[b]Говорят, не всяким словам можно верить. Я бы прибавил: и не всякому лицу. С ее лицом случай особый. С кем только ее не сравнивали. С молодой Фаиной Раневской, Лайзой Минелли, Барбарой Стрейзанд, Жанной Агузаровой, Татьяной Васильевой, Джульеттой Мазиной… В зависимости от стрижки, цвета волос, настроения…[/b][b]— Интересно, о чем это говорит?[/b]— О том, что у меня нет своего лица ([i]смеется[/i].) На самом деле женщины разные, конструкция одна. Но я доверяю выражению собственного лица.[b]— Признаться, и я доверяю. В нем читается детство.[/b]— В детстве я была смешная и нескладная. Быстро выросли длинные ноги, не знала, куда их деть. В седьмом классе хорошо помню, стал расти нос. Ужасно переживала по поводу ног, носила обувь на размер меньше и чуть не испортила себе стопу. Меня называли айсберг, длинношеее… Словом, переживания гадкого утенка мне вполне понятны.[b]— А как со школьной любовью?[/b]— Чрезвычайно удивлялась, когда мальчики ко мне проявляли какой-то интерес: пытались коснуться, тронуть за плечико… Был даже безнадежно влюбленный одноклассник. В какой-то момент я и сама стала влюбляться. Вообще была каким-то очарованным странником: вечно восторгалась по поводу самых простых вещей. Я роняю учебник, а кто-то поднимает. Думаю: «Боже мой, какой джентльмен!» Или кто-то замечательно отвечает по физике. Гений! Моих родителей это ужасно забавляло: каждую неделю – новый принц. На ночь мне непременно надо было подумать о ком-то, и тогда я хорошо засыпала. Потом требования стали усложняться.[b]— Появились критерии?[/b]— Критерием всегда был папа. Потом, когда я стала взрослой, я подсознательно оценивала других мужчин по тем качествам, которыми обладал он. Мой избранник должен был иметь особое чувство юмора, интересоваться живописью и театром, любить поэзию, а еще лучше — писать стихи. Меня всегда привлекали личности талантливые и немного безумные. То есть к прагматикам у меня мог появиться интерес, но со временем он пропадал, и оставалось только уважение. Словом, папа во многом создал тот прототип мужчин, которых я потом собирала по жизни.[b]— Вашего отца, Илью Рутберга, называют легендарным российским мимом, однако сегодня дочь больше на виду. Отчего? Много работаете?[/b]— Не в этом дело. Папа такой же трудоголик, как и я. Он никогда не был «идейным», но, как и все «шестидесятники», верил в определенные ценности. Никогда не шел на компромиссы, отказывался от многих интересных предложений в кино, потому что писал книгу о пантомиме, которая, как ему казалось, нужна стране. Я до сих встречаю людей, которые спрашивают у меня: «Чем сейчас занимается ваш папа? Это же был уникальный, фантастический человек!» Почему был — есть. Не на виду, потому что посвятил себя «тихому искусству». При этом создал свою школу пантомимы, свою кафедру, воспитывает учеников, ездит на семинары по всему миру и до сих пор считает пантомиму самым выразительным из искусств.[b]— Вы постоянно снимаетесь в кино, участвуете в телепередачах, разного рода массовых мероприятиях, концертах, антрепризах, не говоря уже о спектаклях вахтанговского театра. Не устаете?[/b]— Устаю. Очень. Раньше хотела, чтобы знали и любили. Это нормально для профессии. Необходимо ощущение востребованности. Но другая сторона востребованности — это когда тебя залюбят до смерти. Все чаще звонит телефон, и надо быть избирательной, чтобы не разорваться на куски.[b]— Наверное, чаще звонят мужчины?[/b]— Мужчин я выбираю себе сама. При этом внешность для меня никогда не играла роли. Не могу сказать, что я Георгий Победоносец на любовном фронте, но мои избранники — это всегда талантливые, яркие, неуемные личности. Лешу Кортнева ([i]солист группы «Несчастный случай», телеведущий[/i]. — [b]Р. С.[/b]) впервые увидела на концерте. Когда пообщались, я была поражена его умом, фантазией, образованностью… [b]— О вашем браке много писали.[/b]— Журналисты сделали из нас образцовую «сладкую парочку». Понятно, они на этом зарабатывают. Но взаимоотношения двоих касаются их самих. И только теперь, когда мы с Лешей расстались, я поняла, что есть вещи, которые ни в коем случае нельзя выносить на всеобщее обозрение. Профессия такова, что мы имитируем чувства каждый день. Делать это еще и в личной жизни нельзя. Это вещь чрезвычайно хрупкая, и наступает момент, когда люди начинают сосуществовать только в силу привычки. Чувство угасает. Уходит энергия. Лампочка гаснет, гаснет, и наступает темнота.[b]— В кино вы продолжительное время играли отрицательные роли, властных женщин, склонных к криминалу. «Крестная мать», «чистильщица», террористка…[/b]— Я бы не сказала – «отрицательные». Сильные, уверенные в себе — да. Хотя мне не нравится, когда от меня начинают настоятельно требовать одного и того же качества. Я понимаю, мне за это платят, однако играть только на черных или только на белых клавишах нельзя.[b]— Кино вы, по-моему, не очень любите.[/b]— Бесспорно, театр для меня важнее. Но кино приносит популярность, и с этим надо считаться. И потом, о каком кино идет речь? Ведь не об «Ивановом детстве», «Дороге» и «Восьми с половиной»… Давно не было у нас значительных фильмов. Так, имитация. Если честно, то кино и телевидение дают мне возможность зарабатывать на жизнь, чтобы затем репетировать в театре почти бесплатно. Так же, как участие в разного рода мероприятиях, когда надо развлечь публику. Почему бы нет? Хотя есть вещи, на которые нельзя соглашаться ни за какие деньги. Актер может быть смешным, но не глупым.[b]— А публика, она действительно – дура?[/b]— Каждый имеет ту публику, которой достоин. Это как в выборе женщины: хочешь иметь рядом личность – будешь иметь личность, хочешь куклу Барби – будет тебе Барби...[b]— Старшее поколение актеров образованнее, профессиональнее, чем молодое?[/b]— Я по возрасту, по статусу пребываю как бы между теми и другими. Конечно, молодые более… [b]— Прагматичны?[/b]— Но это не так плохо. Они видят вещи в реальном свете. К тому же они более… [b]— Нахальны?[/b]— И это неплохо. Нет, они… [b]— Суетны?[/b]— Темпераментны. В них есть свежесть. Иногда с ними становится ясно, что чего-то не догоняешь. С другой стороны, каждый раз, когда общаюсь, скажем, с Юлией Константиновной Борисовой, обнаруживаю в ней качества, которых в молодых нет и быть не может. Я вижу, как она случайные вещи доводит до законченного, шарообразного состояния.[b]— Бывает, что вас сравнивают с вашими персонажами?[/b]— Иногда просто идентифицируют. Однажды в поликлинике меня приняли за врача. В «Московских окнах» я играла врача, и женщине в регистратуре показалось, что я и есть тот самый врач. Одна моя знакомая по поводу персонажа из фильма «Мужской характер» сказала: «Я знаю, с кого ты ее точно скопировала». И назвала имя одной бизнес-вумен. На самом деле – ни с кого. Мне чужд зеркальный реализм. Искусство — это классный обман. Это всегда фантазия на тему.[b]Досье «ВМ»[/b][i]Юлия Рутберг, актриса Вахтанговского театра. После трех неудачных попыток поступить в Щукинское училище поступила на эстрадное отделение ГИТИСа. Но на этом не успокоилась, вернулась в «Щуку» — и поступила. В Вахтанговском театре дебютировала сразу в главной роли в спектакле «Зойкина квартира». Наиболее яркие роли — Алис в «Играем Стринберг-блюз», Фрекен Жюли из одноименного спектакля, Алкмена в «Амфитроне», Анна Андреевна в «Хлестакове».В кино снимается с 1990 года. Играла в фильмах «Макаров», «Похороны Сталина», «Чек», «Мужской характер», телесериалах «Московские окна», «Империя под ударом» и др.[/i]