговоры Сократа с учениками, из эротики, библейских псалмов, разговоров про генную инженерию… В основу пьесы положена история из «Красной книги» («христианской» части романа «Хазарский словарь») про рукотворного гомункулуса Петкутина и его возлюбленную Калину. Отец Петкутина узнал, что его жена ведьма, и решил создавать сыновей «без баб». Молясь Богу, слепил сына из глины и воспитал его. И захотел доказать живым и мертвым, что создал человека. В его творение поверили и те, и другие, но удавшийся эксперимент отца разлучил влюбленных. В женской версии Петкутин через века находит в толпе современных хиппи свою Калину. В мужской – Калина тщетно пытается вылепить нового Петкутина и плачет от бессилия.Когда читаешь пьесу, думаешь – как же они это поставят? Ну, например, сцену, где Калину (Дарья Мороз) рвут на части мертвецы, привлеченные запахом крови порезавшегося Петкутина (Егор Бероев). А потом «она сама присоединяется к пожиранию оставшихся кусков собственного тела»? Из спектакля об этом и не догадаешься: вот налетела на Калину массовка в сером, вот Калина вернулась в красном плаще, одела в него Петкутина… Красивая, стерильная символика.Ведь в какие бы интерактивные игры ни играл театр со зрителем, в остатке все равно останется спектакль. После «Вечности» запомнятся изумительная работа художника по свету Дамира Исмагилова и сценографа Валерия Левенталя, ароматный текст, суровая красота сербских песен, стильная пластика (Леонид Тимцуник), сократовская ирония Виктора Гвоздицкого да искренность Дарьи Мороз, чья игра полна чистоты и эротики.Все это условия необходимые, но недостаточные (как сказал бы математик), чтобы понять, чем режиссера «зацепила» «Вечность». А может, театр в отличие от драматурга еще не вошел в ХХI век и задержался в ХХ, так и не придумав ничего интереснее, чем психологический театр, к которому пьеса Павича имеет весьма отдаленное отношение.[b]НА ФОТО:[/b][i]Гомункулуса из глины Калина любит как живого (Дарья Мороз, Егор Бероев) [/i]
