[i]Опираясь только на документы из уголовного дела, мы попытались восстановить события с 25 на 26 мая 1958 года, произошедшие в поселке «Правда» на даче Карахановых.[/i][b]Караханов [/b]Караханов догнал свою подругу Иру уже на станции. Та, завидев его, побежала на другую сторону платформы. Но Караханов оказался расторопней. Он крепко сжал ее руку и, ухмыляясь, произнес: — Что, недовольна компанией? А может быть, мною? Уже были видны огни электропоезда. Ирина попыталась освободить руку. Не получилось.Караханов ударил Ирину по щеке и со всей силы дернул за кофту. Кофта с треском разорвалась.На мгновение руки девушки оказались свободны. Ирина бросилась к вагону. Однако Караханов вновь ее настиг. Он схватил ее за шею. Продолжал ее держать даже после того, как электропоезд тронулся с места.По дороге обратно на дачу Караханов решил извиниться.Ирина молчала. Перед террасой он вдруг остановился и обнял девушку за талию. Ира отшатнулась в сторону.— Подумаешь, цаца. И без тебя обойдусь.Караханов вошел в комнату, где находились Марина и Эдик Стрельцов.[b]Марина [/b]Марина лежала в забытьи.Сколько прошло времени она не помнила. Сознание стало возвращаться только тогда, когда Марина почувствовала, что кто-то с нее снимает одежду. Она слышала тяжелое прерывистое дыхание, которое то приближалось, то отдалялось. Девушка попробовала сопротивляться.Руки не двигались. Попыталась открыть глаза. Но веки, словно налитые свинцом, не поддавались. Марина испугалась и закричала, но расслышала только свой сдавленный стон. Чья-то рука схватила ее за горло. Больше она не сопротивлялась. Девушка опять потеряла сознание.Через некоторое время Марина очнулась от холода. Она боялась пошевелиться: вдруг опять тело будет непослушным? Марина заставила себя открыть глаза. На этот раз ей это удалось. В комнате было темно. Ее била дрожь. Внезапно она поняла, что лежит голая. Прикрыться было нечем.«Меня наверное изнасиловали» — подумала Марина и удивилась своему полному безразличию. Безразличию ко всему, кроме холода. Кое-как перевернулась на бок. Все тело ныло.— Я замерзла. Мне надо согреться. — Несколько раз повторила про себя девушка. Но ей только казалось, что она говорит про себя.— Где одеяло? Чем можно укрыться? — спросил чей-то мужской голос. Кому он принадлежал Марина не знала.— Вот. Укрой ее. — Этот голос принадлежал Караханову.Через мгновение Марина ощутила на себе колкую шерсть пледа. И еще — тепло, которого ей так не хватало. Марина стала проваливаться в черную пропасть. Она поняла, что засыпает.— Разве так можно нажираться? — хохотнул мужчина, застегивая ремень на темно-синих брюках. Он указал подбородком на спящего на полу Стрельцова. А затем добавил: — Дай закурить.Караханов передал пачку папирос. В комнате запахло табачным дымом.Когда Марина проснулась, то долго не могла понять, где она и что с ней. От страха сбилось дыхание. Она лежала голая. Почему-то на ногах были босоножки.От одной мысли о прошедшей ночи ее затошнило. Смотреть было тяжело. Она почувствовала, что один глаз опух.Марина решила бежать. Стараясь не скрипеть кроватью, она попыталась определить, кто находится в комнате кроме нее.Было темно. Но она смогла различить две мужские фигуры — на кровати и на полу.Встав с кровати, девушка осмотрела комнату в поисках одежды. Одежда была аккуратно сложена на столе. Марину поразило — Стрельцов так одежду сложить не мог. Он бы ее непременно разбросал, так же как и свои вещи. Тогда кто? Рассуждать не было времени.Она второпях оделась. Не стала одевать только бюстгальтер.Боялась, что это будет долго, и кто-то обязательно проснется.Двери с террасы были открыты. Вышла в сад. В саду стояли «Победа» и «Москвич», в котором сидели три фигуры. Марина прошла через калитку и вышла на улицу. Пройдя несколько десятков метров, она вдруг услышала, что сзади едет машина. Девушка испугалась погони и забежала в ближайший переулок. Прислонилась щекой к дереву. Почувствовала, что по лицу стекает пот. Смахнув его зажатым в кулаке бюстгальтером, она с ужасом уставилась на окровавленную ткань. Намочив бюстгальтер в луже, Марина приложила его к опухшему глазу. Немного успокоившись, направилась в сторону станции Пушкино. В голове крутился вопрос: «Кто снял и сложил ее одежду?» Она знала, что если ответит на этот вопрос, сможет назвать имя насильника. Но ответа не было.В половине шестого Марина подошла к своему дому. Дверь открыла мама.— Авария? — первое, что пришло в голову матери.— Нет. Хуже. Наверное, меня изнасиловали.[b]Эдуард [/b]— Вставай, Эдик, ехать пора.— Караханов потряс Стрельцова за плечо.Эдуард очнулся. От яркого солнечного света слепило глаза.На кровати он лежал один. И первое, на что обратил внимание Стрельцов, откидывая шерстяной плед, так это на то, что на нем не было одежды. Клетчатая рубашка и брюки лежали на столе. Носки, майка, туфли были разбросаны по всей комнате.А ведь он, перед тем как лечь на кровать, снял с себя только пиджак. Понемногу стал вспоминать события ночи. Помнил, как Марина сидела, сцепив пальцы на спинке кровати. Помнил, как положил ей руки на плечи. Помнил, как стал к ней приставать и как она укусила его за палец.Потом он отвернулся и заснул. А как же одежда? Кто его раздел? «Наверное, Марина постаралась», — подумал Эдуард и улыбнулся своей шутке.Надевая рубашку, заметил следы крови. Палец очень болел. Вышел во двор. Компания была в сборе. Поздоровавшись со всеми, Стрельцов сел на переднее сидение.— Кто тебя так? — спросил Михаил Огоньков друга, включая зажигание.— Маринка, — ответил Стрельцов и добавил: — Кстати, где она? На вопрос Стрельцова никто не ответил. Машина направилась в сторону Москвы.[b]Досье «ВМ» [/b][i]Этот рекорд вошел в историю отечественного футбола под названием: «Сто дней Стрельцова». Он так и остался непревзойденным. Двадцатилетний игрок московского «Торпедо» и сборной СССР Эдуард Стрельцов за 100 дней, всего в 18 матчах, забил 31 мяч (!). Рекордная серия началась на 78-й минуте матча Румыния — СССР 21 июля 1957 года, в день рождения знаменитого форварда, и прервалась лишь 3 ноября матчем первенства страны, в котором Стрельцов получил травму в начале второго тайма.Это достижение выглядит настолько поразительным, что можно смело говорить о том, что если бы не было тех вычеркнутых из жизни шести лет, то к 70-му — году ухода Эдуарда Стрельцова из большого футбола — счет его забитым голам мог перевалить за 1000.[/i]