Письма в «Вечерку». Белая лапша

[b]...Когда я вспоминаю годы эвакуации, мне хочется прославлять не только героев и участников войны и тех, кто «дни и ночи у мартеновских печей», а всех. Тогда люди с готовностью и участием пускали в свои дома совершенно чужие и незнакомые семьи. По-моему, в Кирове в каждом доме жила семья, а то и две, эвакуированных.[/b]Папа был военврачом на фронте, мама стала работать в эвакогоспитале, и нам дали рядом с госпиталем, прямо на его территории, большую комнату в каком-то общежитии. Мы жили на высоком берегу Вятки, от реки нас отделяли железнодорожные пути и широкая платформа. Сюда приходили санитарные поезда, раненых выносили на носилках на платформу, потом несли в палаты. В разгрузке участвовал весь персонал госпиталя. Через какое-то время раненых перевозили в другие госпиталя города и области для постоянного лечения. Когда раненых было много, говорили: «Наши наступают», – а на мои вопросы коротко бросали: «Поле боя за нами». Только много позже я поняла трагичную глубину этих слов.К нам часто на огонек заходили мамины коллеги – врачи из госпиталя. Иногда собиралась большая компания. Тогда было весело: пили чай, смеялись, танцевали под патефон, пели и даже играли в совсем детские игры: «отгадай желание» и «горячо – холодно». Я не помню мрачных лиц: все были веселые, жизнерадостные, говорили о том, куда поедут и что будут делать после победы. В ней все были уверены, ее ждали, до нее скорей хотели дожить.…Я смотрю фотографии тех лет: вот папа в гимнастерке, вот я, а вот мама и сестренка. Я росла и все время хотела есть. Нет, я не мечтала о мороженом, я и вкус-то его забыла, да к тому же это был точный факт будущего: мы победили, возвращается папа, мы идем с ним в «Сокольники» на круг, мне покупают мороженое… Надо сказать, что мама, как и все сотрудники госпиталя, получала там паек, обед: на первое – болтушка в бидоне, на второе – завариха. Болтушка – это такой суп, когда в бульон (или в кипяток – теперь я уж не знаю точно) забрасывается лапша из черной муки, которая тут же расползается, и получается темная мутная жидкость, болтушка, одним словом. А завариха гораздо вкуснее. Темная (естественно) мука заваривается крутым кипятком, наподобие густого киселя или клейстера; когда она застывает, ее можно опрокинуть из миски и резать ножом.Так вот, однажды в госпиталь пришло какое-то количество белой лапши, ее по-честному смешали с черной, так что всем досталось ее поровну. И вот в темной жидкости плавали восхитительно вкусные белые лапшинки. И я решила, что после войны надо готовить темную (а как иначе) лапшу напополам с белой! Положенный по пайку кусок заварихи обычно слегка поливали растительным маслом, а однажды положили на него кусочек коровьего, топленого, и это было необыкновенно вкусно! А еще мы как-то получили на семью два американских шарфа. Это были большие, красивые, синие, легкие и теплые шарфы. Менялись поколения в нашей семье, а шарфы носились; когда они рвались, их распускали и перевязывали, и так они просуществовали у нас, служа верой и правдой, в своем первоначальном и трансформированном виде лет тридцать…[b]Татьяна Анатольевна ВЕЛИКАНОВА[/b]