Какой хорошенький бантик!

[b]Композитору идею подкинул Всеволод Мейерхольд. Они познакомились в 1916 году в Петрограде, и режиссер углядел в собеседнике безоглядного новатора. Увлеченный в это время комедией Гоцци, он стал убеждать Прокофьева и в музыке посмеяться над закосневшими штампами.[/b]Идея догнала композитора в мае 1918 года, когда он отправился в долгий вояж – в Америку через Сибирь и Дальний Восток. В купе поезда в руки ему попал театральный журнал со сценарием пьесы Гоцци в изложении Мейерхольда. Густая смесь сказки, шутки, сатиры, возможность шокировать публику необычными для оперы текстами и еще более необычной музыкой заставили Прокофьева принять решение. Очень привлекли его и три плана действия: сказочные персонажи, подземные силы и, наконец, Чудаки, комментирующие ход действия.Он тут же стал набрасывать порядок сцен… Американской публике «русский варвар» понравился – и Чикагская опера сделала Прокофьеву заказ.В недавно опубликованных в Париже «Дневниках» композитора можно проследить весь путь создания шедевра, который до сих пор излучает свежесть, кажется, в любой постановке. 16.01. 1919: «С такой быстротою и легкостью у меня, кажется, не писалась ни одна вещь». Композитор весь погружен в жизнь будущих образов. Вот запись 29 января, после зубного врача: «Доктор говорил: плюньте, точь-в-точь как Труффальдино Принцу». 7 июня: «Когда я нервил со всеми моими болезнями, то я очень боялся, что помру, не кончив музыки». К осени 1919 года опера была готова. Успешной премьерой 30 декабря 1921 года дирижировал автор.Постановка в Нью-Йорке прошла более вяло: «Собачье нападение газет свело на нет весь успех» (февраль 1922 г.); Европейская премьера состоялась в Кельне (1925); последовала другая постановка в Берлине (1926).И наконец, «Апельсины» докатились до России. Мариинка – тогда Театр им. Кирова – показала диковинный спектакль 18 февраля 1926 года (в нем блистала молодая Мария Максакова). До Москвы очередь дошла 19 мая 1927 года. Самой премьеры Прокофьев не видел, но в ее подготовке участвовал: встречался с дирижером Николаем Головановым, режиссером Алексеем Диким, одобрил макет и декорации Исаака Рабиновича.Спектакль вышел яркий, по выражению Мясковского, «очень шикарный». Правда, он же доложил Прокофьеву в письме: «Певцы все плохие, хуже всех Нежданова»(!) В советское время «Любовь к трем апельсинам» не слишком жаловали. Уж слишком легко напрашивались аллюзии (так силен был заряд, заложенный Гоцци) – даже там, где их не было, советская публика жадно искала любой намек на задолбавшую ее жизнь.Так что в следующий раз «Три апельсина» на сцене главного театра страны всплыли только 11 ноября 1997 года. За пультом стоял тогдашний главный дирижер Большого словак Петр Феранец, стильно оформил спектакль Олег Шейнцис, а поставил его Питер Устинов (1921–2004).Неунывающий характер великого английского актера, режиссера, писателя, драматурга, к тому же русского по происхождению, подлил масла в огонь, и представление вышло красочным, веселым и, как встарь, заставляющим обывателей разевать рты от удивления. Особенно когда гигантский мужик – грозная Кухарка («хриплый бас» – так и обозначено композитором), подкупаемая Труффальдино, умилительно поет: «Бантик! Какой хорошенький бантик!» Спектакль, хоть и редко, до сих пор можно увидеть на сцене Большого театра.[b]На илл.: [i]Сцена из спектакля «Любовь к трем апельсинам» в постановке П. Устинова. Большой театр, 1997 год.[/b][/i]