Би-би-си – живой организм

[i]Я пришла на интервью с главным редактором московской службы британской телерадиокорпорации Би-би-си [b]Константином Эггертом [/b]в тот день, когда временно прекратилось ее вещание в Москве. «Ничего страшного – прокомментировал Константин, – проблема носит чисто технический характер и касается лишь нашего партнера в России.Мы делаем все возможное, чтобы вещание восстановилось как можно быстрее». На моих глазах в редакцию Би-би-си позвонил обеспокоенный слушатель и признался, что с недавнего времени стал считать это радио единственным источником объективной и нецензурированной информации, как в добрые советские времена.[/i][b]Пришлось наступить на горло собственной песне – Константин, вы согласны с этой оценкой?[/b] – Дело в том, что Би-би-си это безоценочная организация. Мы не комментируем публично действия своих коллег. Это один из самых важных принципов Би-биси, которая исходно создавалась на определенных морально-этических основаниях. Их придерживаются все сотрудники Би-би-си до сих пор.[b]– Вы же не можете не замечать, что свобода слова в России существенно ограничивается?[/b] – Скажем так, в России свобода слова подвергается испытанию, происходит процесс централизации российских медиа. И я не согласен, что в этом виноваты сами журналисты, которые себя скомпрометировали недобросовестной профессиональной деятельностью.[b]– И, наверное, приятно на этом фоне ощущать себя редактором по-настоящему свободного СМИ?[/b] – Сложный вопрос… До Би-биси я работал в российской прессе и на радио и мог свободно уведомлять читателей и слушателей, кто, на мой взгляд, хороший, а кто плохой. В качестве корреспондента Би-би-си мне постоянно приходилось наступать на горло собственной песне и четко осознавать: главное – это не твое драгоценное мнение, а необходимость соблюсти объективность, проявив таким образом уважение к аудитории, которая сама может сделать выводы из предоставленных нами фактов. Через какое-то время это вошло в привычку и даже понравилось. Потому что вечером я засыпаю с чистой совестью. Пусть я не высказал своего личного мнения, остался над схваткой, но зато и кривить душой, говорить то, что не соответствует моим взглядам, меня никто не может заставить. И теперь даже вне эфира по тем вопросам, которые у меня вызывают сильные эмоции, я не могу высказываться односторонне. Отдавать должное тому, что существуют другие мнения, стало моей второй натурой. В определенной степени это поменяло мой подход в жизни. Я стал более чутким к убеждениям других людей, научился жонглировать различными мнениями, сохраняя баланс.[b]– Что-то еще пришлось подкорректировать в собственном характере в соответствии с корпоративными правилами? [/b]– На Би-би-си существует определенная культура отношений между людьми: к примеру, руководитель не имеет права кричать на подчиненного, все замечания должны быть высказаны в максимально вежливой форме. Потом, я не могу общаться со своими подчиненными на манер: «Я – начальник, ты – дурак».[b]– А иногда, наверное, хочется именно так и сказать, подчиненные ведь разные бывают? [/b]– Очень редко. Но я беру себя в руки. Приходится аргументировать свое мнение, приводить убедительные доводы, даже если я объективно лучше разбираюсь в вопросе.[b]– Подчиненный может написать на вас жалобу? Интересуюсь, потому что видела в холле плакат с надписью: «А ты настучал на шефа»? [/b]– Да, могут пожаловаться на некорректное поведение со стороны руководства. А корректность в английском понимании предполагает очень высокий уровень сдержанности, которая некоторым кажется лицемерие. Но это не так. От звездной болезни здесь все быстро излечиваются. Даже гениальный журналист, если не умеет работать в команде, на Би-би-си долго не задержится. Хотя увольнение – долгий процесс. Би-би-си – общественная корпорация, которая существует на деньги английских налогоплательщиков. Поэтому мы обязаны отчитываться обществу за свои действия.[b]– Удивительно, что такое благопристойное и политкорректное, по крайней мере, с ваших слов, СМИ часто оказывается в центре всевозможных скандалов. Кстати, русскую службу затронули массовые увольнения в корпорации, которые начались весной прошлого года? [/b]– Нет, нашу службу сокращать не собираются. Мы вещаем с 1946 года. В Москве наш корпункт с 1991 года, когда мы перестали восприниматься как «вражеский голос». По поводу скандалов. Думаю, даже дело о смерти доктора Келли лишний раз доказало, что Би-би-си – этически зрелая организация.[b]– Судя по всему, речь идет об истории, которая получила массовую огласку. Суть ее в том, что один из журналистов Би-би-си сказал в эфире, ссылаясь на анонимный источник, будто данные, которые были в докладе о наличии оружия массового поражения в Ираке, на основание которого было принято решение начать военные действия в этой стране, были фальсифицированы по просьбе правительства Великобритании. Министерство обороны добилось, чтобы Биби-си назвала фамилию эксперта, который в неформальной беседе с журналистом сообщил такую информацию. Им оказался ученый-биолог доктор Келли, человек эмоциональный, который после того как его имя в связи с этой историей стало муссироваться в СМИ и ему пришлось давать показания на открытых парламентских слушаниях перед телекамерами, покончил жизнь самоубийством. Руководство Би-би-си приняло предложение правительства Великобритании поручить расследовать это дело независимой комиссии. Она дала заключение, что Би-би-си в данном случае нарушила принципы собственной редакционной политики. После этого генеральный директор корпорации и председатель совета попечителей нашли в себе силы взять всю вину на себя и уйти в отставку, чтобы обелить Би-би-си .Не цензура, а самоограничения – Би-би-си нередко обвиняют в двойных стандартах: в частности, освещая взрывы в Лондоне, журналисты употребляли в эфире слово «террорист», несмотря на то, что ранее они использовали из соображений политкорректности понятие «повстанец».[/b]– Во-первых, и раньше в эфире Би-би-си слово «террорист» звучало, так как у нас выступают эксперты, на которых корпоративные правила не распространяются. Действительно, журналисты нашей корпорации называли взрывы в Лондоне «террористической атакой», и никто их за это не уволил. Мы же не роботы, а живые люди. Слово «террорист» не рекомендовано к употреблению, а не запрещено. Вокруг этого внутри самой корпорации идет открытая редакционная дискуссия.Еще раз повторю, Би-би-си – живой организм. Если какие-то корпоративные правила не являются разумными и оправданными, они исчезают естественным путем. В 1980 году правительство решило, что нельзя давать в телеэфире голоса боевиков Ирландской республиканской партии и их политических представителей. Во время телеэфира показывали террориста, а озвучивал его актер с сильным ирландским акцентом. Получилась полная ерунда, потому через какое-то время этот закон тихо по-английски «ушел».[b]– Вы утверждаете, что на Биби-си нет цензуры. Однако недавно были введены новые правила. В соответствии с ними происходит запаздывание телевизионного кадра, чтобы редактор мог не пустить в эфир картинки, способные вызвать у зрителя шок.[/b]– Это не цензура, а самоограничение. Речь идет только о прямом эфире и о тех кадрах, на которых, к примеру, запечатлено, как покатилась отрезанная голова. Решение о том, чтобы буквально на минуту приостановить выход сюжета в эфир, будет приниматься сменным редактором, а не в резиденции премьера или у гендиректора корпорации. Потому что в этот момент у телеэкрана могут находиться дети или психически неуравновешенные люди.[b]– Как вы думаете, возможно ли в России создании общественного телерадиовещания по примеру Би-би-си ?[/b] – Общественное телевидение или радио – это полезная, но дорогая вещь. Би-би-си содержится за счет специального налога на пользование телевизором, а не за счет бюджетного госфинансирования. Поэтому ей удается сохранять независимость. Английской семье не обременительно раз в год заплатить около двухсот долларов, за возможность получать объективную информацию. Готов ли российский зритель отдавать деньги за то, что он привык получать бесплатно?[b]– Чем, по-вашему, радиопрограммы Би-би-си отличаются от программ других радио? Как сказывается ваш общественный статус на развитии эфира?[/b] – Мы не зависим от рекламы, ее у нас нет. Стало быть, мы можем предложить слушателям программы, на которые другие не рискнут – из-за опасений обрушить рейтинг. Кроме того, мы вкладываем большие деньги в новые технологии. В конце декабря мы выпустили в эфир обновленную программу «Утро на Биби-си». Программа строится на работе с естественным звуком. Возможности нашей компьютерной системы безграничны. Мы используем портативные цифровые телефоны и передвижные студии, чтобы предложить слушателю студийное качество звука в чистом поле. Такой культуры работы со звуком нет ни у кого, в том числе и у наших конкурентов среди иностранных вещателей. Слушатель во время наших репортажей полностью погружается в аудиоатмосферу происходящего. Можно закрыть глаза и явно представить, что находишься на футбольном матче или на митинге, или еще где-нибудь.[b]Я не футлярный человек – Когда я сейчас смотрю на вас, то невольно вспоминаю всем известного руководителя оппозиционной радиостанции, который вечно в джинсах и более чем демократичном свитере. А вы всегда в костюме и при галстуке. Положение обязывает или вы по природе «человек в футляре»? [/b]– Нет, я не футлярный человек. Наоборот, очень эмоциональный и бесхитростный. Просто отношусь к той категории людей, которые любят носить костюмы, галстуки и запонки. В принципе, много внимания уделяю своему внешнему виду.[b]– Любите церемонии? [/b]– Люблю церемонии, хорошие манеры, формальную вежливость, чтобы все было подчинено правилам. Я переживаю, что уходит обращение по имени-отчеству.[b]– Вас строго воспитывали?[/b] – Мои родители разошлись очень рано. Я жил с мамой в маленькой комнате в коммунальной квартире. Мама работала врачом, и материальные условия были весьма стесненные. Мама меня очень любит, при том что никогда со мной не сюсюкала, не баловала. Мне кажется, такое сочетание большой любви и большой требовательности дало в моем случае неплохие результаты. Мама происходит из баронской семьи, поэтому я с детства знаю этикет, умею вести себя в обществе. Но важнее привитые мне с детства личностные качества – чувство долга, ответственности, самодисциплина.[b]– То есть вы человек, который сделал себя сам? [/b]– Абсолютно. Я собственными силами поступил в Институт Азии и Африки при МГУ, выучился на арабиста. На Би-би-си начинал работать корреспондентом, за несколько лет постепенно вырос до главного редактора.Я многим людям в жизни обязан, например, своему редактору в «Известиях» Андрею Остальскому. Он сейчас главный редактор Русской службы в Лондоне. Но главный человек, без которого я бы не состоялся – это моя мама Мария Константиновна. Без нее у меня не хватило бы сил преодолеть все трудности. Она самый большой мой друг. В восемьдесят два года она находится в прекрасной интеллектуальной форме, и теперь – главный авторитет для своих внучек, моих дочерей.[b]– Как вы думаете, когда принцип толерантности и невмешательства превращается в подлость?[/b] – Когда он превращается в равнодушие.[b]– Вам никогда не было стыдно оттого, что вы думали, что придерживаетесь принципа беспристрастности, а на самом деле просто трусили? [/b]– У меня много плохих качеств. Но такого за собой не помню. Даже на комсомольских собраниях защищал своих товарищей, которым устраивали разнос за аморалку. Нет, это не про меня.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[/b][i]Родился в1964 году в Москве. В 1987 году окончил Институт стран Азии и Африки, где изучал историю и арабский язык. После университета служил в армии в составе советской военной миссии в Йеменской Арабской Республике. Начал журналистскую деятельность в 1990 году в газете «Куранты». В 1992 году переходит в «Известия», где становится дипломатическим корреспондентом, а затем заместителем международного редактора. В 1998 году поступает на работу в московский офис специальным корреспондентом Русской службы. С 2002 года – главный редактор Московского бюро Русской службы Би-би-си. Женат. Дочери – Ксения и Милица.[/i]