Баронессы чистят ботинки лучше прислуги

[i]Выходя замуж за австрийского барона Эрнста-Алексиса фон Гечмен-Вальдек, потомка одной из самых именитых дворянских фамилий Европы, Катя Урманчеева, к ужасу прислуги, сама шила себе свадебное платье. Если бы не она, очень сомнительно, что Москва получила бы когда-нибудь знаменитый мюзикл «Метро». Причем его русская версия качеством превзошла бродвейскую, и успех спектакля идет по нарастающей. Итак, баронесса фон Гечмен-Вальдек — продюсер московского «Метро». [/i][b]— Катя, представляете, какое количество девчонок мечтало бы повторить вашу судьбу и из простой русской девушки, пусть даже актрисы, превратиться в баронессу? [/b]— Только пусть обязательно выучат сначала несколько иностранных языков, чтобы общаться на равных с мужем и его родственниками, и уж если точно решат стать баронессами, то приготовятся к тому, что их ждет тяжелый труд и масса обязанностей. Мечта о легкой светской жизни разлетится у них мгновенно.[b]— Что, все баронессы и герцогини сами шьют себе платья и юбки, а не покупают их от «Шанель»? [/b]— Начнем с того, что мой муж живет в горах, где по лесам ходят олени, а люди — и крестьяне, и дворяне — ходят в национальных костюмах, которые зачастую передаются по наследству. И так как Шанель ими не торгует, их приходится шить. Это замкнутый круг людей, живущих в определенных традициях, которые нужно принять и соответствовать им. Что накладывает огромную ответственность. Ведь аристократы женятся друг на друге не из снобизма, а потому, что только девочка, выросшая в огромном старинном замке, знает, как его вести… Пожилые родственницы моего мужа рассказывают, что их с детства учили: только когда ты будешь чистить ботинки и драить фамильное серебро лучше прислуги, ты можешь с нее спрашивать.[b]— И вы должны были доказать свою состоятельность в чистке серебра и ботинок? [/b]— Безусловно. Правда, не забывайте, что вы разговариваете с советской девушкой! Уверяю вас, что все мы чистим серебро и ботинки не хуже любого из них. Как говорит моя польская прислуга: «Кобьета прауйонца жадней працы ще не бои!» («Работающая женщина никакой работы не боится!»)… Когда я шила себе свадебное платье — а по традиции я должна была выходить замуж в национальном костюме, но ничего из того, что можно было купить, мне не нравилось — так вот, когда я кромсала шелк, она смотрела на меня с ужасом и говорила: «Бросьте, ничего у вас не получится…» А потом, когда увидела результат, то с гордостью повторяла: «Нам, советским женщинам, все по силам». Она тоже причисляет себя к советским, поскольку, как и я, росла в те времена.Мне очень жаль, что сегодняшнее поколение — я наблюдаю это и на ребятах, занятых в «Метро» — даже не понимает, что оно получило, какие перед ним возможности. К тому же у молодых сейчас нет ориентиров: старые разрушили, новых не построили. Поэтому «Метро» стало явлением даже более социальным, чем театральным. Главная мысль, если хотите, идеология спектакля: человек может добиться всего.[b]— Где и когда вы впервые пересеклись с «Метро»? [/b]— На его польской премьере, в 1991 году в Варшаве. Я была потрясена работой Януша Юзефовича, великолепного режиссера, музыканта и хореографа в одном лице, которого можно сравнить разве что с Бобом Фоссом. Пришла к нему и сказала, что хотела бы поставить спектакль в Москве. Как это осуществить на деле, я в тот момент не представляла. Но в мой характер заложена та же сверхидея, что и в спектакль: ничего невозможного нет.[b]— Тем не менее между замыслом и его воплощением прошло целых восемь лет. Что произошло за это время? [/b]— Я созрела для того, чтобы бросить, наконец, свою актерскую профессию. ГИТИС я когда-то выбрала, потому что в МГУ меня бы никогда не приняли: я отказалась вступать в комсомол. А мне хотелось получить хорошее гуманитарное образование, для чего российские театральные вузы очень даже годятся. И хотя все у меня шло хорошо — я достаточно много снималась, в том числе в Европе — к себе в роли актрисы я не могла относиться без юмора. И тут я встретила своего будущего мужа.[b]— «Тут» — это где? [/b]— На юге Франции, в доме, где когда-то познакомились Грейс Келли и принц Монако Ренье. Меня взяли туда с собой в гости друзья моих родителей, русские эмигранты. За столом я оказалась рядом со своим будущим мужем. Он совершенно необыкновенный человек, веселый, с изумительным юмором. Через полтора года мы поженились.[b]— В постановку «Метро» частично вложены средства вашего мужа. То есть замужество дало вам возможность осуществить давно задуманное? [/b]— Муж загорелся идеей русского варианта «Метро» не меньше моего и с самого начала был рядом. Начиная, мы совершенно не понимали, как это сложно в стране, где мюзикл традиционно отсутствовал как жанр. Почему он не получался? Да потому, что его нельзя делать вполноги! А у нас оркестр — дорого, пусть будет фонограмма, музыка-то все равно хорошая. Свет — дорого, приборы некуда повесить, пусть вместо ста ламп будет три. Зачем в кордебалете пятьдесят человек? Хватит и десяти. И так до бесконечности. Мы же все с самого начала делали так, как этого требовал уровень проекта. Хотя все шло от нулевой отметки.Директор Театра оперетты Владимир Тартаковский не видел ни бродвейской, ни польской версии «Метро», но каким-то чутьем из сотен музыкальных проектов, с которыми к нему приходят каждый день, выбрал «Метро» и пустил в театр всю нашу ораву. На полтора месяца снял все остальные спектакли, чтобы ребята могли репетировать на сцене — и это в условиях репертуарного театра! Рискуя своим положением и репутацией театра, с первой минуты верил в успех «Метро» и был нашим единомышленником и членом команды. Второй мой партнер — Саша Вайнштейн — уже принимал участие в создании одного культового музыкального проекта — АРТ-Рок Парада «Асса» в 80-х гг.Саша выслушал мою безумную речь о том, как молодежи нужен спектакль, дающий надежду… На дворе стоял сентябрь 1998 года, только случился дефолт, а речь шла о проекте, в котором, казалось, изначально отсутствовали все компоненты успеха: никому не известный мюзикл, неизвестный иностранный композитор и режиссер, неизвестные актеры с улицы — это было обязательным условием. И взрослый мужчина с огромным чувством ответственности, руководитель большого издательского концерна, без колебаний вступил в такое сомнительное с коммерческой точки зрения предприятие. Потом, после отборочного конкурса (когда Саша увидел наших юных, безумно талантливых ребят — их было 46 человек вместо 35, как на Бродвее, потому что наступил момент, когда отсеивать было некогда), он сказал: «Какова бы ни была судьба спектакля, эти деньги стоило потратить, хотя бы только для того, чтобы дать ребятам шанс».Или Юрий Ряшенцев — автор русского текста. Здесь требовался настоящий поэт! И я считаю, что «Метро» стало одной из лучших работ Ряшенцева. И, конечно, ничего не вышло бы без помощи московского правительства, которое пошло на полное техническое переоборудование Театра оперетты.[b]— В результате у вас сложилась уникальная дееспособная команда, которой по плечу жанр мюзикла — случай, действительно беспрецедентный для России. А что дальше? [/b]— Сейчас уже очевидно, что артисты «Метро» — по сути, готовая труппа мирового уровня, которой Москва может гордиться, и сегодня уже принято решение о строительстве для этой труппы театра — первого московского «Театра Мюзикла» — и открытие при нем «Школы Мюзикла» для молодежи. Мы же ведем переговоры с владельцами прав одного нашумевшего европейского мюзикла и одновременно думаем над созданием своего собственного, какого — пока секрет. Скажу только, что это культовое русское произведение. Мы работаем над ним вместе с Юзефовичем, который только что закончил постановку «Питера Пена» с сумасшедшей концентрацией придумок на квадратный сантиметр сценического пространства.[b]— То есть вы по-прежнему собираетесь половину, если не большую часть времени проводить не в замке в горах, а в Москве? А как к этому относится ваш муж-барон? [/b]— Ему все это очень нравится. Он себя считает членом нашей команды.