«Знание языка врага было на вес золота»

Это детское письмо, адресованное старшей сестре, военной переводчице, прислала в редакцию «Вечерки» москвичка Елена Просвирнина.

"Дорогая Тамара, Целую тебя. Мы очень соскучились по тебе. Мы не знаем, где ты. Напиши нам, когда ты к нам приедешь. Я хожу с детдомовскими девочками в лес за цветами. Мы с Леной сфотографировались, через три дня вышлем карточку. Лена ходит в садик. Целую еще раз. Твоя сестра Леля".

Адресат — Тамара Александровна Фролова, до замужества Просвирнина. В неполные 17 лет девушка поступила на курсы военных переводчиков.

Вот как сама Тамара Просвирнина описывает свой воинский путь: "Не могу сейчас вспомнить, каким образом это мне удалось. Если бы был какой-то объявленный набор в нашем городе, то я бы, наверное, не оказалась единственной переводчицей-ставропольчанкой. Немецкий язык я знала неважно, в школе он не был приоритетным предметом. Два педагога из ВИИЯКа попросили меня рассказать мою биографию. Я сказала два предложения - когда я родилась, и кто был мой отец. Видимо, без ошибок. Затем мне показали немецкую листовку, содержание которой я объяснила довольно смутно... и меня зачислили! Группа наша состояла человек из пятнадцати, знающих язык так же слабо, как я. Вообще на этих курсах учились и студенты иностранных факультетов. Конечно, не в нашей группе. Из преподавателей помню только молодую, симпатичную девушку, которая вела у нас лексику и грамматику немецкого языка, и очень переживала, когда студенты не выполняли домашнее задание. Единственная фамилия, которую я запомнила, это Кац, преподаватель тактики допроса военнопленных и терминологии вооруженных сил Германии. Об этом были уроки и на русском языке. Вёл их тоже молодой педагог.

Я, в отличие от остальных курсантов нашей группы, жила дома. Вставать приходилось очень рано, чтобы успеть на построение и вместе с группой идти на завтрак в столовую, которая тоже находилась на Кооперативной улице. После завтрака занятия, затем отпускали на подготовку домашнего задания. На обед и ужин ходили строем. Обмундировали нас довольно быстро, но вот сапог у нас не было, ходили в ботинках для мальчиков (в них я и на фронт пошла). Курсы были шестимесячные, но нас почему-то задержали, и занимались мы восемь месяцев.

Весной 1943 года курсы были окончены, и мы должны были прибыть сначала в Куйбышев(теперь Самара), а затем явиться в Москву за направлениями на фронт. Единственная дорога зимой между Ставрополем и Куйбышевым шла по льду Волги мимо Жигулёвских гор. По ней ездили на машинах и на лошадях. Мы,четверо, почему-то шли пешком. Наверное,ранней весной, в марте Волга уже была ненадёжна и ехать по ней опасно. Мы шли около двух суток, расстояние между городами около 100 километров. Идти по льду вдоль берега было очень трудно. Мы, две девчонки, иногда отставали, ложились на спину и поднимали ноги, чтобы они отдохнули. Ночь провели в селе Моркваши, где нас накормили и дали возможность поспать. Утром рано продолжили путь.

В Куйбышеве мы переночевали у нашей дальней родственницы и на следующий день уже попали в поезд на Москву. Теперь трудно поверить: до Москвы мы тогда ехали 10 дней. Я и ещё трое ребят получили назначения на Южный фронт - Третий Украинский. Вчетвером мы добирались до Новошахтинска месяц. Ехали, как придётся. Только что закончилась Сталинградская битва, и не все дороги успели восстановить. Проезжали мимо развалин Сталинграда. Трое ребят были постарше меня и относились ко мне, как к младшей сестрёнке. В Новошахтинске пришлось расставаться - каждый получил отдельное наэначение. Я добиралась уже одна до штаба 51 армии, который находился в селе Ореховка. Оттуда я прибыла в 87-ю дивизию." 

В боях за Севастополь Тамара получила орден Красной Звезды. Вернулась домой осенью 45-го. После пединститута была направлена в Саранск, где до пенсии учила детей английскому. Сегодня Тамаре Фроловой 89 лет, живет она в Белгороде — недалеко от тех мест, где воевала.

В распоряжении "Вечерки" оказались два рассказа, написанных Тамарой Фроловой (Просвирниной), которые ярко иллюстрируют судьбу молоденькой военной переводчица. Мы с благодарностью размещаем рассказы на нашем сайте.

Тётя Таня

Весной 1943 года я прибыла в штаб 51 армии, который находился, если не ошибаюсь,в украинском селе Ореховка. Там я выяснила, где находится штаб 87 дивизии, в которую у меня было назначение. В ту сторону шла широкая дорога. Пообещали, что, возможно, туда будет машина. Когда неясно.Недолго думая, по этой широкой дороге я пошла пешком. Вдалеке был слышен глухой шум войны. На мое счастье, ни обстрела, ни бомбежки не было. Не помню, как долго я шла. К деревне, в которой был штаб 87 дивизии, я подошла к вечеру. 

Усталая, я уже была не в состоянии искать в полуразрушенном селе штаб и постучалась в крайнюю избу, где горел свет. Дверь открыла немолодая женщина, пустила меня в дом. Я попросилась переночевать. Люди тогда хорошо относились к военным. Она пожалела измученную девчонку, между прочим, в офицерской форме. К этому времени у меня с собой была только корка черного хлеба и маленький кусочек сала.

Я рассказала ей, куда иду. Она накормила меня горячим ужином, уступила свою кровать. Ее теплота, внимание и сочувствие очень тронули меня. Она сказала мне, что военные, кажется, на другом конце деревни. «Пойдешь утром!». Так и было. Я хорошо отдохнула на ее кровати, не знаю, где спала она. Утром мы вместе позавтракали горячей картошкой, и я собралась в путь. Прощаясь в дверях, она сказала: «Помни тетю Таню». Я и запомнила эту встречу на всю жизнь. Доброта и теплота человеческая никогда не забывается.

Мой первый пленный

Была весна 1943 года. Штаб 87 дивизии из села был переведен в «балку». Так называли на Украине заросшие травой и деревьями углубленные поляны. Было несколько землянок, в которых мы жили, и только «столовая» была под большим деревом и роскошным кустом цветущего жасмина. Я видела жасмин впервые в жизни. Считалось, что сверху, с самолета врагу наше КПП не видно.

Оборона немцев была сильной. Не удавалось захватить пленных, чтобы узнать расположение огневых точек, численность врага и так далее. Надо мной посмеивались, что я без дела: «Что ты переводишь? Хлеб, продукты?..» И вдруг… пленный. Ночью наши разведчики вытащили из немецкой траншеи солдата. Тащили его через колючую проволоку, ранили при захвате. И вот он передо мной. Допрос проводился около землянки. Начальник штаба задает вопросы, и я впервые разговариваю с немцем, перевожу. Он почти умирающий, но на вопросы отвечает, хотя и с трудом. В дивизии первый допрос о самом главном, что нужно знать перед нашим наступлением: какие части стоят перед нами, где орудия, кто командир, есть ли танки и т.п. Более подробные допросы происходили в штабах корпуса и армии. А в дивизии не интересовались наши командиры, чем кормят немцев, где их родные и тому подобное.

Сейчас иногда в фильмах о войне показывают, как командиры разговаривают с пленными на немецком языке. Я таких командиров не встречала. Язык никто не знал. Поэтому я вдруг превратилась в значительную персону. Вопросы начальника штаба были те самые, которые мы зубрили на курсах, так что я с переводом вполне справлялась. Я сидела на табурете, поджав ноги в стоптанных ботинках (еще из Ставрополя), немец полулежал на бревне, задыхался. Однако, все же удалось выяснить, какая часть стояла перед дивизией, где были расположены орудия, кто командир и кое-что еще важное перед наступлением. Почти сразу после допроса пленный умер. Но я экзамен - первый допрос - выдержала. И даже получила «вознаграждение».

Помню слова начальника штаба: «Пленный перед ней в добротных сапогах, а наша переводчица ноги в стоптанных ботинках поджимает. Дать лейтенанту Тамаре новые сапоги!» И я получила две пары отличных сапог хромовые и брезентовые (тогда они были в «моде»), в которых и проходила до конца войны. С этого дня ко мне стали относиться с уважением и уже не намекали, что зря ем солдатский хлеб. За два года на фронте много пленных прошло передо мной, многое забылось, но первый пленный навсегда остался в памяти.