Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Великий пост

Великий пост

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Теракт в Крокус Сити

Теракт в Крокус Сити

Какие профессии считались престижными в СССР?

Какие профессии считались престижными в СССР?

Выборы

Выборы

Ювелирные украшения из СССР

Ювелирные украшения из СССР

Идеальный мужчина

Идеальный мужчина

Полицейский с Петровки

Полицейский с Петровки

Фестиваль молодежи

Фестиваль молодежи

Призрак оперы-2005

Развлечения
Призрак оперы-2005

[b]Пролог[/b][i]Давнему другу «Вечерней Москвы» – московскому музыкальному театру «Геликон-опера» – исполняется 15 лет. Возраст юноши, обдумывающего житье.Если человек в этом возрасте еще, как правило, несовершеннолетний, то «Геликон» – коллектив зрелый, имеющий за плечами целое море хвалы и хулы, «Золотых масок» и прочих признаков успеха. Накануне юбилея мы пригласили художественного руководителя и главного режиссера «Геликон-оперы», свежеиспеченного народного артиста России Дмитрия Бертмана в гости – попить чайку с бубликами, пряниками, медком да вишневым вареньем, поговорить о том о сем. В самом начале гостю была подарена кружка с его собственной фотографией, с его именем и с датой чаепития в «Вечерке». Вторая, точно такая же, останется в редакции. Каждому гостю-чаевнику мы дарим кружку. И у нас со временем соберется целый сервиз. С Дмитрием Бертманом чай пили главный редактор «Вечерней Москвы» Валерий Евсеев, заместитель редактора отдела городской политики Светлана Бударцева, редактор отдела писем Елена Митько, редактор отдела культуры Петр Кузьменко, заместитель редактора отдела культуры Юлия Рахаева, руководитель интернет-отдела Сергей Минаев и другие сотрудники и сотрудницы редакции.[/i][b]Действие первое. Кавалеры и дамы[/b][b]Евсеев[/b] ([i]добродушно[/i]): [b]Дайте режиссеру бублики, пряники. Я пока расскажу про газету, а вы пейте чай. А вы, Дмитрий Александрович, часто читаете нашу газету? [/b]– Читаю как раз только «Вечерку», да еще «Российскую газету» – вот и все. ([i]Обмакивая бублик в мед[/i].) Нам приятно, что «Вечерка» проводила свой юбилейный вечер в «Геликоне». Я думаю, что и в этом году что-нибудь сделаем.[b]– На новой сцене?[/b]– На новой в этом году не удастся, но еще можно на старой. До конца осени мы будем играть там же, где и раньше. А потом, на время реконструкции, переедем в театр «Et cetera», уже вышло распоряжение правительства Москвы. Будем там, наверное, года два, а может, и больше.[b]– Но вы же там ставили уже?[/b]– ([i]Обиженно[/i].) Обещали дать попить чай, а сами...[b]Евсеев[/b] ([i]радушно[/i]): [b]Вы пейте, пейте... Юля, расскажите что-нибудь.[/b][b]Рахаева[/b] ([i]ностальгически[/i]): [b]Могу рассказать, например, историю своих личных отношений с «Геликоном».[/b][b]Евсеев[/b] ([i]заинтересованно[/i]): [b]Давайте, и поподробнее.[/b]– Про «Геликон» ничего хорошего не читала довольно много лет. Но в 95-м году, осенью, проходя мимо «Геликона», увидела, что они открываются «Пиковой дамой». Зашла, купила билеты, и мы с дочкой пошли на открытие сезона. Спектакль был настолько удачный, по общему мнению, шел в таком тонусе, что не влюбиться в «Геликон» было просто невозможно. В общем, нашей с «Геликоном» любви осенью исполнится 10 лет. А «Геликону» – 15. Дочка у меня, можно сказать, на руках у Бертмана выросла.[b]Бертман[/b] ([i]жуя[/i]): На всех репетициях была![b]Евсеев[/b] ([i]с любопытством[/i]): [b]А кстати, вы на репетиции пускаете посторонних?[/b]– Ну, вообще-то, мне нравится, когда на репетиции кто-то сидит. Меня заводит.[b]Действие второе. Розентали и плунжеры[/b]– «Et Сetera» – это временное прибежище, просто для того чтобы театр выжил. За это помещение была большая борьба, и такая неравная, но мы победили, за что большое спасибо московскому правительству.[b]– А по поводу будущего нового здания – никаких изменений?[/b]– Там грандиозный проект. Это будет один из самых лучших залов в Москве.[b]– По принципу атриума, то есть сверху будет стеклянная крыша?[/b]– Не только, она будет зачехляться. Главное, что там сцена с потрясающим оснащением, с плунжерами, с накладным кругом.[b]– А зал на сколько мест?[/b]– На 700.[b]Бударцева[/b] ([i]с подтекстом[/i]): [b]Когда все будет готово, закажете оперу, такую, как «Дети Розенталя»? Кстати, что вы о них думаете?[/b]– Не смотрел, но мне обидно за режиссера, за музыкантов, за певцов. Говорят только о Сорокине и о том, что вокруг.[b]Евсеев [/b]([i]компетентно[/i]): Я[b] посмотрел. Если не брать частности, то мне в принципе понравилось. Кстати, министр культуры сказал, что это позор Большого театра, недостойно его сцены, вот если бы это было на сцене какого-нибудь экспериментального театра типа «Геликон-оперы», то тогда бы это имело успех на Западе.[/b]– Говоря о «Геликон-опере», он ни разу у нас не был.[b]– А звали? Ведь от консерватории до вашего театра рукой подать![/b]– Министр Соколов там заведует кафедрой истории музыки. Я ему как-то сказал: «Александр Сергеевич, у нас «Лулу» Берга идет, «Средство Макропулоса» Яначека, «Диалоги кармелиток» Пуленка – это же все ваши клиенты. «Геликон» – единственный театр в России, где все это идет. Что же вы ни разу к нам не пришли?» – «Некогда». Но когда у него будет время, у нас будут уже другие спектакли идти.[b]– А как вы вообще относитесь к самому принципу оперы на заказ?[/b]– Практически все оперы Чайковского так были написаны.[b]– Ну, это раньше. А сейчас?[/b]– Сейчас современная опера у композиторов в ящиках стола лежит. Никто не ставит. Тут Большой театр можно похвалить. Наверное, когда-нибудь мы тоже что-нибудь закажем, но пока у меня такого желания нет. Я вообще скрываюсь от композиторов. Они звонят и говорят: «Я вам сыграю оперу. Мы запремся, и я вам три часа в закрытом помещении буду петь оперу свою».Мы сейчас делаем «Повесть о настоящем человеке», самую скандальную оперу, самое проигрышное название, какое только возможно. Коллеги смотрят на меня, как на сумасшедшего. Это последняя опера Сергея Прокофьева, про войну, но нет ни одного героя-немца.[b]– В другие оперные театры ходите?[/b]– Не хожу. Я люблю «Геликон-оперу».[b]– А в драмтеатры?[/b]– Раньше видел все спектакли, которые шли в Москве. Когда видишь, как артист занимается профанацией профессии, не хочется расстраиваться. У Фоменко и сейчас стараюсь смотреть все.[b]Кузьменко [/b]([i]с живым интересом[/i]): [b]Многие драматические режиссеры ставят оперные спектакли. А вы могли бы поставить драматический?[/b]– Ставил, но не в Москве, а в Твери, когда только начинал. Но работа с оперным и с драматическим артистом – абсолютно разные вещи. Оперный артист учился в консерватории, его учили петь, и он не знает, что такое сверхзадача, что такое действие, что такое акцент. Режиссер должен научить его физическим действиям, которые он должен положить на свое пение.[b]Рахаева[/b] ([i]напоминая[/i]):[b] У вас в «Кармен», например, Микаэла поет арию и при этом намазывает на настоящий хлеб настоящее масло…[/b]– …И сразу все получается! А если бы я говорил: ты очень любишь Хозе, ты должна проникнуть в его душу, то она бы вышла на авансцену, сложила ручки, надулась и заголосила нечеловеческим голосом.[b]– Эта неактерская выучка оперных артистов сковывает режиссерские фантазии?[/b]– Наоборот, развивает. Как-то я ставил за границей «Русалку» Даргомыжского. Наташу, дочь мельника, пела безумно полная певица. Я думал: «Все хорошо, но какая же она толстая! Еще и в белой какой-то рубахе». Прихожу в буфет, смотрю – она ест, любит поесть, естественно. Я говорю: «Надя, скажи, пожалуйста, ты булки любишь?» – «Ой, люблю! Но я худею». Я говорю: «Надя, скажи, а ты могла бы съесть целый батон?» Так вот, опера начинается с песенки мельника, он там поддатый поет. А Наташа – дочь мельника, она на хлебе сидит и ест батон. После этого вопрос с полнотой был снят. Дочь мельника любит хлеб, и вот она такая толстая. Я, получается, специально выбрал такую артистку – упитанную – под свою концепцию. Еще была история в Стамбуле, я ставил «Князя Игоря». Там у меня Ярославну пела певица – наполовину немка, наполовину турчанка. Она весила 160 кг, 32 года ей.[b]Кузьменко[/b] ([i]сострадательно[/i]): [b]Она ходить-то могла?[/b]– Когда я ее увидел, у меня был шок. Но что же делать, ну не булку же ее заставлять есть? И я решил делать спектакль не про князя Игоря, а про Ярославну. Про мать-героиню, у которой муж– полководец и много детей. Старший с отцом пошел на половцев. Еще одного она родила во время спектакля. Весь спектакль был про нее.[b]Рахаева[/b] ([i]подкалывая[/i]): [b]Но в «Геликоне» девушки одна лучше другой! Наверное, приходит девушка пробоваться, а Бертман ее через лекало пропускает... Как-то вы замолчали сразу, Дмитрий Александрович.[/b]– Ноу-хау это потому что. У нас действительно конкурс очень большой. Отслеживаем тех, кто учится сейчас в училище, в консерватории. Ходим, смотрим. Целая система, похлеще, чем в КГБ.[b]– Этим кто занимается?[/b]– И я, и педагоги по вокалу. Например, Зара Долуханова отслеживает все, что творится в Гнесинском институте. А в Московской консерватории – Ирина Масленникова.[b]– У вас хор хороший. Люди из хора, они растут или нет?[/b]– У нас в хоре всего 60 человек, но каждый хорист – супермузыкант с дипломом дирижера-хоровика. Это очень важно, потому что есть такие хоры, куда можно прийти из депо «Москва-Сортировочная». Кто-то из наших хористов становится дирижером, многие становятся солистами. Вот, например, Катя Облезова недавно получила звание заслуженной артистки России. Или Марина Карпеченко тоже начинала в хоре, а теперь спела в Зальцбурге Аиду.[b]– А звезд вы приглашаете?[/b]– Бывает. В основном за рубежом. Были случаи, когда мы приглашали именитых солистов из других наших театров. И вот выходит артист, открывает пасть и начинает орать так, чтобы показать: это Большой театр. А у нас еще такая в зале акустика коварная, что если орать, то ничего не слышно. И артиста просто сразу не существует. А действительно выдающихся артистов, конечно, приглашаем. За рубежом с нами работают очень многие звезды, и зарубежные, и отечественные. Например, Анджела Георгиу, Роберто Аланья, Хосе Кура, Мария Гулегина, Марина Мещерякова.[b]– Все ли постановки вашего театра видят наши зрители?[/b]– Самый больной вопрос. Последние четыре сезона «Геликон» много делает совместных постановок с европейскими театрами. Потом эти спектакли остаются у нас в собственности, декорации и костюмы хранятся в Москве, занимая бешеное количество площади в ангарах. И все это лежит мертвым грузом – из-за отсутствия сцены. А спектакли стали событиями действительно европейскими.Например, в прошлом году мы сыграли «Норму» Беллини на самом крупном фестивале в Испании, «Милосердие Тита» Моцарта сделали в древнеримском театре на открытом воздухе. Здесь мы эти спектакли играть не можем.«Набукко» Верди восемь раз прошел в Париже на аншлагах, имел огромный успех. В Москве очень мало сцен европейских размеров, «Набукко» можно показать только в Государственном Кремлевском дворце, в Театре Российской армии, на главной сцене Большого театра и в Доронинском МХАТе.Но Большой отпадает, ГКД я не хочу, потому что там нет акустики, Доронина нам отказала по каким-то национальным признакам. Будем следующей осенью играть в Театре Российской армии.[b]– На чем в основном зарабатывает театр?[/b]– Ну что вы! Он только тратит…[b]Действие третье. Реформа и жизнь– Как вы в таком случае относитесь к театральной реформе? Что вообще происходит?[/b]– Происходит передел собственности. Лучшие здания во всех городах уже взяты, остались театры, которые находятся в прекрасных зданиях в самом центре во многих городах России. Нам говорят о том, что слишком много театров, и что надо половину закрыть.[b]– Вроде речь-то идет не о закрытии, а о том, кого финансировать, а кого – нет.[/b]– Это и есть вопрос закрытия. Потому что театр не может прокормить себя сам.[b]– А антреприза?[/b]– Антрепризный театр – это бизнес. А репертуарный театр – это огромное культурное завоевание нашей страны. Но и здесь существует огромная разница между театром драматическим и музыкальным. Драмтеатр может существовать с труппой в 30 человек, а в музыкальном театре еще плюс оркестр 100 человек и хор 100 человек. И плюс еще костюмеры, гримеры... Бюджет оперного спектакля и драматического – это же абсолютно разные вещи. А закон один! Это говорит о том, что люди, которые готовят эти документы, вообще не ориентируются в театральном пространстве.[b]Все[/b] ([i]перебивая друг друга[/i]): [b]Это началось с приходом нового министра культуры?[/b]– ([i]Грустно[/i]) Это начинали коллеги, к сожалению. Я не буду называть фамилии, но это те, кто хорошо построил бизнес, у кого здания приносят доход. Для них близок путь даже к приватизации этих зданий. У них есть власть, связи… Они скажут: мы отказываемся от бюджета, но зато все, что зарабатываем, будем тратить на себя. Но мы, например, не можем этого сделать – у нас нет своего здания. А даже если бы оно и было… Сегодня никому не интересно, как театр работает. Ходят зрители, не ходят зрители – властям все равно. Можем продавать билеты по рублю, все равно все доходы уйдут в бюджет.[b]– Как вы строите ценовую политику? Как-то вы сказали, что у вас билеты никогда не будут дешевле, чем в Большом театре…[/b]– У нас самые дорогие в Москве билеты. Но дело в том, что у нас очень мало мест в зале. Думаю, что когда зал будет больше, и билеты станут дешевле.[b]– Депутатам, как известно, не понравились «Дети Розенталя». А если они будут топить все проекты, связанные с оперным театром, что тогда?[/b]– Тогда – уезжать. Ощущение обиды очень большое. Наш театр действительно играет роль посла России в мире. Таких два театра: «Мариинка» и «Геликон». Когда мы играли в Париже, в театре Champes Elysees, попасть на спектакль было невозможно. Но ни представитель нашего посольства, ни культурный атташе – никто ни разу не пришел.[b]– Вы их не приглашаете, наверное?[/b]– Приглашаем всегда.[b]Минаев[/b] ([i]агрессивно[/i]): [b]Если к вам ходит весь Париж, заработайте на гастролях, постройте театр здесь.– На гастролях на театр не заработаешь. Подсчитайте, сколько стоит перевезти театр из Москвы в Париж. Представьте себе: в спектакле занято 150 человек.[/b]Им нужно купить билеты на самолет, пусть и по самому дешевому тарифу, перевезти декорации, оплатить отель и так далее. Для того чтобы спектакль отбил свои деньги, он должен идти каждый день в течение 10 лет. Поэтому театр ни в одной стране мира не бывает не на бюджете. Вот у нас все время ищут национальную идею. А одна только и есть национальная идея – культура, больше ничего. Нашу страну знают в мире по убийствам, взяткам, войне в Чечне – по всему только отрицательному. Единственное, что у нас есть конкурентоспособного – это наши музыканты, пианисты, певцы, театр и литература.[b]– Отлично. Ставьте это избирательным лозунгом, выбирайтесь в Думу – и вперед.[/b]– Еще этого мне не хватало.[b]– Политика все равно в вас влезет. Может быть, лучше влезть в нее?[/b]– Нет, искусство всегда в стороне от политики. Когда художник рисует картину, ему абсолютно начхать, в какой стране он ее рисует – в тоталитарной или нет. Потом его, может быть, и посадят, но в момент создания художественного произведения он очень далек от всего этого. Когда я ставлю «Евгения Онегина» или «Набукко», неужели я думаю о Государственной думе? Ну не будет она меня финансировать, значит, я буду работать в другом месте.[b]– Вы занимаетесь любимым делом, вам за это платят. В свое время какой-то ученый говорил, что он удовлетворяет свое любопытство за государственный счет. У вас не то же самое?[/b]– Знаете, сколько я вложил в «Геликон-оперу» своих личных денег, тех, которые я заработал в других странах! Сегодня в Москве самая лучшая нотная библиотека – в нашем театре. Если вам завтра нужен будет какой-то редкий клавир, вы его не найдете нигде, кроме «Геликон-оперы». Так вот, почти все эти ноты куплены мною. Световой парк, который у нас есть, – то же самое. Частично, конечно, и государство покупало, в последние два года нам выделили какие-то деньги. Но то, что нам платит государство, – это пенсия. Очень маленькая пенсия. Певец за рубежом, даже если он приехал всего одну ноту спеть, меньше двух тысяч евро не получит. Потому что голос человеческий – это то же самое, что Рембрандт, Рубенс. Это уникальная природная данность. Поэтому за границей исполнитель главной партии получает 10 тысяч евро за один спектакль, а звезды от 50 до 100 тысяч. Наша бывшая соотечественница Мария Гулегина получает 100 тысяч евро за один выход. А у нас Наталья Загоринская, лауреат «Золотой маски», заслуженная артистка, уникальная певица, получает государственную зарплату 4 тысячи рублей.[b]Действие четвертое. Бюджет и спонсоры– Наверное, у нас просто слишком бедная страна?[/b]– Да, бедная. И меня бесит, когда наша Государственная дума собирается и устраивает праздники, на которых икра стоит в бочках, и ее ложками едят. В Америке, во Франции, в Великобритании есть закон о спонсорстве. А у нас – нет.[b]– А какова мировая мода?[/b]– Сейчас вообще в мире оперный бум. Да и в Москве тоже очень много оперных театров, больше, чем в Париже. И они все полные.[b]– И с чем это связано, с модой или с изменениями в оперной политике?[/b]– Весь мир идет к синтезу. А единственный синтетический из традиционных видов искусства – это опера, потому что она включает в себя и театр, и живопись, и музыку, и цирк, и кино. Я говорю, конечно же, о «Геликоне». Если в спектакле другого театра встанут тетки, руки сложат и будут петь, это не надо называть оперой.[b]– Как вы оцениваете положение культуры в нашей столице?[/b]– Здесь я могу похвалить Москву. Не сочтите за подхалимаж, но Лужков сделал очень мудрый политический ход, создав имидж Москвы – культурной столицы. Главным в Москве сегодня являются музеи, театры, фестивали и выставки. И сегодня, когда у мэра возникают какие-то сложности, вся армия моих коллег сразу встает на его защиту.[b]Действие пятое. Юбилеи и звезды– Как думаете праздновать свой собственный юбилей?[/b]– У нас большие планы. Как я уже говорил, театр готовит премьеру оперы «Повесть о настоящем человеке», которая в последний раз шла 20 лет назад.Кстати, я в той постановке принимал участие, был ассистентом режиссера в Большом театре, у своего педагога Георгия Ансимова. Спектакль сыграли 2–3 раза – и больше он не шел, потому что уже шла перестройка, и никому это не было нужно. Мы берем за основу оригинал Прокофьева, плюс редакцию Шнитке, плюс еще сами делаем определенную редакцию всего этого материала. И думаем о том, как эта опера должна прозвучать сегодня, в год юбилея Победы. Главным в спектакле станет герой войны, которого все забыли. Старик, никому не нужный, всем в обузу, который перестал быть героем.[b]– И это к 60-летию Победы?[/b]– Да.[b]– Какая-то «Повесть о ненужном человеке» получается…[/b]– Вот такая история, мне кажется, актуальная сегодня. Я видел, как умер мой дед, никому не нужный, а ведь он был герой. Я был знаком с Алексеем Маресьевым, который тоже, кстати, в конце никому был не нужен. Спектакль будет называться «Упавший с неба».[b]– Ну хорошо, а потом?[/b]– Потом мы делаем совместный с театром «Et Сetera» проект, который будет в ночь с 4 на 5 мая проходить в московском метро. Сначала мы его планировали на станции «Маяковская», где было историческое заседание 7 ноября 1941 года. Но сейчас эта станция, к сожалению, на ремонте, и пришлось проект реализовывать на восстановленной станции «Новослободская». И начальник Московского метрополитена Дмитрий Гаев с огромным энтузиазмом это воспринял. В три часа ночи там состоится концерт, в котором будут участвовать артисты обоих наших театров, а также приглашенные звезды. Даже Людмила Гурченко будет петь![b]– А почему в три часа ночи?[/b]– Все просто: в это время метро не работает. Потом мы делаем ряд концертов, естественно, бесплатных, по военным госпиталям, около 40 концертов военных песен и духовной музыки и так далее. Потом я уезжаю в Стокгольм, у меня 10 июня премьера «Евгения Онегина» в Королевской опере. А 12 июня премьера «Нормы» Беллини в Будапештской опере. После этого в Испании на двух фестивалях – в Мадриде и Барселоне – будет представлен «Фальстаф» Верди, целых 10 спектаклей. Потом на фестивале в Эстонии мы покажем спектакль «Диалоги кармелиток» Пуленка. После этого начнем делать «Русалку» Дворжака, премьера которой состоится в Дании на андерсеновских торжествах, где мы, кстати, будем единственными представителями России. После этого мы примемся за «Нос» Шостаковича, премьеры будут в Москве, в Париже и в Дижоне. Всего очень много, я просто сейчас боюсь запутаться.[b]ЭпилогЕвсеев [/b]([i]финально[/i]): [b]А на прощание давайте сфотографируемся все вместе[/b].

Эксклюзивы
Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.