Изнанка белого экрана

[b]Говорят, в артисты обычно попадают по блату. Можем засвидетельствовать: чистая правда. Во всяком случае, мы оба в кино попали исключительно по знакомству. Правда, для начала пришлось написать в общей сложности двадцать романов. Потом компания «Новый русский сериал» выказала желание экранизировать четыре наши книжки.[/b][i]Мы продали права на экранизацию. А затем совместно со сценаристом Александром Стефановичем написали сценарий двадцатисерийного фильма. И в результате, отмыкавшись шесть лет за письменным столом в роли авторов детективно-авантюрных романов и еще год прокорпев над сценарием, мы заимели блат в кино.[/i][b]«Я целовалась с главной героиней» (взгляд Анны)[/b]Однажды на очередном совещании с генеральным продюсером «Нового русского сериала» Андреем Камориным (а продюсер, кто не знает, сейчас главный человек в кинопроизводстве), он, видно, устал от обсуждения бесчисленных правок – поправок в сценарии («Этот эпизод затянут… этот характер не прописан»). Откинулся в кресле, посверлил меня взглядом (решает, к чему еще придраться).И вдруг говорит:– Думаю, Анна Витальевна, что вам роль Патрисии будет к лицу. Сыграете?Я опешила. Патрисия, конечно, очаровашка. Это одна из не-главных, но любимых наших героинь.Богатая эквадорская дама. Уверенная в себе, стильная. Она ради удовольствия путешествует по всему миру, а в Стамбуле, в турецких банях, знакомится с главной героиней Танькой и помогает ей сбежать из бандитской засады. Потом девушки отправляются «зажигать» в ночной клуб, утром же Таня улетает в Париж на поиски дальнейших приключений, а Патрисия провожает ее в аэропорту Стамбула.В общем, хорошая роль.Но – и это «но» ого-го какое! – очаровательная Патрисия, извините, лесбиянка. И по руке Таньку гладит, и расцеловать ее пытается, и в номер к себе зовет.Так что первым моим желанием было на продюсера обидеться.Гневно вопросить: «За кого, простите, вы меня принимаете?!» И от роли – гордо отказаться. Но потом я подумала, вспомнила наш же сценарий… Классный ведь образ получился. Например, героиня спрашивает Патрисию: «А твой бывший муж тебя не бил?» – «Нет, – отвечает эквадорка, – это я его била. А потом и вовсе выгнала и отсудила у него все состояние».Объекты (то есть места, где будут проходить съемки) – тоже достойные. Ночной клуб в Стамбуле, аэропорт «Ататюрк», лобби дорогого отеля, массажный кабинет в турецких банях…На круг выходило несколько съемочных дней – да, наверное, в Турции, да фамилия в титрах, да приятно побыть миллионершей, хотя бы на экране… В общем, смутилась я и прошептала: «Да, согласна».На дальнейшие встречи с продюсером, правда, являлась только в юбках, рюшечках и с нежнейшим, женственным макияжем.Впрочем, никаких намеков – ни грязных, ни тонких – на мою нестандартную сексуальную ориентацию продюсер не делал. Зато уж господа соавторы оттянулись по полной. Все рекомендовали, дабы в роль вжиться, то в «розовый» клуб сходить, то, еще хлеще, по Интернету девочку заказать. Или говорили ехидно: «Чаю хочется, а просить Аню, чтоб заварила, – страшно. Ей же мужчины теперь противны…» Но что делать – ради роли приходилось терпеть. Впрочем, соавторы тоже вскоре успокоились – полно других дел, кроме как насмешничать. Первый вариант сценария, второй, третий, четвертый, поправку сюда, дописку туда… И вот наконец фильм запустили в производство – а мы, сценаристы, занялись другими делами.Периодически доходили слухи, что сериал снимается, группа уже съездила в Стамбул и Париж, отсняла всю натуру, а теперь идет работа в павильонах. На роль Патрисии меня не звали – видно, режиссер более колоритную «эквадорку» нашел.И вдруг как-то вечером звонит незнакомый женский голос. Представляется костюмером нашего фильма. И строго велит назавтра с утра явиться на примерку костюмов.– Каких еще костюмов? – недоумеваю я.– Как каких? Патрисии. Съемки послезавтра.– В Стамбул, что ли, летим?– Ну конечно, в Стамбул! – веселится костюмерша. – В Новокосино. Турцию там будут снимать.– А как же сцена в аэропорту «Ататюрк»? – не унимаюсь я.– В «Быково» снимается?– Да это не ко мне. Аэропорт вообще, кажется, отменили. Мое дело – вам костюм подобрать. Так что срочно приезжайте на «Мосфильм», тут у нас склад.– А бриллианты дадите? – наглею я, вспоминая, что Патрисия – богачка и пижонка.– Это вряд ли, – суровеет костюмерша.И в итоге назавтра, перерыв с костюмершей гору шмоток, мы решаем, что Патрисия у нас будет оригиналкой. Никаких нарядов откутюр – просто потому, что на складе «Мосфильма» их нет. Льняные брючки, «веревочная» кофточка (иностранцы любят натуральные ткани). И белые, далеко не первой свежести, теннисные туфли (костюмерша уверяет, что грязные разводы «камера не возьмет»).А следующим утром я отправляюсь в Новокосино, в один из не самых известных ночных клубов.Съемочная группа и массовка уже на месте – им полагается приезжать раньше, чем «настоящим актерам». Массовка давно в образе – то есть делает вид, что дело происходит в Турции летом. Исполнительницы танца живота мерзнут в своих символических одежках, «посетители клуба» накинули поверх шорт и маечек теплые куртки.Ну а съемочная группа занята своими делами. Встречаю исполнительного продюсера. (Кстати, исполнительного продюсера не стоит путать с «просто» продюсером: разница такая же, как между завхозом и директором завода). Тот на ходу кивает мне и продолжает кричать в трубку мобильника:– Я сказал, чтобы тараканов привезли к трем! Да, больших, мадагаскарских. И чтоб не меньше тридцати штук!«Ага, – припоминаю. – Это для восьмой серии. Там один псих нашей главной героине подарок делает – красивую коробку с ленточкой; она ее открывает, а оттуда тараканы лезут».Исполнительный продюсер тем временем жмет на «отбой» и укоризненно говорит: – Ну, Анна Витальевна, вы в сценарии и наворотили! То Турция, то Париж!.. То танец живота, то тараканы… Сил никаких нет.…А тут и режиссер появился, молодой Дмитрий Дьяченко? – это его первый большой фильм. Но чувствует он себя на площадке уверенно: тут же забросал беднягу-продюсера новыми поручениями: на столы нужно поставить кальяны, чайные чашки заменить на пиалы, и чай чтобы обязательно был зеленый… А когда исполнительный побежал исполнять приказы, наконец, обратился ко мне:– Там в конце сцены у вас с Татьяной предусмотрен поцелуй. Имей в виду: целоваться будете по-настоящему. Взасос.Я бегу к нашей Таньке – актрисе Ольге Понизовой:– Оль, правда, мы будем с тобой целоваться?Она пожимает плечами:– А что делать?Оля – опытная актриса, снимается с детства. И я ей очень завидую – с лету схватывает все пожелания и режиссера, и оператора.Скажут ей: «Больше страсти!» – взгляд сразу становится сексуальным: и вправду кажется, что она в Патрисию влюблена. Велят ей откинуть голову и повернуться на тридцать градусов – выполняет команду с ходу. Со мной, конечно, съемочной группе приходится сложней. Я то норовлю прямо в камеру уставиться – «чтобы уж наверняка в телевизор попасть». То ноги подогну так, что они кажутся сорок шестого размера. То улыбаюсь вымученной, приклеенной улыбкой… Однако ничего – справилась.А назавтра – когда снимали новый эпизод в спортивном клубе в «Лужниках» (он изображал стамбульскую турецкую баню) – после очередного дубля я даже услышала комплимент оператора: «А девчонки-то разыгрались!.. Прямо настоящий Лесбос!..» В общем, я, конечно, знала, что кино – это «фабрика грез», но только побывав на съемочной площадке, обнаружила масштабы обмана. Вот, например, как снимался эпизод, начинающийся в сценарии словами: «Стамбул, летний вечер...» Москва, морозный день. Стекла у старенького «Фольксвагена» заклеены черной пленкой (чтобы не было видно, что за окошками – не летняя Турция, а мерзлая столица). Мы с главной героиней Олей Понизовой только что сбежали из бани и потому замотаны в простыни. Под простынями – свитера.Вместо шофера на переднем сиденье оператор с огромной камерой – изображение транслируется на мониторы в автобус, где находится режиссер. Ну а чтобы казалось, будто машина едет, ее дружно раскачивают все члены съемочной группы…В простынях на улице мы дико замерзли. Зато после – хорошо отогрелись в парилке, когда снимали эпизод, предшествующий по сценарию «машинному» (шесть дублей, плюс шестьдесят градусов). Жаль, что нельзя было в ледяной бассейн залезть – мог смыться грим. Впрочем, девушке из массовки, которая плюхалась в холодину шесть раз, тоже можно было только посочувствовать. И еще: все дубли перед нами стояла тарелка роскошных (настоящих!) фруктов, а съесть нам удалось от силы пяток виноградин («Не нужно жевать в камеру!» – грозно кричал режиссер). А потом, после магического «снято», на фрукты такая толпа налетела, что и ловить было нечего… Но зато – денег заплатили. Тоже приятно. И потом – всего два дня работы, но можно теперь писать во всех резюме: «роль (прошу заметить, не эпизод, а роль!) в фильме «Авантюристка».[b]«Я просил пистолет, но мне не дали» (взгляд Сергея)[/b]Все-таки женщинам в кино больше везет, чем мужчинам. Это, наверное, потому, что продюсеры и режиссеры в подавляющем большинстве мужчины. Нет, я ни на что не намекаю, но в то время как моя сестра и соавтор получает хоть маленькую, но роль, мне достается всего-навсего эпизод.Изначально в сценарии мы этот эпизод писали в расчете именно на меня. «Усатый ажан», – так назывался мой герой.Действие происходит в Париже. Российских бандитов забирают в полицейский участок, и Усатый ажан объявляет им, что за драку в кафе они должны заплатить штраф в размере четырех тысяч восьмисот двенадцати евро. Бандиты по-русски кричат мне: «Ты что, улиток обожрался, хмырь усатый?!» (эта реплика почему-то всегда вызывала бурные приступы смеха господ-соавторов). Тот в ответ грозит им тюрьмой и трибуналом. В общем, миленький такой эпизод.Я, в отличие от моей более неопытной и прекраснодушной сестры, на то, что съемки пройдут в Париже, не надеялся. Раз уж Стамбул у нас снимают в Новокосине, то Париж, наверное, будет в Текстильщиках. В общем-то, и понятно. Зачем тащить киногруппу за тридевять земель, чтобы в помещении снимать? Интерьер французского полицейского участка снимали на станции техобслуживании иномарок в Грохольском переулке. Мне, кстати, фотки показывали (отдельные счастливчики на съемки в Париж все-таки ездили). Так вот, антураж французской ментовки – точь-в-точь нашенский крутой офис с евроремонтом. Перед съемками офис тщательно прибрали – от предметов, напоминающих об автомобилях или о России. Взамен развесили по стенам справочно-полицейскую информацию на французском языке, карту Парижа, герб французской полиции (изящно вырезанный из пенопласта). На стол мне (ну, то есть ажану) пару номеров «Пари-матч» подбросили.Пока шла подготовка к съемке, я поразился: столько, оказывается, в киногруппе народу: человек пятьдесят. Но при этом нет ощущения толкотни или суеты. Каждый, что называется, знает свой маневр. Установщики (не путать с режиссером-постановщиком) мебель двигают, реквизитор записки на французском языке по стенам развешивает, костюмер артиста-полицейского, конвоира бандитов, в мундир одевает… Мне, кстати, мундира не досталось. И пистолета в кобуре – тоже (хоть я и просил). Режиссер сказал, что это задумка такая: настоящие ажаны в настоящем Париже, дескать, в гражданском ходят.Но вот все устроилось, «конвоир» привел в «мой кабинет» «бандитов», а потом: «Камера!.. Мотор!..», девушка «хлопушкой» перед носом – бац: «Эпизод два– двадцать два, дубль один, план один!» Режиссер: «Начали!» И тут начался мой позор. Нет, камер и людей я не боялся. И даже был готов хоть чего-то, да сыграть: все-таки колоссальный опыт студенческой самодеятельности за плечами. Но! Режиссер внес в сценарий новацию: роль я должен был исполнять, для пущего правдоподобия, на абсолютно не знакомом мне французском языке. Переводчик перевел реплики ажана с русского на французский; сестра-соавтор написала для меня транскрипцию. Два дня перед съемками я зазубривал – долдонил: «Месье, эс ке вуз алле, э-э, инсистэ – что ли? – пур аппле ле репрезента, м-м-м, дю консюла де Руси?»[b]*[/b]Роль-то я вроде выучил, слова знал, но только дошло дело до камеры – произносил текст со скоростью той самой французской улитки: три слова в минуту. Должен заметить, что, видя мои мучения, мои партнеры, профессиональные актеры, не подначивали меня и не «кололи». Потом один из них – Сергей Векслер, играющий главного бандита по имени Рустам, – говорит режиссеру: «Да пусть он, – на меня кивок, – на общем плане по-русски говорит. Все равно по губам издалека не видно. А «крупняки» ажана вы уж как-нибудь потом без нас снимете». Так и сделали. Полегче мне стало.На общем плане эпизод прогнали, потом стали средний план снимать, потом каждого из актеров –«бандитов» – камера крупно брала… Ну а потом уж мои «крупняки» пошли. Тут без французского никак. Но, для того чтобы я не сбился, снимали по одной фразе (!) за дубль. И «девушка с хлопушкой» перед моим носом транспарант с транскрипцией держала. А чтобы у меня при этом глаза не были застылыми, как у теледиктора, – плакат из стороны в сторону водила. В общем, как я потом посчитал, каждую реплику «ажана» я раз по семнадцать произнес: и по-русски, и по-французски.Денег мне, конечно, тоже заплатили: за полновесный съемочный день. Но труд актерский, я вам как на духу скажу, адский… Нет, думаю я, хватит с меня экспериментов. Твердо решил: больше никогда-никогда в кино сниматься не буду. Правда… Вот если… А вдруг мне когда-нибудь роль Сирано де Бержерака предложат?.. Пусть даже на французском языке?[b]* Господа, вы будете настаивать на вызове представителей российского консульства?[/b][b](Искаж. франц.)[/b]